Виталий Дубинин и Михаил Житняков («Ария»): За и против дауншифтинга

Когда самая известная группа в отечественном хэви-метале расстается с вокалистом, это не может не стать событием. Добрую половину лета поклонники «Арии» обсуждали на различных форумах, кто же придет на замену Артуру Беркуту, а имя преемника, наконец объявленное, изрядно удивило.

Еще бы – Михаил Житняков, в отличие от Беркута, не принадлежит к когорте рокеров советской закалки, он начал свою карьеру уже в двухтысячных. Его «alma mater» – хэви-пауэр-металлическая команда «Гран-Кураж» из Московской области, весьма крепкий и добротный коллектив. В команде Михаил был одним из равных, а никак не «звездным» фронтменом, которого все мечтают сманить к себе. Тем не менее, есть у него свой «козырь» – с детства Житняков был поклонником Кипелова и знал его песни наизусть, частенько исполняя на концертах «Куража» к удовольствию фэнов. Поучаствовала команда и в недавнем трибьюте «Арии». Словом, классическая история кавер-артиста, волею судеб попавшего в любимую команду? Да, но не совсем.
Как всё было на самом деле, мы расспросили двух участников группы: и нового певца, и одного из старожилов «Арии», бас-гитариста Виталия Дубинина, который, как выяснилось, и стал инициатором приглашения Житнякова в коллектив.
Разговор проходил на репетиционной базе, где команда готовилась к первому турне с новым певцом и заодно, почти в непрерывном режиме, раздавала интервью прессе.
Понемногу собирались музыканты, что-то колдовал барабанщик Максим Удалов за пультом, ждали на стенах своей очереди разнообразные гитары… В углах – подарки фэнов к 25-летию, трогательные портреты «арийцев» и даже целая скульптурная группа: рокеры с гитарами на сцене, и вокалист, который… догадайтесь сами.
Виталий Дубинин листает журнал «ИнРок». «Эх, – вздыхает, глядя на афишку концерта Марка Фарнера. – Как мы мечтали попасть на Grand Funk! А оказывается, мы в эти дни сами в турне…»
Полное отсутствие дистанции, простота в разговоре с Виталием поначалу даже удивляет – всё-таки ведь звезда, заслуженный музыкант с огромным стажем и популярностью. Потом понимаешь – тот, кто всегда рядом со своей постоянно обновляющейся аудиторией, и сам получает в некотором роде прививку вечной юности. А Михаил очень старается держаться с ним на равных – по крайней мере, видно, что оба участника искренне к этому стремятся.

Первый вопрос, мне кажется, даже задавать не надо, но я его всё-таки произнесу. Как состоялось ваше судьбоносное знакомство?
Виталий Дубинин: Произошло всё в 2009 году благодаря Маргарите Пушкиной и ее проекту «Маргента». «Послушай, какие тут у меня поют молодые ребята!» – сказала она мне. Я послушал, и мне очень понравилось, как Миша спел «Опрокинутость». Узнав, что мне понравилось, Пушкина предложила сходить на их концерт. В последний момент Рита отказалась (смеется), а я пошел и познакомился там с Михаилом.
Пушкина давно уже предлагала мне записать какой-нибудь концептуальный альбом за рамками «Арии». «А вот, – говорила она, – и вокалист подходящий нашелся!» И хотя идея записи сольного альбома канула в лету, забылась, в свете этих вот летних событий с Артуром Беркутом я вспомнил о Михаиле. И мы предложили ему уже не в сольном проекте поучаствовать, а стать вокалистом «Арии». Не знаю, колебался он или…
Михаил Житняков: Или колеблется до сих пор (смеется).
Расскажи, какой спектр эмоций ты тогда испытывал.
М. Ж.: Абсолютно полярный спектр эмоций! Начиная от паники и, может быть, страха большой ответственности, того, чего в жизни пока еще не было, и заканчивая какой-то эйфорией. Так бывает, когда у человека мечта сбывается. Пределом моих фантазий было, наверное, оказаться с ними на одной сцене, поучаствовать в каком-то творческом проекте с музыкантами такого уровня. А тут сразу предложили место фронтмена!
Поэтому приходилось думать, не скрою. Несколько дней взял на обдумывание. Советовался с супругой. И… в итоге принял положительное решение.
А с товарищами по группе «Гран-Кураж» не советовался?
М. Ж.: Товарищей я поставил уже перед фактом. Потому что решение о том, как мне жить дальше – это всё-таки мое решение, мое и моей семьи. Дело в том, что мы в группе по своему статусу являлись музыкантами-любителями, работа в ней никогда не приносила существенного дохода. Поэтому я принял решение сам, а ребят просто попросил отнестись к этому с пониманием.
В проектах Пушкиной участвовала целая армия прекрасных, разноплановых певцов. Почему группа выбрала именно Житнякова, чем его голос так поразил?
В. Д.: Есть такое понятие: нравится – не нравится. Во-первых, тембр. Мне очень понравился его тембр, показалось, что в нём много красок, которые не раскрыты, и если их раскрыть, при должном внимании на записи, то голос заиграет.
А во-вторых, был важен диапазон голоса. Нужно было, чтобы певец мог исполнять как старый материал, так и новый. Мне показалось, что голос Михаила для этого как раз подходит.
Известно, что в Интернете сразу после известия об уходе Беркута начали обсуждать разные кандидатуры. Чаще всего называлось имя Максима Самосвата, у которого изумительные верха и очень узнаваемый тембр…
В. Д.: Я, к своему стыду, не знаком с творчеством группы «Эпидемия». Да, мы пару раз выступали вместе, но это же ни о чём ни говорит. Я не стоял на их концерте, прислушиваясь к голосу Максима, и не смог оценить его в полной мере. Хотя я слышал его кавер-версию на «Игру с огнем». Мне понравилось! Но Холстинин сказал, что раньше он разговаривал с Самосватом на предмет каких-то сольных проектов или чего-то еще, и Максим сказал, что кавер этот дался ему очень тяжело. Потому что всё-таки тональность эта, тесситура – не его. Он привык петь пониже. Поэтому мы даже не рассматривали такой вариант.
Чуть раньше ты обмолвился о неких событиях, происшедших этим летом с Артуром Беркутом. Что же такое случилось?
В. Д.: Летом произошло то, о чём все знают. Мы решили прекратить сотрудничество – Артура Беркута и группы «Ария». Ты хотел узнать, почему это произошло? (Смеется.)
Я немного поясню: мы делали интервью и с Беркутом тоже. В голосе Беркута звучало полнейшее, скажем так…
В. Д.: Удивление.
Да, удивление. Он не мог понять, что же произошло. Мол, как же так: всё было хорошо, всем всё нравилось, а потом вдруг мне говорят, что я больше не вокалист «Арии»?
В. Д.: Мне кажется, Артур здесь немножко лукавит. В том, что всем всё нравилось. И что он не чувствовал, как, мягко говоря, не все довольны его пением.
Понятно, что он говорит про группу, а не про слушателей. Среди слушателей всегда будут те, кому нравится, и те, кому нет.
В. Д.: Я именно группу и имею в виду! Мы не высказывали восторгов по поводу его вокала. Наоборот, мы делали замечания, чтобы он обратил внимание на то или на другое, скажем, чтобы его голос звучал пораспевней. А Артур не проявлял особого рвения. Ну, так, вроде работаем и работаем…
То есть получается, когда ты услышал голос Михаила, то возникло некое новое видение, как может прозвучать этот материал?
В. Д.: Да нет, услышал-то я его уже давно. Получилось по-другому. Когда мы делали с Артуром, еще год назад, «Бои без правил» в демо-версии, всё вроде двигалось. А начали записывать в конце апреля вокал уже начисто, как вдруг взяли сомнения. Не получалось на выходе так, как задумывалось. Ну, решили, может, песня такая неудачная, попробуем другую. Попробовали – то же самое. Берем песню другого автора – Холстинина. Записываем – и он говорит категорично: «Я лучше эту песню вообще заберу куда-то, отдельно запишу». Взяли песню Сергея Попова…
А при этом, конечно, мы Артуру не сообщали прямо: «У тебя не получается». Старались дипломатично говорить: «Ну, да-да, надо еще поработать. Давай попробуем вот эту пока…» И в результате все авторы и музыканты поняли: что-то, как говорят, «не взлетает». И вот тогда мы и задумались, не стоит ли решиться на такой отчаянный шаг – поменять вокалиста.

И на тот момент Михаил был единственной кандидатурой?
В. Д.: Да не так всё было… Мы сели, и я говорю: «Ну что будем делать вообще? Что дальше? В таком варианте всё получается как-то тускло». И все отвечают: «Ну да. Может, попробуем кого-нибудь еще? А кого пробовать, кого? Кто сможет спеть?» И тут я говорю: «Давайте попробуем Житнякова!» – «Кто такой?» – «Ну вот, есть такой парень»… И прислал песню «Опрокинутость» Сергею, Максиму и Володе. – «Ну, давай попробуем».
Вот и попробовали. Сначала старые арийские песни, потом – новый материал. И решили, что нам так подойдет. Что можно будет что-то из этого вывертеть гораздо лучшее, чем, как это ни прискорбно говорить, с Артуром.
Был ли момент, когда работа шла одновременно с Беркутом и с Житняковым?
М. Ж.: Нет.
В. Д.: Нас упрекают в том, что мы не выпустили новый альбом одновременно с уходом Беркута. Мол, вот тогда это был бы сюрприз… Но так было бы непорядочно по отношению к Артуру. Поэтому мы, когда определились, что не будем продолжать работать с Беркутом, сразу ему об этом и сказали. Но предложили доработать еще столько, сколько он сам захочет. У нас были намечены гастроли до конца сезона, мы могли бы их даже продлить, но Артур сказал: «Да, давайте до конца августа».
Трудно ли было последние эти концерты доигрывать, зная, что этого состава больше не будет?
В. Д.: Да не особо. Конечно, присутствовала некоторая напряженность в отношениях, но не скажу, чтобы она была такой фатальной, и что мы не хотели общаться друг с другом. Очень даже нормально общались, и не только на музыкальные темы. Такого вот антагонизма между нами и Артуром нет, и, я надеюсь, не будет.
Кстати, удалось ли послушать его новый сингл?
В. Д.: Да. Песню «Орел» я знаю, мы ее даже записывали в «Арии». Мне очень понравилась «Семь морей». Отличная вещь.
Я согласен… Если у него дальше будут вещи в духе «Семи морей», буду просто счастлив.
В. Д.: Я тоже! Думаю, в таком направлении Артуру и надо двигаться. Что касается других… Я думал, он уйдет куда-то в сторону, ближе даже не к «Автографу», а к рок-н-роллу, даже чему-то полегче. А здесь Артур попытался под «Арию» что-то сделать. И, мне кажется, это не его.
А что же всё-таки помешало тому, чтобы прекрасный вокалист Артур Беркут реализовался в «Арии»?
В. Д.: Да кто же знает… (Вздыхает.) Изначально, всё-таки, наверное, Артуру близка другая музыка. Хэви-метал – это не совсем его. Беркут – это «Автограф». Я не могу отделить его от этого стиля. Здесь и могло быть непонимание… Наверное, человеку не совсем близко то, что делает «Ария». Может, я ошибаюсь, но, думается, Артур, будучи стопроцентным профессионалом, рассматривал «Арию» как место работы. Надо спеть такую песню – я ее спою. Но ведь этого недостаточно, нужно кое-что еще – чтобы это из тебя лилось, чтобы все сказали, как Станиславский: «Вот этому я верю».
Были ли шансы сделать в рамках «Арии» что-то в его родной стилистике?
В. Д.: Нет. Честно сказать – нет. Всё-таки у «Арии» есть определенные рамки. Артур приносил свои вещи… Вот песня «Твой день» оказалась вполне в наших рамках. Мы ее и сделали. На новый диск он тоже принес медленную вещь – «Орел», мы тоже с удовольствием ее взяли. Те песни, которые, как нам казалось, могли бы встать в ряд с другими, мы делали. А было так, что он приносил композиции, которые совсем нам не подходили. И это говорил не только я, но и Холстинин, и другие музыканты: «Артур, песни замечательные, но они не для «Арии».» Так бывало не только с Артуром. У меня тоже есть песни, которые я даже не приношу.
Я слышал одну такую песню, «Бабы», что ли…
В. Д.: Я не про это говорю. С этим-то ладно… Но есть несколько вещей, которые я написал давно, и, быть может, без всякой надежды; я их и не приношу. Даже не пытаюсь. А на что они похожи… Может, на Пола Маккартни. Хотя я, наверное, слишком много на себя беру (смеется).
А это ограничение исходит от самих себя или от аудитории?
В. Д.: От самих себя. У нас же есть своя история! Да, так получилось, что большинство песен сочиняют Холстинин и Дубинин. Но, тем не менее, 25 лет группа пишет в каком-то одном стиле. Песни, которые приносили Терентьев, Кипелов и Маврин, все находились в той же канве. И если Михаил нам свои вещи принесет, и они будут такими же, мы их с удовольствием сыграем.
А на публику ориентироваться – нет, как это? Это не наш метод.
Дело в том, что публика должна иметь возможность всё это проорать. Ощутить себя равноправной участницей процесса. Поэтому и вокальные партии должны быть такими…
В. Д.: Простыми? Ну, я не знаю. Вероятно, это происходит у нас уже автоматически. Наверное, любую песню «Арии» можно, понизив строй, спеть под простую гитару или даже под гармонь. (Смеется.) Специально мы этим не озадачиваемся, но во многих песнях есть такие места, которые можно пропеть хором. В том же «Крещении огнем» (напевает). Да где угодно! Мы же не сверхнавороченную такую музыку играем. Всё вполне доступно. И мелодично.
Вы сочиняете материал с прицелом на какой-то конкретный голос или нет?
В. Д.: Без прицела. Просто семнадцать лет в группе работал Кипелов, и нам было ясно, какой это голос. Это и были наши критерии: чтобы человек пел мощно, высоко, как говорится, в лучших традициях жанра. Потом пришел Беркут, его и взяли отчасти затем, чтобы он смог спеть как раньше. И точно так же мы продолжали писать песни, не понижая тональности, ничего. Так было и с «Фениксом». Песни пишутся, как пишутся.
Михаил, хотелось ли тебе что-то в материале поменять, сделать иначе?
М. Ж.: Я могу сказать, что мне очень много приходилось думать, перед тем, как браться за материал. Я всегда считал, что чисто технически мне некоторые вокальные моменты недоступны. Не хватало знания каких-то приемов, музыкального образования. Почти одновременно с присоединением к группе я записался к вокальному педагогу – Екатерине Юрьевне Белобровой.
К чему я всё это говорю? Я понимал, что несовершенен. Что нахожусь в определенной стадии роста. И полностью доверял тем людям, которые говорили, как и что должно быть на записи. Я это даже не подвергал сомнению, и, честно говоря, желания такого не возникало.
Когда ты пел эти вещи, с чем ты имел дело? Какой-то черновой вокал, наверное, уже был?
М. Ж.: На какие-то песни тексты уже были готовы, на какие-то еще писались. Иногда я слышал «рыбу», иногда – уже готовую композицию в исполнении, допустим, автора. Практически все песни были напеты Виталием. Или я приходил и прямо при мне он записывал эту «рыбу» или готовый текст, который только что получил, одним дублем. Я «сливал» себе эту запись, уходил домой, слушал, потом возвращался и пытался петь.
Какие из песен тебе показались самыми сложными в интерпретации, и наоборот?
М. Ж.: Самыми трудными оказались медленные песни. В их числе – «Реквием». Было тяжело ее исполнять проникновенно, так, как задумывалось автором, но потом всё-таки пришло определенное настроение, осознание. Не мне судить, что в итоге получилось (смеется), может быть, можно было сделать и лучше.
А есть песни, которые шли на удивление легко. Например, «Равновесие сил». Резкая такая, с диапазоном вещь, и как-то она сразу вся получилась, чуть ли не с одного дубля. (Смеется.) Всё зависит от настроения. Вокал – это такой инструмент, где надо, чтобы звезды сошлись. Пришел сегодня, надо записывать песню, раз – и всё получилась. Была бы другая песня в планах – может, и другая бы легче записалась.
Была ли задача в какой-то песне спеть в строго определенной манере? Когда обнародовали первую вещь с твоим вокалом, «Бои без правил», сразу начались сравнения с Кипеловым. Причем не просто с Кипеловым, а именно с ранним, образца первых двух альбомов, когда он еще не стал эдаким «металлистом», а был немножко эстрадником, и голос звучал достаточно мягко.
М. Ж.: Могу сказать, что «Бои без правил» – одна из первых песен, которые мы пробовали записывать. Видимо, после того, как я начал ходить к педагогу, моя манера исполнения стала меняться. И еще: Виталий, как продюсер по вокалу, требовал от меня отсутствия манерности. Он, зная мой природный голос, хотел добиться какого-то определенного тембра и пытался убрать эти вот лишние манерные штучки. Если в итоге получился ранний Кипелов, то я могу этому только порадоваться. А вот стремления быть похожим, попытаться под него подделаться – такого не было.
В. Д.: Присоединяюсь к мнению. Может, он и похож, но это просто от природы. Задача сделать из Михаила молодого Кипелова не стояла. Была другая задача – сделать из него открытого, мужественного человека, настоящего такого мужчину. Иногда он начинал петь, и я ему говорил: «Убирай мальчика!» (Оба смеются.)
А «Бои без правил» действительно была первой, и общая платформа, концепция, как должен звучать его голос на альбоме, еще не была найдена. Постепенно, песню за песней, мы поняли – и Миша понял – чего мы от него хотим. Этой вот широты…
Мы попробовали уже потом перезаписывать «Бои без правил». Но, я считаю, что если что-то записано, уже есть какой-то вариант, то переделывать всегда получается хуже. Если на следующий день попробовали, и кардинальных улучшений нет, то лучше оставить всё как есть.
И всё-таки есть какая-то преемственность, даже в сюжетах. В начале истории «Арии» была песня «Тореро», первый хит с Беркутом – «Колизей», теперь вот опять бои… Всё это так и задумывалось?
В. Д.: Совершенно не задумывалось. И текст был написан одним из первых, еще в прошлом году. Всё как-то само сложилось, так же как и с названием «Феникс». Слушатели решили, что название связано с новым вокалистом, но нет – всё было определено еще задолго до того. Может, только кто-то там сверху…
Этот птеродактиль на обложке – что это за феникс такой?
В. Д.: Это видение Лео Хао. Он представляет себе феникса именно таким (смеется). А если серьезно, когда мы к нему обратились, я сказал: «Нам надо настоящую обложку в стиле 80-х годов!» Он говорит: «У меня тоже такое видение. Я нашего традиционного Жорика там сделаю, а никаких птиц не будет». Вышла некая стилизация, компиляция, не знаю, как это правильно сказать. (Смеется.)
А кстати, есть ли у Арии хотя бы одна обложка, на которой ничего не горит?
В. Д.: (Смеется.) Я тоже ему об этом говорил. На последних трех альбомах у нас всё время огонь. И в первом варианте обложки «Феникса» его было гораздо больше. А Лео Хао отвечал: «Ну что я могу сделать, если у вас песни такие! У вас везде огонь!»
М. Ж.: Говорят, если Лео Хао русалку попросить нарисовать – ничего не получится. (Смеется.)
А кстати, насчет текстов. Общеизвестно, что стихи, которые Маргарита Пушкина писала для Кипелова, как-то очень тяжко рождались, на протяжении целых пяти лет… С «Арией» всё легче происходило?
В. Д.: Ну, не со всей «Арией»; работал-то с Пушкиной только я, и лишь под конец уже подключился Серега, которому она написала одну песню. Мне кажется, дело всё в том, готов ли ты идти на компромисс. Если Валера хотел, чтобы Рита была ретранслятором его мыслей и ощущений, то в «Арии» мы с энтузиазмом принимали те темы, которые предлагала она сама. Понимая, что если автору тема близка, то ему будет проще писать. И второе – Рита говорила, что они с Валерой сотрудничали в достаточно свободном графике. Она могла сделать вариант, а потом через две-три недели Валера ей звонил и говорил: «Ты знаешь, мне что-то как-то… не то». И она отвечала: «Хорошо, я переделаю». А мы с ней действовали в режиме «stand by». (Смеется.) Я получал от нее вариант и уже через три часа говорил какие-то замечания. В эти последние полгода мы работали очень-очень плотно. Рита взяла такой темп – а может, я ее вогнал в это состояние, – что она сочиняла как никогда продуктивно.
Когда пишешь песню, ты уже знаешь, о чём она?
В. Д.: Нет. Вернее, не всегда. Иногда понимаешь, о чём бы хотелось сказать. Иногда вообще нет. В песне «Феникс» Рита меня спросила: «Про что песня?» – «Понятия не имею!» – «Давай про город Каркассон». Начала писать, и я понял, что это как-то не очень подходит. «Ну, давай про другое. Про какие-нибудь бои». – «Ну, бои уже вроде как были. Поддостали немножко». (Смеется.) – «Ну, давай про Крымскую войну». Но и про Крымскую войну было тоже всё как-то за уши притянуто. И вдруг появился Феникс, и я сказал (щелкает пальцами): «Вот! Эта мысль мне очень нравится». Бывает, что-то такое вот щёлкает, и понимаешь, что идея точно подходит. И тогда легче общаться уже на предмет разработки самого текста.
А бывает иначе. Вот со «Штилем» так было. Я сразу сказал: «Давай напишем песню про море. Что-то такое вот грустно-одинокое». Музыка предполагает такие ассоциации…
А почему Пушкина с Холстининым сейчас не пишет?
В. Д.: Это, наверное, у них надо спрашивать… И я уже говорил: Рита сейчас очень быстро пишет, но иногда любит и затянуть что-то… Ждет вдохновения. Затем, у нее другие проекты существуют: и группа «Кипелов», и группа «Мастер», и в Catharsis она что-то делает. Не говоря уж о сольном альбоме «Маргента», хотя там и готовые стихи. Может, Володе не хотелось ждать так долго. А может, Володя смотрит в перспективу, ищет новых, молодых авторов.
Как получилось, что на горизонте возник поэт Игорь Лобанов? Это ведь тот самый Лобанов, еще из группы End Zone?
В. Д.: Именно оттуда он и появился. Лобанова мы знаем давно, еще по группе End Zone, записывали ее вот здесь в студии. Володя постоянно контактировал с Игорем, может, даже продюсировал его уже в «Слоте». Когда Лобанов начал писать тексты на русском – раньше-то End Zone были на английском, – у нас что-то такое срослось.
Почему вы в группе сочиняете песни по отдельности?
В. Д.: Это потому, что каждый уже в состоянии написать песню целиком и видит, что он хочет получить на выходе. Но каждый из нас, когда приносит демозапись, спрашивает остальных: «Будем играть такую песню?» И проходит чуть ли не голосование. Если кому-то вещь не нравится – мы ее не играем. А если всем нравится – тогда мы ее принимаем, начинаем репетировать, делать какие-то изменения-дополнения.
Конечно, у нас не на сто процентов одинаковые вкусы, но с Холстининым мы играем вместе уже чёрт знает сколько лет, с Максом и Сережей – тоже достаточно давно. У нас выработалось некое общее понимание того, что мы хотим от самих себя услышать. Поэтому так и происходит. Да, бывает так, что приносит кто-то песню, и кому-то нравится, а кто-то говорит: «Нет…» И когда такое бывает, лучше песню оставить. Ничего хорошего не произойдет. Или надо попытаться убедить человека. Вдруг это я коряво сыграл и спел, и стоит попробовать сыграть и спеть вместе, а потом уже принимать решение.
Вопрос полушутливый, полусерьезный. Есть такое распространенное мнение, что, как только выходит очередной диск Iron Maiden, то музыканты группы «Ария» ощущают новый прилив вдохновения. Яркий тому пример – песня «Бои без правил». Вот как у вас так получается?
В. Д.: (Вздыхает.) Специально никто ничего такого не делает. Это стилистическое влияние. Нам всегда хотелось играть так же, как Iron Maiden, как Judas Priest, и в своё время, 25 лет назад, мы столько всего этого наслушались, что… Я не скажу, что мы мыслим одинаково с Iron Maiden, но для меня в свое время было лучшей похвалой, что мы играем как они. Сейчас это, может, и уничижительно для кого-то звучит. Я считаю, что плагиат – это если ты содрал мелодию или гармонию. Но у нас такой задачи никогда не стояло. Мы просто работаем, как работаем.
В «Боях без правил» мы вступление еще с Манякиным играли, как я помню. А теперь люди пишут, что оно содрано с последнего альбома Iron Maiden! Кто-то его там умудрился услышать. (Смеется.)
Я помню, в каком-то старом интервью высказывалась очень изящная мысль: «Мы просто любим Jethro Tull! И Мэйден тоже любят «Талл», и поэтому получают точно такие же результаты, как и мы».
В. Д.: Это, наверное, Холстинин сказал. (Смеется.) Но, да, действительно, люди почему-то слышат в наших песнях только Iron Maiden и Judas Priest. Но в них полно – и я не хочу этим сказать, какие мы великие, – влияний Grand Funk Railroad, других групп 70-х годов. А люди, теперешняя молодежь, ищут то, что лежит на поверхности.
Михаил, хотел спросить: а как будущий, третий альбом «Гран-Кураж» поживает? Был ли записан твой голос для него?
М. Ж.: Нет, не был. Работа над диском шла в тот момент, когда я принял решение перейти в «Арию». А что будет дальше с этим альбомом, будет ли там мой голос? Да, он там будет. И с группой всё будет хорошо. Я в этом больше чем уверен.
И мне очень приятно, что группа «Ария» очень правильно отнеслась к ситуации. Понятно, я сейчас буду всё отдавать группе «Ария», и она не должна испытывать какого-то элемента невнимания с моей стороны. Всё будет отдаваться целиком и полностью. Но «Кураж» – это не просто мои бывшие коллеги, а очень хорошие друзья, с которыми я уже десять лет как знаком. Мы крепко дружим. Дочь барабанщика, кстати, моя крестница. Нас связывает гораздо большее, чем просто игра в одной группе. Поэтому на новом альбоме будет мой голос. А что будет с командой в дальнейшем – время покажет.
Надеюсь, что всё будет хорошо. А, кстати, будете ли вы участвовать в продолжении «Династии» Маргариты Пушкиной?
В. Д.: Мне постоянно Рита говорит: «Давай, попробуй, помоги». А я ей постоянно отвечаю, что не могу писать музыку на готовые стихи. И даже если вдруг попробовать, и у меня, чего доброго, получится, это отнимет столько времени от «Арии»… У меня этого времени просто нет. А делать спустя рукава – я так не умею. Записать целый альбом – это огромный труд. Поэтому я не буду участвовать в «Династии посвященных – 3». (Улыбается.)
М. Ж.: Если пригласят, я, конечно, с удовольствием рассмотрю такую возможность. Потому что сотрудничество с Маргаритой Пушкиной сделало для меня свое дело: я стал вокалистом группы «Ария». (Улыбается.) Но нельзя забывать, что приоритетной задачей является в первую очередь концертная и студийная деятельность группы «Ария». Если от этого останется свободное, уже мое личное время, я буду очень рад!
Возвращаясь к «Арии»… Есть такой новомодный термин – «дауншифтинг». Когда человек оставляет важную, денежную, престижную работу, перебирается в какую-нибудь избушку и начинает заниматься тем, к чему лежит его душа. Не было ли в замене вокалиста чего-то похожего? Быть может, решения пожертвовать частью популярности, аудитории, зато стать более свободными, получать больше творческой отдачи?
В. Д.: Если ты именно это называешь дауншифтингом, то, наверное, да. Мы говорили, что, возможно, аудитория сократится, но нам будет приятно то, что мы делаем. Мы сможем получать большее удовольствие, чем раньше. Это действительно так.
В первую очередь нам хотелось бы услышать песни такими, какими мы их задумывали. С Михаилом это получилось… Да, мы знали, что можем что-то потерять, зато нам самим будет комфортнее. А если потом мы потом приобретем и новую, бОльшую аудиторию, это будет только плюс.
С Артуром у нас был вариант один. Самый максимум – остаться на том же уровне. А скорее всего – пойти в медленное пике. Или быстрое. Я не знаю.
Есть ли у «Арии» сейчас какой-то «План Б»? Понятно, сейчас первое турне, и всем дико интересно, как всё будет звучать с новым певцом. А потом – второй раз, третий… Если «новая Ария» начнет играть в полупустых залах… тогда что? Что вы будете делать?
В. Д.: Честно говоря, я подобный вариант не рассматриваю. Есть определенная уверенность, что этого не будет. Всё-таки опыт у нас есть, и есть свое мнение, как всё должно выглядеть. Поэтому «Плана Б» как такового не существует. То, что уже сделано, подсказывает – мы движемся в правильном направлении.