Александр Ситковецкий («Автограф»): Есть ли жизнь в цифре?

Александр Ситковецкий — культовая фигура среди российских рок-музыкантов: великолепный гитарист, основатель и лидер групп «Високосное лето» и «Автограф», исколесивший Америку и выступавший с известными во всем мире музыкантами. О творческой биографии Ситковецкого шла речь в подробном интервью, опубликованном в «ИнРоке» № 5(55)/2012.

Но рок — лишь одна сторона жизни Александра. Уже более 25 лет Ситковецкий – вице-президент российского дистрибьютора A&T Trade, на чьей визитке написано «Minister of Foreign Affairs». Что значит эта надпись, как совмещаются бизнес и творчество и, главное, что думает Александр о взаимоотношении двух миров, «цифрового» и аналогового.
«Телевидению принадлежит будущее. Не будет ни газет, ни книг, ни кино, ни театров, а будет одно сплошное телевидение», — считали герои кинофильма «Москва слезам не верит». Да, цифровой мир настал быстро, заполнив собой всё возможное пространство вокруг человека. Но есть ли хоть какие-то шансы на выживание у «нецифрового»? У Александра Ситковецкого есть свой ответ на этот вопрос.

Оригинальная версия этого интервью опубликована в журнале «Stereo & Video» №7/2014. Автор — Андрей Дементьев.

Александр, вы – профессиональный музыкант, высоко ценящий натуральный звук. Но сейчас это редкость – цифра, кажется, побеждает по всем фронтам. Скажите, насколько сильно за последние 20 лет изменились технологии в музыкальном бизнесе, и повлияло ли это на творчество?
Мы начинали бизнес в аналоговом мире, а сейчас мир стал цифровым. Преобразились инструменты создания музыки, ее аранжировки, записи и воспроизведения. Но две материальные вещи остались незыблемыми. Вернее, это одна и та же вещь, лишь вывернутая наизнанку: микрофон и динамик. Все, что между ними, кардинально поменялось.

Это позитивные изменения?
Думаю, что нет, не позитивные. И не потому, что я старой школы и мне много лет, а потому что объективно цифра до сих пор звучит хуже. Притом что сегодня она играет значительно лучше, чем в 1995 году – разрешение и глубина выше. Тем не менее, подавляющее большинство людей, которые профессионально занимаются звукозаписью, сходятся во мнении, что аналог звучит лучше. Да, он менее удобен, менее надежен, не позволяет так быстро монтировать треки. Но если слушать микс в целом, как звуковой образ, а затем все детали, то приходит понимание, что аналог пока непобедим.
Приведу такой пример. Сегодня для работы со звуком выпущено множество плагинов, например, известный пакет «Waves», программное обеспечение, стоящее больших денег. И сами по себе – по отдельности – эффекты звучат замечательно, но когда начинаешь их наслаивать, они начинают каннибализировать, «кушать» друг друга. Но если эти плагины выводишь на внешнее железо, потом записываешь получившийся результат по дорожкам, происходит чудо, микс раскрывается. Может быть, пройдет пять, десять или более лет, и настанет момент, когда мы не услышим этой разницы.

А изменился ли творческий процесс, музыка сама по себе?
Я вас, наверное, огорчу, но ничего не изменилось. По-прежнему главное, чтобы была мелодия, которая затронет души других людей. А что использовать для реализации, для превращения идей в материальное – это всегда вторично.
Например, появление электрогитары привело к созданию целых музыкальных направлений.
Но в 1990-м году электрогитары уже были. Инструменты остались те же самые, только переместилось все внутрь компьютера. И теперь звук Fender Piano мы получаем не из тяжелого железного, плохо настроенного и прихотливого инструмента, а нажимая на MIDI-клавиатуру, выбрав тембр на компьютере.
Я бы даже сказал, что идет движение обратно, в традиционные звуки – гитары, бас, барабаны. Все уже наигрались с синтезаторами. Драм-машина, призванная покончить с живыми барабанщиками, можно сказать, умерла, оставшись как приложение, полезное для репетиций или для других жанров музыки, как, например, рэп. Но даже рэперы на сцене играют с «живым» барабанщиком. Потому что самое важно в музыке – это человек, его талант.

Cольный альбом «Zello», 1991

Хорошо, позиция в споре «цифра или аналог» ясна. Скажите, вас знают прежде всего как известного гитариста, а о бизнес-стороне вашей жизни известно значительно меньше. Когда и почему вы стали работать в музыкальном подразделении A&T Trade?
Все началось со встречи с Алексеем Курочкиным (президентом холдинга компаний A&T Trade) в Лос-Анджелесе. Мы были знакомы еще со времен совместной работы в Москонцерте.
Незадолго до этого я уехал из Москвы в США с двумя гитарами и гитарным рэком в багаже. С финансами было туго, знание торгового бизнеса – нулевое. Зато были обширные контакты в музыкальной индустрии – с группой «Автограф» в 80-х мы объездили всю Америку. «Советский рок», «перестройка», «гласность» – популярные тогда слова в США. На восточном побережье выступал «Парк Горького» и Борис Гребенщиков с Брайаном Ино, а Западное объезжал «Автограф».
Нам повезло с менеджером группы. Мэри Беккер «привела» очень много эндорсеров (эндорсер – музыкант, использующий инструменты, оборудование или одежду по контракту с фирмой, — прим. авт.). Мы сотрудничали с Shure, Zildjian и другими. Fender нам дал целый контейнер оборудования. Даже кроссовки были «эндорсментные», правда уже не помню, какой фирмы. В общем, я знал многих людей из индустрии, и встреча с Алексеем Курочкиным обернулась решением превратить мои связи в хороший бизнес.

И с чего стартовали?
Нашим первым брендом в 1990 году стал Fender. Мы были настолько позитивно настроены и впечатлены открывающимися перспективами, что сразу закупили у них контейнер и послали в Россию. И год он стоял запечатанный: мы переоценили рынок. Тогда даже мексиканская гитара Fender стоила 800 долларов. Для 1990-го года в России — слишком высокая цена. Впрочем, начало было положено, и уже к 1994 году мы стали крупной компанией, продавали инструменты и технику для шоу-бизнеса. В нашем каталоге значились Fender, Ibanez, Korg и другие бренды.

«Мы, музыканты, создаём аудио по одну сторону баррикад».

А когда вплотную «столкнулись» с цифровым будущим как бизнесмен?
Это уже история A&T Trade Hi-Fi, и как часто бывает в жизни – это было дело случая. В 1994-м году из одной дистрибьюторской фирмы ушла группа менеджеров во главе с Юрием Вереновым. Его хорошо знал Леонид Гуткин (бас-гитарист «Автографа», президент «Крем Рекордс»). он мне сказал, что в России команда профессионалов из Hi-Fi-индустрии ищет себе применение. Я поделился этой информации с Алексеем Курочкиным.
Сначала были сомнения. Мы оба профессиональные музыканты: он пианист, я гитарист. В Hi-Fi разбирались на бытовом уровне. Но Алексей, как бизнесмен с сильной интуицией, что доказывалось много раз, сказал: «Давай попробуем. Как зарабатывать деньги и организовывать процесс, мы знаем, только тебе придется заняться этой индустрией, понять, какие там основные игроки, тренды. И надо сделать так, чтобы рынок тебя уважал и принимал».
Мы связались с Юрием Вереновым и приступили к работе. В A&T Trade я с самого начала занимался портфелем брендов в профессиональном подразделении компании. Теперь мне предстояло понять, как выбирать бренды на Hi-Fi-рынке. Юрий провел со мной большую работу. Это как учить новый язык методом погружения. Он человек эмоциональный, и для него этот бизнес, в первую очередь, реализация самого себя, он этим живет, и Hi-Fi – неотъемлемая часть его жизни. Конечно, я не сразу во всем разобрался. Более того, у меня поначалу возникло некоторое эмоциональное отторжение.
Ведь мы, музыканты, создаем аудио по одну сторону баррикад, используем определенные системы для прослушивания конечного продукта. А по другую сторону находятся обычные потребители и слушают на Hi-Fi-акустике созданное нами. Мне казалось, что по какой-то странной причине эти люди используют абсолютно другие «инструменты», которые не имеют никакого отношения к тому, на что мы ориентировались во время записи и сведения. И звучит все по-другому. Однако это отторжение прошло, потому что Юрий буквально заразил меня своей увлеченностью, я начал понимать, зачем нужна Hi-Fi-аппаратура.
А потом настал момент истины – нужно было договариваться с поставщиками. Юрий Веренов объяснил, с кем говорить в первую очередь, я купил костюм и галстук, которые в музыкальной индустрии совсем не нужны (волосы до плеч, правда, не состриг), и поехал в Чикаго на выставку Hi-Fi-техники. И вот захожу на эту выставку и понимаю, как всё непросто. В музыкальной индустрии меня знают очень многие, на профессиональных выставках каждый второй – мой приятель или бизнес-партнер. А здесь даже принцип демонстрации оборудования чуждый мне, всё происходит в маленьких комнатах.
Мне повезло: в лобби отеля, у телефона–автомата, я встретил старого приятеля, Энди Джайлса. Энди был пресс-атташе Led Zeppelin, внешне он очень похож на Роберта Планта, что при его должности не случайно. И он рассказал, что пишет обзоры в журнал «What Hi-Fi». Узнав это, я понял, что выиграл в лотерею, и предложил ему пойти в бар обсудить мой план действий. Спустя час у меня на салфетке была полная схема Hi-Fi-индустрии: кто, где и почему. Люди, контакты… в общем, всё. И я, вооруженный этой салфеткой плюс знаниями и наставлениями от московской команды, пошёл на второй штурм выставки.

Начало 90-х – сложное время для России, а репутация страны была, мягко говоря, непривлекательная для инвестиций. Когда вы общались с людьми в Чикаго, как они реагировали на возможность работы на российском рынке?
По-разному. Некоторые бренды уже заявили о себе в России. Для них я проводил презентацию, рассказывал о преимуществах работы именно с нашей компанией. Были и те, кто сразу говорил: «Нам не нужна Россия, у вас нет банков, это слишком рискованно». На что у меня был железный аргумент, потому что я приходил не от лица московской компании A&T Trade, а как представитель A&T Trade, Inc. в Лос-Анджелесе. В те годы все стратегические финансовые операции мы проводили через представительство в США. Например, когда флоридская фирма Straightwire узнала, что счета будет выставлять не в Россию, а в Калифорнию, отношение моментально изменилось. Они поняли, что тут они защищены, это правовое поле.

Александр, скажите, после всех лет работы с Hi-Fi-техникой изменилось ли у вас к ней отношение как профессионального музыканта?
Сложный вопрос. Я продолжаю быть музыкантом и продюсером, у меня дома большая профессиональная студия. И каждый раз, когда Юрий Веренов у меня в гостях просит что-нибудь включить, он морщится. Мои студийные мониторы звучат принципиально иначе, чем, например, Meridian или B&W (при всем уважении к продукции этих фирм). В свою очередь, когда я слушаю на демонстрации какие-нибудь Hi-Fi-системы, бывает, и я морщусь. Потому что помню, когда мы создавали музыку, здесь был «кусок информации», а теперь я его не слышу.
Но мы давно эти споры закончили. Я уважаю Hi-Fi-индустрию – это колоссальный кусок мировой звуковой культуры. Во всех странах мира есть аудиофилы и меломаны, которые хотят слышать качественный звук. И мы радуемся тому, как здесь звучит и как там, и понимаем, почему так происходит. И, конечно, не обсуждается, что Hi-Fi – это прекрасный, интересный и прибыльный бизнес.

Заканчивая тему Hi-Fi, цифрового и аналогового звука, хотел спросить: как вы относитесь к винилу, тема ведь модная?
Положительно. Хотя стал понимать винил только недавно. Почему? В 1986 году, в Финляндии, я впервые в хорошей профессиональной студии услышал только что вышедший на CD альбом Питера Гэбриэла «So». Услышал в шикарном помещении, на огромных Genelec – меня просто «сплющило». Неделю ходил эмоционально оглушенный тем, что услышал. Разница между аналогом и CD была колоссальная, шокирующая. Ушло всё, с чем нам приходилось мириться – шум пленки, шипение, треск винила. И в тот момент компакт-диски для нашего поколения буквально убили все остальные носители.
Но потом восприятие стало меняться. Да, аналог не так практичен и хорош для записи, но при воспроизведении он определенно красивее и качественнее. Цифра удобней, но не всегда прослушивание музыки – это вопрос удобств: когда хочешь отдаться музыке, пропустить её через себя, винил погружает тебя в звук. Есть в нем что-то магическое, что трудно объяснить словами. В этом, думаю, и кроется нынешняя популярность винила.

«Творчество и бизнес отлично сочетаются». Доказательство — третий сольный альбом Ситковецкого «Full House» (2016). Доступен на Яндекс-музыке.

Скажите, а что значит ваша должность «Minister of Foreign Affairs«, почти буквально «Министр иностранных дел»?
Сегодня я продолжаю заниматься контактами с брендами. Я человек, который поддерживает международное общение – налаживает коммуникации между нашими офисами продаж и маркетинга и поставщиками. Естественно, ежедневная работа происходит напрямую, но когда появляются стратегические вопросы, обращаются ко мне. Поэтому на визитке написано «Minister of Foreign Affairs», это моя работа.

И последний вопрос: бытует мнение, что бизнес и творчество плохо сочетаются. Что вы об этом думаете?
Если говорить об отдельном человеке, то всё очень индивидуально. Приведу пример блестящего музыканта, я считаю, лучшего бас-гитариста России и Советского Союза – Леонида Гуткина. Он в 17 лет уже был, что я называю, «Музыкант Музыкантыч». Творчество, созидание, исполнение, реализация себя как музыканта и музыкального продюсера – это 100% его жизнь. Леониду, кстати, мы предлагали в самом начале работать в Hi-Fi-подразделении A&T Trade. Но он ответил: «Друзья мои, нет. Я буду музыкой заниматься». У него не получается совместить творчество и бизнес, и это прежде всего его выбор.
Но в тандеме, я считаю, никакого конфликта не будет. Поясню: когда Алексей Курочкин в Лос-Анджелесе предложил принять участие в его бизнес-проекте, я понял, что мне это интересно. Ведь за всю историю групп «Високосное лето» и «Автограф» я всегда отвечал за техническую сторону, знал все аспекты оборудования: от барабанных палочек, до колонок и света. И мне нравилось работать с оборудованием, тем более Министерство культуры СССР в 80-е снабдило нас потрясающей аппаратурой – «валютной», как ее называли, и это был неоценимый опыт. Плюс, у меня были очень обширные контакты с людьми из индустрии.
А Алексей Курочкин уже тогда хорошо знал, как работает бизнес, ведь он был одним из самых успешных коммерсантов по музыкальным инструментам в Советском Союзе. Его знала вся страна, люди приезжали из Владивостока, чтобы купить инструменты. Также он прекрасно понимал, как работает система торговли на Западе – отношения между производителями, дистрибьюторами, где какая маржа заложена. А с моей стороны были контакты в индустрии. Как показало время, наши компетенции оказались очень полезны друг другу и 25 лет успешной работы на рынке – тому доказательство. Поэтому я за командную работу – при такой схеме всегда есть возможность реализовать и бизнес, и творческий потенциал.