Кит Эмерсон (ELP, Keith Emerson Band): Увидеть Москву и улететь

Клавишник, композитор и «первая буква» в легенде арт-рока ELP, Кит Эмерсон – из тех людей, с кем интересно разговаривать по любому поводу и даже без повода. К сожалению, без повода интервью почему-то не назначаются, но сейчас стартовая тема для беседы всё-таки была, и весьма серьезная. Увидел свет концертный альбом группы Кита Эмерсона, названный просто «Moscow».

Сам артист (или, скорее всего, менеджмент лейбла) настоятельно рекомендовал ограничиться в интервью вопросами, связанными с этим конкретным релизом. Скажем так, нам это почти удалось. Почти – потому что в жизни Эмерсона за последнее время произошло еще немало событий, не упомянуть о которых в разговоре невозможно. Это и тяжелейшая операция, которую музыкант перенес в прошлом году, оказавшись буквально на волоске от смерти, и воссоединение, пусть всего на один концерт, группы ELP – событие, о котором фэны долгое время не смели и мечтать. А теперь, дождавшись, остались в раздумьях: а о том ли они мечтали?
Кит, очевидно, очень серьезный и очень занятой человек. Он предложил перенести уже назначенное интервью на час из-за каких-то студийных дел, но затем долго и терпеливо отвечал на вопросы. Серьезно задумываясь, тщательно подбирая слова, порой парадоксально перескакивая с темы на тему, порой – сдабривая разговор совершенно непереводимым, а то и вовсе непонятным британским юмором. Одно можно сказать точно: отделываться шаблонными фразами – не в обычаях Эмерсона.

Я был на концерте, который сейчас вышел на DVD, и уже тогда меня не отпускало чувство, будто происходит нечто особенное. Что это выступление стоило бы записать, чтобы другие люди тоже его увидели. Мечта сбылась, и это очень приятно.
Конечно! Для всех нас это тоже было очень важное событие. Все музыканты группы, кроме меня, из Америки, и всё, что они знали о Москве до этого, было почерпнуто из старых времен, когда между странами шло противостояние. Мы получали сведения в основном из фильмов о Джеймсе Бонде (смеется). Парни поначалу были немного осторожны. Мы увидели красоты ваших городов — Москвы и Санкт-Петербурга. Они необыкновенны. А лично меня, признаться, весьма впечатлил ужин – черная икра в особенности. В Америке такого не найти.
Публика была очень открытая и внимательная. Я был польщен тем, что целых четыре видеокамеры снуют вокруг нас, вдоль и поперек, словно поезда на рельсах. Ты здесь?
Слушаю внимательно.
(Смеется.) Таковы мои воспоминания о Москве. Конечно же, Марк Бонилла и остальные ребята: Тони Пиа, Трэвис Дэвис — были абсолютно потрясены всем, и прежде всего культурой. И конечно, женщинами, которые, как известно, в России – самые красивые в мире. Я не женат, но со мной тогда была подруга. Так что оставалось только глядеть по сторонам. (Смеется.) Таков уж рок-н-ролл! Большинство музыкантов на гастролях не упускают случая познакомиться с местными талантами, хотя бы просто поглядеть на них. А мы, отмечу, не стремились к более близким знакомствам. (Смеется.) Бывает, смотришь на какой-нибудь шедевр архитектуры, а потом мимо проходит очаровательная барышня, и про архитектуру сразу забываешь. (Смеется.)
Шедевры – они повсюду! Вернемся к предполагаемому предмету беседы. Как шла видеосъемка концерта? Была ли это инициатива с мест и кто над ним работал — российская съемочная группа или вы привезли своих операторов?
Я не знаю! В эти дела я просто не вмешивался. Мне было прежде всего важно сыграть как следует этот концерт. А уже когда мы выступили, оказалось, что есть качественная запись. Я был заинтригован и счастлив тем, что наш концерт отсняли. А потом я обнаружил, что этот материал собираются издавать. Вернее, так: мне поступило предложение по поводу его издания. И тогда уже мы с Марком Бониллой стали отсматривать черновые версии будущего фильма — и были очень изумлены, восхищены тем, как чудесно всё оказалось записано. Требовалось только дополнительное сведение – в формате Dolby 5.1. Те, кто смотрит DVD, могут представить себя прямо в центре того представления. Конечно, в наши дни у каждого на концерте есть айподы, телефоны и прочие штуки, и на следующее утро записи оказываются на YouTube. Но это – скучно. (Вздыхает.) Записи среднего качества, моно, с искажениями, снятые с одной точки… А у нас была отличная запись всего концерта. Так что, удостоверившись, что это хороший, достойный материал, мы дали свое согласие, и я поручил Марку Бонилле и моему звукоинженеру Киту Векслеру заняться качественным сведением для издания на CD и DVD.
Вошел ли на DVD концерт целиком или пришлось что-то выкинуть? Если да, то почему?
Да, вошел. (Задумывается.) То есть нет, не вошел. Кое-что осталось за рамками – например, фортепианное соло, во время которого мимо меня проходил один из видеооператоров: этот звук попал в микрофон и нам пришлось убрать фрагмент.
Когда я был в Англии, а Марк Бонилла – в Америке, мы работали над материалом на расстоянии и уже не могли это исправить. Не то чтобы я недоволен своей игрой – нет, сама фортепианная партия была очень хороша.
Всем, кто был на том московском концерте, прежде всего запомнился ваш грандиозный синтезатор Moog. Как вообще вам удается таскать такого «монстра» из страны в страну? И насколько его использование оправданно музыкально, а насколько является частью шоу?
Это самый монструозный из всех синтезаторных монстров в мире! Moog, конечно, не является инструментом первой необходимости. При этом он – краеугольный камень всего выступления. Синтезатор Moog дополняет мою игру, служит необходимым связующим звеном между хаммонд-органом и фортепиано.
Но, конечно, сейчас мою музыку играют и настоящие симфонические оркестры. Например, буквально на днях мое произведение «Tarkus» исполнил Токийский симфонический оркестр. Это замечательно! Композиция была сочинена в 1971-м, и оркестр был полон желания сыграть всё именно так, как я написал. Тогда, в 1971-м, никакой оркестр не хотел сотрудничать с рокером вроде меня. Любая связь с рок-музыкой была для них нежелательной. А теперь круг замкнулся – оркестры исполняют мои фортепианные концерты, «Таркус» и другие вещи.
Получается, вы стали одним из современных академических композиторов. Они приняли вас за своего.
Конечно, я очень польщен. Для меня огромная честь, что симфонические музыканты играют мою музыку. Оркестры 70-х были настоящими бюрократическими машинами. Сейчас смешно вспоминать. И я очень горд… Нет, конечно, не в том смысле, что я бегаю по улицам и кричу: «Смотрите, какой я молодец!» Но я знаю, что меня признали такие монстры, такие мастера своего жанра, как Аарон Копленд, Леонард Бернстайн, Альберто Хинастера… Все эти живые классики были признательны мне за то, что я помог их произведениям привлечь внимание широкой публики.
Тут дело не в деньгах. Как правило, за аранжировку и не полагается никаких денег. Но я нахожу занимательным то, что нынешние оркестры играют эти произведения в моих обработках! Я сбился со счету, сколько раз слышал на классических радиостанциях в Британии «Hoedown» Аарона Копленда. Сколько раз слышал «Fanfare For A Common Man»! И эту вещь я поднял до второго места британских чартов вместе с ELP. Да, я не получил никаких денег – но есть награды выше этой. Например, я знаю, что когда учителя музыки в школе рассказывают детям о творчестве Копленда, они сначала ставят им мои версии, а потом уже оригиналы. Именно этого я и хотел – открыть людям глаза на музыку.
Вообще, как вы выбираете произведения для адаптации? Большинство рокеров склоняются к временам барокко, к прошлым столетиями. Вы же, как правило, выбираете классическую музыку если не сегодняшнего дня, то, по крайней мере, произведения композиторов XX века. Чем они вас привлекают?
Кажется, я слышу некую иронию в твоем вопросе. Мой принцип состоит в том, могу ли я раскрыть потенциал композиции. Это касается и музыки прошлых веков, произведений Баха или Мусоргского… Не думаю, что Мусоргский, сочиняя «Картинки с выставки», мог вообразить, что много лет спустя некое трио будет исполнять эту музыку. То же касается Баха, у которого есть и гигантские, невероятно раздутые вещи… Думаю, во главе всего – хорошая мелодия. У Мусоргского были хорошие мелодии, у Баха – тоже. Надо только ухватиться за стоящую мелодию, а дальше можно делать с ней всё что угодно.
Как поступали Джордж и Айра Гершвины? Они садились за фортепиано и придумывали какой-нибудь мотивчик. (Напевает.) «Джордж-энд-айра-гёршвин…» А потом эту тему начинает играть целый оркестр, и все говорят: «Вау!»
Это «вау-фактор». Большинство музыкантов именно его и ищут. Поверьте, это то, о чём мечтает каждый музыкант. Гитарист, играющий соло, отчаянно нуждается в аккордовой поддержке. Либо он – необыкновенный талант, который способен одновременно вести мелодическую и гармоническую линии, либо ему должен помогать кто-то еще. Иначе ничего не добиться.
Скажем, у меня как клавишника в борьбе за право называть себя хорошим исполнителем есть один несомненный плюс – хорошо развитая левая рука. Благодаря этому я могу играть хорошие гармонии и продолжать свои сочинительские поиски. Главное — должен быть композиторский склад ума.
Конечно. Это способность взглянуть на вещи в целом. Не только как исполнитель, но и как композитор, аранжировщик…
Да. Я — композитор. Но у меня в голове нет общей картины до тех пор, пока я не сяду за сочинение. И уже когда подхожу к самому завершению, становится ясно, что получилось. Можно поглядеть и сказать: «Ах!»
А потом возвращаешься к началу и пересобираешь всё заново. Процесс композиции – это строительство с нуля. Не знаешь, чем всё закончится. Потом уже видишь: «Ого, вот чего же я хотел». Это как если бы все твои дни рождения наступили одновременно. И ты чувствуешь: «Вот оно что!» Понимаешь, что я имел в виду?
Надеюсь. Интересно и то, как вы подходите к интерпретации вещей. Слушая произведения других композиторов, смотрите ли вы на них как на некую спящую силу, которую можете разбудить благодаря новым аранжировкам? Бывает ли так, что в голове уже возникает четкое новое видение? Или это путь проб и ошибок?
(Хмыкает.) Мне очень повезло, что я лично встречался со многими из музыкантов, которых истинно уважаю. И в классике, и в джазе — и кстати, в роке тоже. Я тянулся к классике, потому что видел в ней мои европейские культурные корни, меня интересовал и мир джаза. Из классиков, как я говорил, я общался с Хинастерой, Бернстайном, Коплендом, все они высказывали мне свое одобрение. Мне посчастливилось встретиться с великими джазменами – Оскаром Питерсоном, Майлзом Дэвисом, Херби Хэнкоком. В роке, конечно, это Джими Хендрикс.
И все эти мои связи соединились воедино. Я постарался скрестить все эти стили, и у меня получилось что-то свое. Чем я очень горжусь.
При этом мне ненавистны все эти заголовки типа: «Легенда клавишных – Кит Эмерсон». Не понимаю всего этого дерьма. Я – не легенда. Легенда клавишных – это Брайан Огер (Brian Auger); слава Богу, он еще с нами. Он – вот настоящий гений. А я просто один из исполнителей. Самый обычный. Я пишу музыку, аранжирую ее и играю. Вот и всё. Если людям она понравится – отлично. Если нет – очень жаль, я тогда займусь своим садом. (Смеется.)
Чем-чем займетесь?
Буду ухаживать за своим садом. Пойду в сад, в общем. (Смеется.)
Трудно представить такое. Поэтому вопрос: собираетесь ли вы записывать новый альбом вместе с Марком Бониллой, будут ли на нём играть Тони Пиа и Трэвис Дэвис; какие вообще у вас планы?
Конечно! (Задумывается.) Мне кажется, сейчас и я, и Марк хотим экспериментировать. Мне интересен путь, которым когда-то шел Майлз Дэвис. Он вдруг начал играть рок, и это было шоком для его группы. Точно так же люди были шокированы, когда Боб Дилан взял в руки электрогитару вместо акустической… А в данный момент меня интересуют оркестровки моих ELP’овских композиций. Помимо «Таркуса», есть еще мой фортепианный концерт, который играет великолепный классический пианист Джеффри Бигел. Вот проекты, которыми я занимаюсь сейчас.
Довольно много всего можно придумать, даже играя один и тот же репертуар. Представьте, у Стравинского было около 25 разных оркестровок «Весны священной». Не думаю, что он остановился в итоге на какой-то одной из них. У меня так же. Я играю мою вещь – «Tarkus», и в ней что-то есть такое, что заставляет представлять ее всё в новых и новых вариантах. Если вам нравится альбомная версия, лучше оставайтесь дома и слушайте пластинку. Зато нам, музыкантам, не скучно. И если кто-то пришел на концерт, заснял вещь на видео и выложил в Интернете, это будет только один из вариантов. Те, кто придут на следующий день, услышат уже совсем другую версию.
Помню, как-то в одном чикагском клубе я беседовал с великим джазовым пианистом Джорджем Ширингом… Я сказал ему, как был однажды поражен его невероятной трактовкой «битловской» «Yesterday». Давным-давно у меня была эта запись. И вот теперь я спросил его: «Джордж, не мог бы ты сыграть ее еще раз?» И он очень радушно ответил: «Конечно! А какую именно версию вы хотите? Трио, квартета, какую-то еще?» Я воскликнул: «Да любую!» И вот что значит истинное мастерство, вот что значит выдающаяся мелодия: настоящую песню можно адаптировать как угодно, ее может сыграть кто угодно — и она не потеряет своего очарования.
Я горжусь тем, что некоторые мои композиции, оказывается, звучат в исполнении военного оркестра. Это и радостно, и смешно одновременно. Не представляю, как те, кто марширует, не наталкиваются друг на друга! (Смеется.)
Получается, что сейчас вас прежде всего интересуют оркестровые работы, а рок-проекты отошли на второй план?
И да, и нет. Я определенно планирую работать дальше с Марком Бониллой, но при этом я собираюсь усилить нашу с ним музыку звучанием оркестра.
При этом недавно вы гастролировали вместе с Грегом Лейком. Будет ли этот проект существовать параллельно или он уже закончен?
(Хмыкает.) Это вопрос о том, будет ли продолжено мое сотрудничество с Грегом Лейком? Я отвечу. На данный момент это очень и очень сомнительно. Потому что у нас есть другие… ситуации, с которыми надо разобраться.
Хорошо, теперь мне уже, пожалуй, пора идти.
Понятно. Обратили ли вы внимание на то, что я еще ни разу не спросил вас о реюнионе ELP?
О да! Реюнион прошел очень хорошо, мы отсняли DVD на фестивале High Voltage, и диск уже почти готов к изданию. И я надеюсь, что записи нашего с Грегом Лейком турне тоже когда-нибудь увидят свет. Это всё – очень памятные моменты нашей жизни. Мы с Грегом отыграли несколько замечательных концертов в Северной Америке. И конечно, кульминацией всего стало выступление в Англии, с Карлом Палмером, на High Voltage. Так что ты хотел услышать?
Это уже последняя глава истории ELP?
Кто знает? Но я очень сомневаюсь, что после этого DVD будет что-то еще. (Пауза.) Не думаю, что Грег, я и Карл когда-нибудь скажем друг другу окончательное «прощай». Каждый из нас заинтересован в том, чтобы имя ELP оставалось живым. Карл говорил, что если наметится что-то интересное, то он может сыграть. Я прежде всего заинтересован в оркестровых делах. В наши дни всё упирается в финансовые причины. (Задумывается.) Я вполне доволен своей нынешней жизнью в Сассексе, но, в конце концов, надо как-то и деньги зарабатывать. И довольно об этом.
Конечно, такой масштабный проект требует…
(Перебивает.) Уверен, это тебя тоже касается. Скажи, ты зарабатываешь деньги? Тебе заплатят за это интервью? (Смеется.)
Вообще-то я издатель этого журнала.
А-а-а. Хорошего тебе журналоиздания. Постарайся зарабатывать.
(Задумывается.) О чём это мы? Так вот, возвращаясь к московскому концерту: это была совершенно нереальная поездка. Нам всё время казалось, что мы спим; мы не верили, что и правда оказались в России. Только уже улетая обратно, начали понимать, что это всё не фантазия. Мы приехали, выступили и улетели обратно. И лишь теперь, посмотрев наконец DVD, каждый из нас осознал, что и правда играл в Москве. Это такое чувство – словами его не передашь. Каждый из нас оставил в сердце частичку того ощущения.
Для меня, как побывавшего на том самом концерте, это тоже было незабываемое ощущение. Надеюсь, что вы приедете когда-нибудь снова.
Да, хорошо бы. Еще я вспоминаю очень теплую реакцию публики… И этого нам уже было достаточно. Плюс осознание того, что мы заработали на обратный билет домой. (Смеется.)
На прощание хотелось бы сказать две вещи. Первое: я слышал о вашей операции; надеюсь, что всё в порядке, и желаю вам крепкого здоровья.
Спасибо! У меня две недели назад был очередной тест, MRI (УЗИ), и он показал, что всё в абсолютном порядке.
А второе — вы замечательный писатель. Я читал вашу автобиографию.
(Смеется.) Очень рад! А вот моя девушка ее почему-то ненавидит.
Желаю вам написать еще много новых глав для этой книги!
Да, я люблю писать. Тексты сочинять мне нравится не меньше, чем музыку!