Heilung: Шаманское сердце
Скандинавская группа Heilung убедительно заявила о себе в конце 2017 года: концерт «Lifa» на YouTube посмотрели три миллиона человек, а отдельные клипы – около пятнадцати. Хотя многие называют её экспериментальным фолком, музыканты используют термин «усиленная история» (amplified history). Большую часть вдохновения они черпают из северных мифов, но предельно далеки от пауэр-металлических гимнов во славу Одина. У Heilung глубокий, гипнотически-атмосферный саунд, а их выступления выглядят как ритуалы, при этом в отличие от близких по духу более камерных проектов группе удаётся распространить эффект погружения на тысячные аудитории.
Финский фестиваль Tuska не первый год доказывает, что у организаторов есть сильное чутье на свежие выдающиеся коллективы. Именно там нам удалось взять, кажется, первое интервью команды для русского издания.
Слушая эту музыку, поневоле думаешь, что тебе предстоит беседовать с суровыми, вечно погруженными в северную мифологию брутальными людьми в этнических татуировках. В жизни музыканты Heilung – нормальные скандинавы, вежливые, предупредительные и весёлые. (Но – в этнических татуировках.) Саунд-продюсер группы Кристофер Юль первым делом интересуется, какой кофе я предпочитаю, и отправляется в бар за стаканчиками для всех: музыкантам предстоят три длинных интервью, так что кофе необходим всем и сразу.
Интересно наблюдать, как несколько человек рассказывают про одну идею и дополняют друг друга точно так же, как привыкли делать каждый день в группе. Кай Уве Фауст говорит с интонациями сценического рассказчика, несколько нараспев, используя поэтичные аллюзии. Кристофер Юль производит впечатление технаря, по жизни связанного с тонкостями звукозаписи и электронными примочками. Мария Франц, которая на сцене, облачённая в эффектный костюм с рогами, выглядит эзотерическим шаманом, а в жизни предстаёт веселой рыжей девушка с кучей косичек, обожающей вставлять краткие, но ёмкие комментарии. Интервью то и дело затрагивает глубокие темы, но при этом серьезные определения постоянно разбавляется юмористическими ремарками.
Кай Уве Фауст: Пока Кристофер отошёл, можно спрашивать у меня о личном. Мой размер обуви – сорок третий. (Всеобщий смех.)
Привет, это интервью для русского журнала «ИнРок». Не знаю, давали ли вы уже интервью в России?
К.У.: Мы играли в России два раза. Но интервью у нас не было! Думаю, ты первый.
Тогда начнем с представления. Кто вы, и какая роль у вас в группе?
К.У.: Меня зовут Кай Уве Фауст. Я родился в Германии, по профессии я тату-артист, и, конечно, музыкант. Моя задача в группе – пение, горловое пение, танцы. И безумие.
Мария Франц: Да, вот это в точку. (Смеются.) А моё имя Мария Франс, я норвежка по происхождению. Пою, играю на барабанах и немного на флейтах, занимаюсь фолк-музыкой много лет, и кое-какой электронной музыкой с моим партнером Кристофером в проекте Euzen. Кристофер сам может о себе рассказать, а все вместе мы являемся ядром Heilung. Мы – те, кто его создали и кто делает музыку.
(Появляется Крис с кофе.)
К.У.: Вот и он! Молодец!
Кристофер Юль: Я Кристофер, я занимаюсь саунд-продюсированием, и с музыкальной точки зрения – сочинением, и я играю на всех этих… странных штуках в этом проекте (смеется).
М.Ф.: Кристофер владеет студией звукозаписи Lava Studios в Копенгагене. Там мы создаем и записываем всю музыку Heilung. Это ещё и база, где мы встречаемся, репетируем и создаем новые песни с остальными музыкантами.
Вы все живете в одном городе?
М.Ф.: Да, мы все живем в Копенгагене или неподалеку. При этом родом из Дании изначально только Кристофер.
Ваш новый альбом вышел всего несколько дней назад. (Разговор шёл летом на фестивале, – прим. ред.). Несколько слов об этом релизе?
М.Ф.: Он называется «Futha». Первый альбом («Ofnir», 2015) был направлен на “мужские энергии”, на животное начало в них, он состоял из военных песен и скандирования. «Futha» – про женскую энергию. Она такая же природно-сырая, как и мужская, но в другом смысле. Мы были вдохновлены этой энергией, силой, проявляющейся при родах, на охоте, при защите потомства. Как все музыканты, которые создают что-то новое, мы вдохновляемся чем-то, и это был естественный, органичный процесс [создания альбома]. Мы не сидим и не решаем, мол, музыка будет на такую-то тему. Это случается само по себе. Мы работаем с потоком энергий и творчества. Это крайне интересный, захватывающий проект.
К.Ю. Важно подчеркнуть, что когда мы говорим о «женской стороне», женской натуре, мы не имеем в виду современные смыслы. Нам как-то сказали, что наша музыка не выглядит женственной. Но для нас – выглядит. Женская сила может быть “сырой”, может быть жестокой, может проявляться во многих вариациях. Так что у нас ни в коем случае не современная [обывательская] интерпретация «женского».
М.Ф.: У нас гораздо больше женского вокала на этом альбоме, чем на «Ofnir».
К.У.: [Отличаются] и источники. На «Ofnir» мы цитировали слова, найденные на древках копий, грубые рунические надписи, вырезанные на камнях, найденных рядом с мужскими скелетами. А на новом альбоме мы воспроизводим те части саг, которые начинаются со слов «теперь вельва говорит». (Вельва – провидица в скандинавской мифологии, – прим. авт.). Это, если можно так назвать, женский источник. Эти существенно более развёрнутые источники, и в них куда больше легкодоступных стихов. В итоге песни в меньшей степени построены на повторениях, чем на первом альбоме. Тогда нам приходилось повторять речитативом военную песню, чтобы музыка действовала. «Futha» больше похоже на истории, на коллекцию заклинаний.
Кто из вас обычно исследует все эти исторические источники?
М.Ф.: Это Кай.
К.У.: Корни [идей] обычно идут от меня. Я всё время сижу, уткнувшись носом в книги. Обычно я нахожу что-то, что «говорит со мной», что вдохновляет. Поработав с каким-то материалом долгое время, я представляю его вот этим двоим. Очень часто Мария находит красивую мелодию, а Кристофер – отличный ритм. Меня недавно спросили, не мешает ли мне необходимость находить компромисс между тремя артистами. У меня полностью противоположное ощущение – как только я приношу [cырой материал], он расцветает. Я всегда говорю, если вы воспринимать Heilung как хорошее меню в ресторане, то я тот фермер, что приносит сырые продукты, а Кристофер – повар, который превращает их в съедобный обед.
М.Ф.: Я хочу быть сырым продуктом!
К.Ю.: То есть ты отыскиваешь Марию, и я превращаю ее в блюдо?
К.У.: Это каннибализм! (Смеются.)
К.Ю.: Дело в том, что у всех в группе есть своя роль. Никто не перекрывает чужую. Это очень важно, на этом основывается Heilung. Проект начался как коллаборация, можно даже сказать, между разными формами искусства. Мы почти не пересекаемся в нашем творчестве и можем работать только “взявшись за руки”.
М.Ф.: Всё началось с того, что у Кая была старая нордическая позэия, которую он хотел продекламировать под запись, и он решил это делать в студии Кристофера. Это древний материал, над которым Кай работал всю жизнь. А взамен он должен был набить Кристоферу татуировку. (До сих пор не набил, – прим. авт.). Ну и потом, разумеется, Кай отправился в лес, начал кричать, и Кристофер подумал: “Ого, я должен попробовать наложить на это какие-нибудь ритмы”. Потом они заманили меня для того, чтобы добавить немного вокала, и внезапно всё будто взорвалось. Думаю, что весь первый альбом был сделан за одно лето или за полгода – очень быстро.
К.У.: Да, вместе с окончательными доработками. Он “томился”, созревал на протяжении некоторого времени, и внезапно будто воспламенился. Я тоже помню этот момент.
Как вам удается соединить все разные элементы в такую сложную композицию? Это ведь не рок-музыка, где композиционные решения проработаны тысячами музыкантов и более-менее понятно, как можно построить песню.
К.У.: Очень часто мы пытаемся сделать что-то, что… необязательно является именно музыкой как таковой. Это больше рассказ некоей акустической истории, может быть, даже сказки. В то же время всегда были музыканты, которых я слушал, которые затрагивали что-то во мне, что-то действиельно странное, дикое, что-то архаичное, «первобытное»… Я не могу это даже точно объяснить словами, это очень странное ощущение. И они затрагивали меня до определенной глубины. Я чувствовал, что эти группы, они будто что-то искали, на что-то нацеливались, что-то транслировали… Для меня Heilung – это музыка, которую я всегда хотел бы слушать, но которой не было. Мой мой центр притяжения. С этими ребятами… я благословен, что есть люди, которые меня понимают, такое случается очень редко на этой планете (смеется). Мы трое “сплавляемся вместе”, это больше, чем просто три мозга, там появляется нечто четвертое, что тоже влияет, диктует, вдохновляет, называйте как хотите. Я воспринимают это так, что возникает что-то странное, загадочное, большее, чем сумма частей.
К.Ю.: Часто бывают разные дороги к одному результату. Иногда это бывает прямой источник, например, Кай находит стихотворение или надпись на камне. Но это может быть и явление какого-то совершенно иного рода – например, звук огня или шум воды. Мы делаем много записей звуков природы. Но при этом, как говорил Кай, у нас есть Нeilung как четвертый член группы, который тоже имеет право голоса, и мы просто слуги этого нового «существа», которые нужны, чтобы дать идее жизнь.
М.Ф.: Нeilung не стал бы таким, как есть, если бы не предшествовавший путь каждого из нас. Кристофер всю жизнь постигал тайны звукорежиссуры, Кай Уве изучал древние источники и много практиковался в пении (Мария употребляет термин chants, что означает сказание, песнопение, ода, – прим. авт.) – сам по себе, в лесу, для очень узкого круга людей. Я изучала вокальные техники древних культур, и мы все испытывали влияние культуры викингов, участвовали в реконструкторском сообществе. Все эти части соединились вместе и создали прекрасную мозаику, которую мы можем показать миру сегодня через Нeilung.
Кстати, как много у вас было выступлений уже?
К.У.: Я перестал считать.
К.Ю.: Ну, не так много, между 20 и 30.
Вас часто зовут выступать?
(Хором.) Да-а!
М.Ф.: Очень многим мы говорим “нет”.
К.Ю.: Мы не рассматриваем этот проект как обычный «гастрольный акт”. В том числе потому, что нас очень много (группа выступает вместе с большой командой “воинов”, – прим. авт.), и мы даём концерт, только если абсолютно уверены, что сможем воспроизвести наш ритуал.
Какие команды могли бы выступить вместе с вами, кто с вами «совместим по духу»?
К.Ю.: Heilung не испытывает влияний никаких других команд. Вообще. Правда. Мы черпаем влияния из абсолютно других мест.
М.Ф.: Но я хочу сказать, что мы уже путешествуем как минимум с пятью «бандами» внутри группы как таковой (смеются). Это замечательные люди – столько историй, столько творческих умов в одном большом коллективе!
К.Ю.: Мы создали свой жанр – «amplified history» (“усиленная история”) с определенной целью: чтобы нас не загоняли в рамки чего-то ещё. Этот термин максимально точно описывает то, что мы делаем. Мы, конечно, глубоко уважаем многих артистов, работающих в этой же тематике, но этим всё оканчивается.
Я спросил, потому что знаю, что у вас должно было быть выступление с Myrkur, но что-то не получилось…
М.Ф.: Она должна была петь с нами вместе на концерте в Копенгагене, но, увы, заболела. Амалия Бруун – наш дорогой друг, мы живем в одном городе, и там не так много родственных душ и созвучных нам музыкантов. Она также записывала свой новый альбом в студии Кристофера.
К.Ю.: Да, мы друг друга знаем.
К.У.: Я сделал ей колыбельку для ребенка! (Смеются.)
(На фестивалях реконструкторов мне удалось впоследствии встретить в продаже вещи с дизайном Кая Уве, – прим. авт.)
Спиритуальность – это суть вашего творчества. Это какая-то конкретная вера, или ваша вовлеченность больше этнографическая?
К.У.: Я ассистировал многим шаманским встречам и урокам, и я помню, что их руководитель всегда открывал их словами: «Шаманизм – это не религия, но он совместим со всеми религиями». Это течение называется «core shamanism», согласно ему, есть определенные элементы, которые повторяются по всей планете в течение последние сорока тысяч лет. Это определенная «базовая духовность», которая есть в нашей голове, ну, или в теле, к которой мы всегда возвращаемся. Что бы мы ни делали, на какую культуру бы мы не смотрели, всегда найдутся похожие элементы. Правда, до тех пор, пока мы не доберемся до монотеистических религий. Это полностью другая история. Я бы хотел видеть Нeilung вот таким же [“совместимым и универсальным”]. У нас нет религиозной подоплёки, у нас нет политической подоплёки, у нас нет гендерной подоплёки. Всё свободно.
К.Ю.: Это подоплёка!
К.У.: Всё свободно, все могут быть собой и следовать пути, по которому он или она чувствует куда идти. Мы можем показать людям, куда стоит взглянуть, но мы не говорим, что именно им надо видеть, как себя вести и так далее.
Я знаю, Кай Уве, что вы были воспитывались в ультраконсервативной христианской коммуне, в максимальной строгости. Как вы в итоге оказались там, где сейчас?
К.У.: Ну да, это было непросто, всё время [следовать правилам], и я покинул эту среду. Я всё ещё в очень хороших отношениях с моими родителями, у нас очень открытый дом, и он больше управляется сердцем, чем религиозными правилами. Мы всегда сохраняли связь. Конечно, подростком я был очень протестным, но меня всегда были рады видеть дома. Это отличало моих родителей от многих других в этой коммуне, те, бывало, выгоняли из дома своих детей, свою собственную кровь, как только те прекращали следовать жестким правилам общины. Со мной такого не было. И это сделало позволило покинуть родительский дом относительно легко, без душевных потрясений.
М.Ф.: И он дал им внука!
К.У.: Да, я дал им внука, это, конечно, очень помогло. (Смеется.)
К.Ю.: А я вырос в доме язычников. Мой отец – “годи”, это типа священника в старых северных верованиях. Когда я был ребенком, мой протест был в занятии наукой. (Смеется.) Кстати, сейчас на Севере, в Скандинавии, можно законно жениться по языческим обрядам и посвящать людей в старые верования.
К.У.: В общем, у них тоже два полюса.
М.Ф.: Ну а я посередине. Абсолютно посередине. Я из Норвегии. У меня совсем не религиозная семья. Я пришла к собственной системе верования. С тех пор, как я себя помню, у меня есть ритуал благодарности. Например, иду в лес, нахожу там путь, беру там три вещи, которые пришли ко мне, например, цветы, собираю их на дороге, встаю и благодарю. И потом я выросла и обнаружила, что куча народу так делает! Таким же образом, как сказал Кай, есть нашем мозге часть, отвечающая за связь с духовным, и это надо просто увидеть. Быть благодарным – это хорошо, это делает жизнь счастливее, начинаешь видеть вокруг себя вещи, за которые ты должен быть благодарен.
Мне кажется, это очень напоминает японский синтоизм. Кстати, в интервью вы иногда упоминаете жертвоприношения. Кому? По какой причине?
К.У.: Это – другое. В церемонии всё по-разному в зависимости от того, кому молишься, кому приносишь жертву. Есть очень много дискуссий на этот счет. Где это божество или сущности находятся, в самом ли деле ли они существуют или это конструкция в сознании. Я думаю, что каждый имеет право найти свой ответ на это. Есть одна формула, говорящая о ком-то, кто внутри всего, и из кого всё сделано. Сущность, которая вплетена во всё. В мире существует много духовных явлений: кто-то говорит о маленьких сущностях, например сущностях деревьев, реки, о сущности планеты Земля – Гайя. Но есть что-то ещё большее, что вплетено вообще во всю материю, из чего сделано вс` и что можно почувствовать в любом месте и из любого объекта. Вот что я считаю своей глубочайшей сутью, ядром моей веры. Для меня это как абсолютное ядро.
Обычно в интервью говорят только о музыке. А чем вы ещё занимаетесь помимо неё?
К.У.: Я всегда связан с Нeilung.
(Перебивая). К.Ю.: Да, я думаю, так и есть!
К.У.: Когда не сижу в студии, я бегаю по лесу с моим микрорекордером. А когда делаю татуировки, оттачиваю ритмы, слушаю музыку.
К.Ю.: Это правда для всех нас. Нeilung – полноценная работа. Мы на ней каждый день.
М.Ф.: И когда мы занимаемся другими делами, это влияет на Нeilung. Кай Уве – тату-артист, Кристофер владеет звукозаписывающей студией, я – организатор культурных событий с большим опытом, и, занимаясь очередным делом, я в то же время думаю, например: ”Было бы грамотно, если бы мы сделали тур таким вот образом!” Так что Нeilung всегда просачивается в нашу жизнь.
Этот вопрос я задаю командам, которые играют мрачную музыку… Есть тёмные страницы в истории викингов: они практиковали человеческие жертвоприношения и прочие неприглядные вещи. Мы всё это знаем и, тем не менее, вдохновляемся их мифологией, историей и так далее. Как всё это уживается вместе?
К.У.: Это порой и мрак, и свет, и всё, что между ними. Мы смотрим на весь широкий спектр. Если десять человек хвалят тебя, и есть один, кто не хвалит, мы прислушиваемся именно к критике. Есть даже соблазн – обращать наибольшее внимание на негативные вещи. Но я не сказал бы, что Нeilung – темные или мрачные. Мы берем все чувства человеческой натуры, а также природы в целом, её духовность, и усиливаем историю через звуки.
М.Ф.: Нам нужна темная сторона…
К.Ю.:…чтобы знать, что значит свет…
М.Ф.:…И чтобы быть благодарным за свет.
К.У.: Это действительно так. Жизнь – это полюса. Тот, кто никогда в жизни не грустил, не может быть и счастливым. Вот что нужно понять!
Аскар ИБРАГИМОВ
Концертные фото автора, промо-фото предоставлено группой.
Благодарим оргкомитет фестиваля «Tuska Open Air» за организацию интервью.
