Evergrey: Абсолютное одиночество
Декабрь 23, 2016
Владимир Импалер (1137 статей)
Поделиться

Evergrey: Абсолютное одиночество

Шведы Evergrey стоят особняком на местной прогметаллической сцене. Если вообще на ней стоят. Времена контакта с InsideOut и эпохального «In Search of Truth» давно прошли, остались позади и резкие перемены состава, и почти уже принятое лидером группы, Томом Энглундом, решение приостановить проект. К счастью, с возвращением гитариста «золотого состава» Хенрика Данхаге в 2014-м Evergrey получили второе дыхание, и второй записанный с ним альбом «The Storm Within» продемонстрировал некоторую свежесть и возвращение того Evergrey, что мы когда-то полюбили.

Если, конечно, полюбили. Надо признать, что для восприятия музыки требуется определенная выдержка и работа над собой, но уж если вас затянула эта вязкая смесь тяжелых риффов, клавишной «атмосферики», яростных стонов и меланхолических баллад, то вы будете всегда нажимать на повтор… Хотя создатели самой безнадежной музыки могут в реальности оказаться веселыми личностями. Как мы и убедились во время беседы по скайпу с гитаристом/вокалистом Томом Энглундом и относительным новичком состава, басистом Йоханом Ниеманном (экс-Therion). 

Очень рад разговаривать с вами о новом альбоме. Был на вашем концерте уже десять лет назад, в 2006-м, так что рад новой, так сказать, встрече. Насколько я читал в сети, это ваш первый альбом на тему любви. Это правда?
Йохан Ниеманн: Ну да. Наверное. Можно так сказать. Это альбом о потере. О том, когда лишаешься кого-то, собираешь себя снова по частям и стараешься стать снова целой личностью — уже в одиночку.

А каким было первое зерно, из которого выросла эта концепция? Как вы решили посвятить альбом «потерянной любви»?
Том Энглунд: Всё началось с истории моего друга. Я видел, как он проходит через смятение, внутреннюю борьбу. Я сопереживал ему, его борьбе, мне было несложно представить, как бы чувствовал на его месте я сам. Это была отправная точка в сочинении. А потом я перенес историю в контекст некоей далекой вселенной, просто чтобы всё было настолько мрачным и безнадежным, насколько это возможно.

Этот ваш друг сейчас в порядке?
Т.Э.: Да, ему лучше.

А знает ли он, что диск — о том, что происходило с ним?
Т.Э.: Вовсе нет.

Узнает ли себя, послушав диск?
Т.Э.: Нет, он не догадается.

То, что вы решили перенести историю на другую планету — это своего рода символ отчуждения, которое испытывает герой?
Т.Э.: Да. Абсолютно. Когда я представлял историю у себя в голове, задумался, где бы я чувствовал себя самым одиноким человеком на свете? Кончно, на планете, где нет никого, кроме меня одного. Где еще почувствуешь столько отчаяния, одиночества, безнадежности?

Всё происходит в реальности, или это игра воображения?
Т.Э.: Просто история! Мы придумали ее, создали этот мир, постарались его описать. Когда вы увидите буклет, поймете, о чём я. Мы создали этот мир, этот «мыльный пузырь», и мы украшали его каждый день, придумывали, как бы еще украсить… Погружались в этот мир, и это давало нам, в свою очередь, вдохновение, чтобы сочинять музыку. Новый опыт, не иначе.

А что еще вдохновляло вас, кроме той истории друга? Книги, фильмы, что-то еще?
Т.Э.: Всё на свете! (Смеется.) Что касается инопланетных ландшафтов — я начал смотреть фильмы в духе «Prometheus», «Oblivion», «Interstellar»… И все они говорили со мной на одном языке. Рассказывали историю маленького человека в огромной тёмной Вселенной. Мы слушали группу M83 из Франции, они делают саундтреки к разным французским фильмам, и вдруг оказалось, что они сочинили и музыку к «Oblivion». Это было сущее совпадение!
А потом я подумал, что хорошо бы снова съездить в Исландию, ведь там чувствуешь себя почти как на другой планете… И вдруг я узнал, что все эти фильмы были сняты в Исландии. Мы были не в курсе. Еще одно совпадение!
Поэтому мы отправились на Исландию, чтобы снять там видеоклипы. Так замыкается круг.

Я видел первое из видео. Вы там пересекается огромные расстояния, и всё — пешком. Было трудно? Это открыло в вас какие-то новые чувства?
Т.Э.: Да, много работы! Мы преодолели 2800 километров за четыре дня. Но, конечно, на машине. Было много работы — разгрузиться, переодеться, привести себя в порядок, снять сцену, запрыгнуть снова в машину, двигаться дальше. Трудное дело!

Не задумывались ли, к чему такие старания, не проще ли снять всё дома в павильоне?
Нет, никогда! Ведь мы — творческие люди, мы — артисты, и это наша счастливая возможность — таким вот образом воплощать свои мечты.

Какие еще трудности, моменты преодоления были в работе над этим альбомом?
Й.Н.: Challenges? Мы просто старались сочинять музыку как можно лучше. Вот это — самая важная задача. И записать песни как можно качественнее. И сочинять их — тоже. И сыграть на сцене как следует. Всё это сложно, но всё окупилось — мы горды записью как никогда раньше.

Johan Niemann времён Tiamat.

Йохан, у вас было много хороших команд прежде, а какое место сейчас занимает Evergrey? Чувствуете ли вы себя дома в этой команде?
Й.Н.: Абсолютно! Я играл в нескольких командах, почти десять лет провёл в Therion, но сейчас мой музыкальный дом — в Evergrey. Я бы остался там навечно.

А какие музыкальные качества вы нашли в Evergrey, чего не было в прошлых командах?
Й.Н.: Этот тип музыки мне ближе, говорит для меня больше, чем другие. У Therion очень странная музыка! Я не так уж много слушаю классической музыки сейчас, и слушал ее еще меньше во времена Therion… Но их сочетание риффов в духе Accept и классической музыки кажется мне очень «глючным», ненатуральным. Я не понимаю, как такое сочиняется, я вырос на Iron Maiden — вот моя музыка… И Evergrey к ней гораздо ближе, чем Therion.

Есть ли сейчас команды, в которых вы играете, кроме Evergrey?
Й.Н.: Да. Я играю в команде Sectu — это дэт-метал, не могу назвать ее очень активной, но мы записали несколько дисков. У нас с братом есть группа Demonoid, мы выпустили один диск в 2004-м, и сейчас один уже почти готов, осталось только вокал дописать. Я играл с группой Talisman, с Джеффом Скоттом Сото, нам недавно предложили выпустить новый альбом, и если всё состоится, я буду, скорее всего, для него записываться. Но это всё мои сайд-проекты. Я не связываю свою карьеру ни с одним из них. Мой дом — Evergrey.

А как насчет Mind Key?
Й.Н.: Эта группа больше не существует. У нас был материал на еще один альбом, но я не вижу возможности его записать. Чтобы его записать по-настоящему, надо слишком много денег. Мы столько себе позволить не можем. А лейблы сейчас не в состоянии заплатить нам нужную сумму, не вижу ни одного, кто бы на это пошёл. Вот и всё.

Floor Jansen гостит в клипе Evergrey.

Жаль, хорошая была группа. Вернусь к Тому. На диске есть две вокалистки… Как возникла идея пригласить еще одну певицу, Флор Янсен из Nightwish, когда у вас уже есть один отличный женский голос? Вам нужен был еще один персонаж для сюжета?
Т.Э.: Да. Флор по сюжету — мое высшее сознание, мой друг, мой союзник, который видет мою борьбу издалека. И было странно, я признаюсь, что никогда не собирался приглашать еще одну певицу в Evergrey. Но участие Флор добавила новое измерение… И, конечно, мы — коммерческий коллектив, нам надо продавать диски, и если мы приглашаем певицу из популярной группы, и можем привлечь ее поклонников, а при этом еще и записать прекрасную песню, я только за! И в жизни мы с ней друзья. Я рад, что она наконец поучаствовала в моей музыке, да и ей тоже было приятно. Такие случаи украшают жизнь. Лёжа на смертном одре, будет приятно это вспоминать. (Смеется.)

«The Paradox of the Flame», дуэт с вашей женой Кариной Энглунд, тоже стал украшением альбома. О чём эта песня? О любви?
Т.Э.: В известной степени. Песня — о двух людях, которые любили друг друга, но потом отдалились друг от друга. Она поёт: «Я знаю, что ты хочешь, но между нами — световые годы». Это — квинтэссенция того, как далеки могут быть люди при расставании.

Карина Энглунд в клипе “The Paradox Of The Flame”.

Мне показалось, что у диска открытая концовка. Или ваши герои всё-таки приходят к какому-то определенному финалу?
Т.Э.: Последняя вещь, «Storm Within» — о том, что надо радоваться тому, что есть. И не оплакивать то, что потеряно. Эта песня — праздник самой жизни. Но, конечно, невозможно радоваться в тот самый момент, когда остро переживаешь расставание. Но позже понимаешь, что все испытания были не напрасными, они делают нас сильнее.

На фейсбуке я видел разворот винилового релиза. И там указан бонустрек — «Paranoid». Это кавер?
Й.Н.: Да. Это песня Black Sabbath.

Что вас надоумило записать такую часто исполняемую всеми вещь?
Й.Н.: Мы записали ее довольно давно. Пару лет назад… (Переспрашивает у Тома). Мы записали ее для одного журнала, точнее, для организации, которая поддерживает бездомных. Журнал готовил CD-приложение. И оказалось, что одной из любимых групп организатора этой акции были Black Sabbath, а другой — Evergrey! Мы ее записали для того проекта, а теперь подумали, что можем издать и как бонус-трек.

Я думал, это вы так прощаетесь с Black Sabbath, завершающим свою карьеру…
Й.Н.: Нет. Это вышло неосознанно.

Послушать этот трек я не мог, поэтому спрашиваю: насколько отличается он от оригинала?
(Оба.) Абсолютно! Это Evergrey!

Наверное, он звучит медленнее?
(Оба.) Быстрее!

Ничего себе. Противоположности сходятся… Так или иначе, вы записали его для журнала, чтобы помочь людям. Но ваши песни уже помогают людям — поверить в свои силы, преодолеть трудности, и я читал это не в одной рецензии на Evergrey… И вопрос — как вы открыли в себе эту способность?
Т.Э.: Я вовсе и не думаю, что открыл эту способность. Это то, что говорят нам другие. Они благодарны нам за музыку, но мы сочиняем ее для самих себя. Просто нам очень повезло — она нравится и многим другим людям. Что касается того, как она действует на них, это не нам судить, и не нам пытаться управлять этим. То, что люди находят утешение в нашей музыки, прекрасно, но это не было нашей целью. Мы хотим только сочинять хорошую музыку. А там, что будет, то будет.

Есть ли на свете такая штука, как эмпатия?
Т.Э.: Да, определенно.

Как она работает?
Т.Э.: А как она работает для тебя?..
Й.Н.: Трудный вопрос…
Т.Э.: Эмпатия — это значит уметь представить то, что воспринимает другой человек, быть в состоянии вместить переживания другого человека, оказаться «в его шкуре», понять, что происходит в его душе.

Когда вы поёте тексты от лица первого человека, требует ли этого внутреннего перевоплощения?
Т.Э.: Конечно. В этом я стараюсь отталкиваться от вещей, которые пережил сам, похожие на те, о которых пою, напоминающие мне о тех же чувствах. Но я четко осознаю, как бы это сказать… что я не в состоянии полностью знать чужие переживания. Я могу только представить, что бы чувствовал я сам в той же ситуации.

Бывает ли это больно?
Т.Э.: Да… Это изматывающий, тяжелый процесс.

Каждый концерт, поднимаясь на сцену, нужно представить себя другим человеком, ощутить чужую боль и превратить ее в музыку…
Й.Н.: Правильно. Очень удачно сказано.

И это тяжело. Что же дает силы делать это постоянно?
Й.Н.: Да. Это может быть очень опустошительно. И… (Напевает бодрым голосом.) Затем и был придуман алкого-о-оль!
Т.Э.: Вот и весь секрет! (Оба хохочут.)
Й.Н.: А серьезно, да, это трудно, это вытягивает все силы, но… у нас нет выбора! Это наше дело.

А не думали ли сочинить для разнообразия что-нибудь весёленькое?
Й.Н.: Веселенькую музыку?! Нет.
Т.Э.: (Глубоким низким голосом.) Н-о-у.
Й.Н.: На свете достаточно счастливых песен и без нас! Зачем нам делать то, что мы не можем?
Т.Э.: И фанаты будут очень разочарованы. Увидев в нас светлых, счастливых людей.

Но в реальности вы именно такие! Вы улыбаетесь, смеетесь и так далее.
Й.Н.: Да. Мы — такие же люди, как и все. Бывают хорошие дни, бывают дерьмовые.
Т.Э.: Очень редко у кого есть только одна сторона…
Й.Н.: Мы бываем веселыми, бываем — грустными. У нас, как и у всех, бывают любые эмоции.

А какие эмоции у вас, Том, оставил московский концерт десятилетней давности?.. Если, конечно, что-то осталось в памяти с тех пор.
Т.Э.: Что помню? Много счастливых людей… Хотелось бы вернуться. И Москва в целом очень понравилось. Жду не дождусь вернуться! Но всё-таки много времени прошло… Когда точно это было? Правда, уже десять лет прошло?

Ровно десять. Вы играли в июне 2006-го, а сейчас август 2016-го. В общем, надеюсь, что вы вернетесь.
Т.Э.: Мы надеемся тоже.

Типичная ловушка музыкальных интервью. Еще тоскливей бывает, если спросить музыкантов о скачиваниях в сети. «Мы все такие творцы, мы не делим музыку на жанры»… А она всё-таки делится, вот в чём незадача, и разбирать ее надо, и наделенный рефлексией музыкант может в этом помочь, если захочет, рассказав, что его тогда вдохновляло, кроме Iron Maiden, с кем дружил, было ли, скажем, некое товарищество единомышленников по сцене хотя бы среди шведов. Но, к сожалению, не в этот раз.

Еще один вопрос про историю. В начале 2000-х была заметна целая волна нового прогметала, в основном на лейбле InsideOut: Pain of Salvation, Threshold, Vanden Plas, и вы тоже. Чувствовали ли вы тогда себя частью этой сцены, прогметаллического движения?
Т.Э.: Мы никогда не были особенно заинтересованы в обсуждении, спорах о том, в каком жанре мы играем. Это не наша работа. Мы играем музыку. Твоя работа, как журналиста — решить, играем мы в таком жанре или нет. Для нас это не значит ничего. Но я понимаю, почему в свое время, когда мы были на лейбле InsideOut, нас автоматически относили к прогрессиву. И я также понимаю, почему человеческой натуре свойственно раскладывать всё по категориям. Но лично мне глубоко неинтересны деления на жанры. Есть хорошая музыка и плохая музыка. Вот два жанра, которые что-то значат для меня.

Хорошо. А какая музыка, особенно, скажем, неметаллическая, вдохновляет вас сейчас?
Й.Н.: Как уже сказал Том, есть хорошая музыка и плохая. Мы слушаем хорошие вещи в любом жанре. Из металла, это, к примеру, Tessaract. Из неметалла — Zack Brown Band, это кантри-музыкант, еще один из этого жанра — Крис Стэплтон… Тоже хороший. Так много всего.
Т.Э.: Мы много всего слушаем. Сюзанна Сундфёр, знаете что-нибудь о такой? Слушал ее два дня кряду… Еще M83, мы уже их называли.

А что-то из этого проникает в вашу музыку? Может, какие-нибудь неуловимые влияния, которые мы не слышим?
Й.Н.: Да! M83. Французская электронная музыка. Она на нас сильно влияет сегодня. Трудно вспомнить сразу всё сразу, но всё, что слушаешь, может влиять на нас. Просачиваться в собственную музыку, проникать через свои фильтры. Можно заметить это, а можно — нет. Но оно здесь.
Последний вопрос — из разряда несерьезных. Если бы вы были актёром на сцене, какую роль бы вы решили сыграть?
Т.Э.: Дональд Дак! (Хохочет.)
Й.Н.: Джек-потрошитель.

А никого более серьезного? Может, какой-нибудь трагический персонаж, из классической оперы или мюзикла?
(Оба.) Нет.

Думал, вы назовете короля Лира или кого-то в этом духе.
Й.Н.: Нет. Не смотрел. И не читал. Даже не знаю, о чём это. Никогда не интересовался Шекспиром.

А ты, Том?
Т.Э.: Нет. У меня даже и идей нет никаких. Извини!

Ну, Дональд Дак — тоже хорошо.
Т.Э.: Да, Дональд Дак — это мой герой!

Владимир ИМПАЛЕР
Благодарим Ирину Иванову (AFM Music) за организацию интервью и предоставленные фотографии.

Владимир Импалер

Владимир Импалер