Eternal Wanderers: Энергия cвета

Трудно представить, что история арт-роковой группы Eternal Wanderers насчитывает целых 15 лет. Но это так – дуэт сестёр Елены и Татьяны Каневских образовался в подмосковном Сергиевом Посаде еще в 1996-м, в конце 90-х выступал на концертах «Музыка для мозгов», организованных Александром Костаревым, и записал два демо-диска преимущественно инструментальной музыки.

Затем группа на несколько лет ушла в тень, но, как оказалось, сёстры активно работали над новым материалом, и в 2006-м вернулись на прог-сцену уже с полным составом. С тех пор вышли два студийных альбома – «The Door To A Parallel World» (2008) и «So Far And So Near» (2011), группа сыграла на множестве фестивалей, включая «Пустые холмы», сочиняет музыку к следующему диску. Мы решили поговорить с Таней и Леной о прошлых и нынешних Eternal Wanderers. О том, как это, когда в группе – сёстры. О работе со звуком, о символике нарядов, о красоте космоса и о сюжетах из Толкина… Словом, обо всём.

Расскажите, с чего началось ваше увлечение музыкой?
Елена: Домау нас былопианино. Старое, немецкое, стояло непонятно зачем, на нём никто из нашей семьи не играл. Родители услышали, как мы на слух подбираем услышанные мелодии, и решили, что у нас, как они говорили, «задатки к музыке». Еще до общеобразовательной школы мы попали в музыкальную, где проучились восемь лет по специальности «фортепиано». Но… как ни странно, не это стало «приходом к музыке» в смысле дела жизни. Хотя учились с удовольствием. А когда закончили школу, музыка постепенно куда-то ушла, как бывает у многих. Классикой мы не «заболели», рок-музыку дома не слушали, и на какое-то время наступил, как бы это сказать, «музыкальный вакуум». У нас даже магнитофона дома не было. Окончили физико-математическую школу, поступили в финансовый институт… Ничто не предвещало возвращения к музыке.
И что же всё-таки вас к ней вернуло?
Е.: Как-то в книжном магазине попались ноты песен «Битлз». Две небольшие синие книжечки с хитами. Стали их играть, и, видимо, что-то «щёлкнуло», зацепило. На стипендию купили магнитофон и две кассеты: «Abbey Road» The Beatles и «Off The Ground» Пола Маккартни. А потом вдруг тоже захотелось сочинять песни, появилась одна, другая, и пошло, поехало, завертелось… В 1996 году впервые возникла мысль о создании рок-группы.
Постойте, ведь вы обе учились играть на фортепиано, а вышло так, что ты – клавишница, а Таня – гитаристка?
Татьяна: Постепенно мы поняли, что надо учиться дальше игре на современных инструментах, и что музыкальной школы недостаточно. Тогда мы осознанно разделились: я взялась за электрогитару, а Лена – за клавишные.
И где вы учились «рокерским» инструментам?
Т: Проблема была в том, что мы жили в подмосковном городе Сергиев Посад, где каких-то подобных школ и в помине не было. Не было и Интернета. О том, чтобы оставить институт и поступать в музыкальное училище, вопрос не стоял (хотя и очень хотелось). Жили страшно бедно, экономили каждую копейку… Где-то увидели объявление музыкальной студии «Салют», где рекламировалось обучение на электрогитаре, клавишных, басу и барабанах. Через нее Лене посчастливилось стать ученицей замечательного джазового пианиста и клавишника Одиссея Богусевича. А мне в «Салюте» не понравилось, ушла оттуда в «Красный химик» к Александру Кутейникову, который, как потом оказалось, преподает еще и в колледже эстрадно-джазового искусства. В «Химике» я проучилась несколько лет, это было реально клевое место, где мы обрели много хороших знакомых и друзей…
Е.: Вокалу я училась у джазовой певицы Натальи Княжинской, и в «Красном химике», у Екатерины Белобровой.
Когда в группе сёстры – это круто?
Очень – без шуток. В нашем случае, по крайней мере, ведь мы обе одержимы идеей группы. И материал получается интереснее, и трудности легче преодолевать. Но еще лучше, когда весь коллектив – единая команда, и все болеют за дело.
Почему вы назвались «Eternal Wanderers»?
Поначалу это было временное название, по песне «Eternal Wanderer», которую мы придумали в 1995-м. «Вечные странники» – это мы и есть, это наше душевное состояние, настроение песен. Песни писались по-английски, поэтому и имя английское. А временное – потому что мы считали его трудным для запоминания. В последнее время нас многие называют просто EW, или даже по-русски – «ЕВ». (Улыбаются.)
Когда и как прошел первый концерт?
Е.: Это был первый и единственный раз, когда мы играли в родном городе, на рок-фестивале «Талант», в ноябре 1998 года. Было классно, много народа, нас хорошо приняли. В Посаде и группы, и слушатели – в основном брутальные ребята. А мы понравились. Видимо, потому, что вдруг на фестивале появились две девчонки, и играли не какую-то там «сопливую» песню типа «ты меня бросил» и всё такое, а мрачный рок. Песня была, ни много ни мало, «Born To Suffer»! Нас даже по местному телевидению тогда показали.
В том же году вы участвовали в первых акциях «Музыка для мозгов», которые проводил тогда Александр Костарев. Как вы вообще с ним познакомились?
Т.: Ну, это веселая история. (Смеется.) Дело было в феврале 1999 года. Интернет тогда уже появился, но не у нас. (Улыбается.) Информацию добывали где попало. Как-то, хорошо помню, на каком-то круглом столбе увидели объявление о концерте «Музыка для мозгов» с участием групп «Космобоб» (будущие Kostarev Group) и «X-Rays» 14 марта, а внизу было также указано: «Студия «Смысл жизни». И телефон. Нас, надо сказать, весьма впечатлило это объявление – тут и мозги, и космос, и смысл жизни… И я просто взяла и позвонила. «Вот, мы – молодая группа, играем что-то тоже «для мозгов», у нас и демо-кассета есть!» – «Ну приезжайте, привозите свою кассету, поговорим», – был ответ. – «А кого спросить-то?» – «Костарева». Оказалось, что с ним я и разговаривала. Вечером в тот же день я поехала. Это сейчас есть всякие там «яндекс-карты», мобильники с собой и всё такое. А тогда найти незнакомую улицу, да еще и зимой, вечером… Приехала. Костарев очень хорошо меня принял, с интересом послушал кассету и сказал: «Ну вот, еще одними сумасшедшими в Москве стало больше». (Смеется.) И предложил поучаствовать в концерте.
И как всё прошло?
Т.: Отлично! Одно из самых памятных выступлений того времени.
Тогда вы сделали две демо-записи. Как шла работа, с технической и с творческой точки зрения?
Демо-кассету писали на четырехканальной портастудии «Yamaha». Кстати, отличная штука! Когда в 1999 году появился компьютер, стали записывать демо-диски. Начали осваивать премудрости цифровых секвенсоров, цифровой записи и сведения. Изучали всё сами, поэтому и ошибок было много. Если сейчас посмотреть на те работы – они, конечно, сырые с точки зрения аранжировки и записи. Самая слабая часть – ритм-секция, которой попросту не было, и мы не могли ее прочувствовать, хоть и старались что-то изучать по книгам… А вот с точки зрения идей в то время всё было нормально. В частности, из того периода взяты, правда, в изрядно переработанном виде, «Visions Of The Lost World», которая включена в альбом «The Door To A Parallel World», и «Energy Of Light», вошедшая в альбом «So Far And So Near». На демо-диске она значилась под названием «Motionless Chaos Part 2».
В отношении вашей тогдашней музыки можно было слышать термин «электроакустика». Откуда он взялся и что он значит?
Это весьма специфический, тяжелый для восприятия жанр электронной музыки, о нём мы узнали из радиопередачи «Back To The Universe» известного радиоведущего Мартина Ландерса, которую слушали тогда ночами напролет. Как говорил один известный юморист, было время, когда всю ночь пил, курил, чёрт-те чем занимался, а на утро как огурчик – как будто не пил, не курил, чёрт-те чем не занимался. (Смеется.) Электроакустика представляет собой смесь засэмплированных шумовых эффектов (вода, удары о кастрюлю и всё что угодно), какой-нибудь возни по струнам виолончели и т. п., и электронных подкладов, перкуссии, электронных эффектов. От увлечения «Back To The Universe» пошло вкрапление в собственное творчество элементов электроники. Два раза нас даже издал на сборнике «Electroacoustic Music» известный электронщик Артемий Артемьев. И как он нас нашел? (Улыбается.) Свой основной стиль мы, если кто спрашивал, называли «психоделический рок». А в связи с наличием вот таких электронных вкраплений на сайте в описании стиля добавили: «Нечто на стыке психоделического рока, арт-рока и различных направлений электронной музыки (традиционная электроника и электроакустический эксперимент)».
Насколько велика дистанция между тогдашним «электронным» дуэтом и нынешним рок-составом? Или их можно считать одной и той же группой?
Несомненно, это одна и та же группа, как бы внешне она не отличалась. Полный рок-состав – новый этап развития EW, только и всего.
После концерта в ИНЭОСе, на котором мне даже посчастливилось побывать, наступила долгая пауза. С чем она была связана?
Тут разные причины были. И усталость от выступлений неполным составом, и неудовлетворенность собственным уровнем игры и знаниями в аранжировке и записи, и некоторое разочарование в московской рок-сцене. Но нельзя сказать, что мы тогда бросили заниматься музыкой. Просто ушли в студийную работу. В тот период появилось много нового материала. Пару раз мы устраивали концерты прямо в домашней студии. Возвращаться на сцену в усеченном составе не хотелось. Специально состав не искали, как-то моральных сил не было. В общем, проект EW, видимо, ждал своего часа.
Что помогло вам вернуться опять к активной деятельности?
Т.: Случай, как это обычно бывает. (Улыбается.) Наш старый знакомый по «Красному химику» Паша Барабанов, с которым мы продолжали общаться периодически, через Интернет познакомился с басистом и клавишником Димой Штатновым, который искал участников в свою группу Quorum. Скоро нашелся барабанщик Сергей Никоноров, а Лену они позвали на бэк-вокал. Тут обнаружилось, что у Лены есть свой проект EW, и появилась мысль попробовать записать альбом, да и просто поиграть полным составом. Дима сразу решил присоединиться к проекту, а Сергей хотел, но время не позволяло, поэтому он только помог нам на записи. Так в конце 2004 года началась работа над записью первого альбома. А мы с Леной морально созрели, чтобы всерьез задуматься о возвращении на сцену с полным составом. Чем мы хуже группы Димы? (Улыбается.)
Как искали остальных участников?
Первое время с барабанщиками было трудно, потом год с нами поиграл Сергей Алямкин, администратор репетиционной базы, но ударные не были для него основным инструментом, и он ушел. Стали срочно искать замену, и вышли на Серегу Рогулю. Он поразил нас тем, что когда пришел на первую репетицию, выучил сразу четыре песни! Флейтист Дима Дрогунов появился в составе в какой-то мере случайно. Мы пересеклись с ним на репетиционной базе, он стал подыгрывать на флейте, и вскоре окончательно «влился» в состав.
Кто в нём какую роль играет, все ли участвуют в авторстве?
Т.: Песни почти всегда пишем мы с Леной. Делаем концептуальную аранжировку и высылаем всем. Партии для Димы Дрогунова даем «в ноль», как их нужно сыграть. Ритм-секция же получает только набросок, а дальше партии баса и барабанов «отшлифовываются» на репетициях. Дима Дрогунов иногда тоже вносит что-то свое, в основном касаемо эффектов. Так что конечный результат – результат совместного творчества всех участников группы.
Что первично при сочинении песни? Мелодия рождает образ, а затем текст, или как-то в иной последовательности?
Т.: Первична сама «задумка», какая-то мысль или состояние. То есть о чём будет композиция. Это не всегда выражается конкретными словами. Просто должно быть настроение. Потом в абсолютном большинстве случаев возникает музыка, далеко не полная форма, а основной мотив. А уже потом идет целенаправленный труд – проработка формы, сольных частей и т. д. и т. п. Если это песня, то под музыку делается текст. Случаи, когда сначала готовился текст, а потом на него накладывалась музыка, были, но очень редко.
И откуда берутся идеи, образы ваших песен?
Т.: Иногда это вдруг возникающие в голове картины, иногда впечатления или мысли, навеянные каким-нибудь событием, книгой или фильмом, или просто настроение, внутреннее душевное состояние. Но никогда не бывает, чтобы песня возникла на пустом месте, из ничего. Из серии: «А не сделать-ка мне новую песню… Вот, такая гармония будет круто, а сейчас я еще сюда размер семь четвертей поставлю, будет настоящий прог-рок…» Очень много вещей так или иначе связано с мыслями о космосе. Вообще тема космоса уже долгое время притягивает – его бесконечность, красота, нераскрытые тайны, печаль…
Е.: В «So Far And So Near» некоторые композиции были навеяны впечатлениями от саги Толкина «Сильмариллион». В частности, «And The World Will Be». Ну какого музыканта не восхитит мысль о том, что в начале мира была Песня, отголоски которой мы слышим в морском прибое, шелесте травы, вое ветра… А несовершенство в этом мире – следствие внесенной в песню дисгармонии. У Толкиена много общефилософских или просто красивых мыслей… На второй альбом попали «Thread Of Love» – песня о злом роке и предопределенности, навеянная одной из историй «Сильмариллиона», или, точнее, «Unfinished Tales»; «And I Will Follow» (просто понравилась фраза в одном из эпизодов, «Thou shalt lead and I will follow»).
Если не ошибаюсь, еще есть цитата из Толкина в названии инструментала «As You Wish, I Care Not» (из сцены борьбы Фродо и Боромира за кольцо)…
Т.: Точно, однако, подмечено. (Улыбается.) Правда, сама композиция не имеет никакого отношения к «Властелину колец». Инструментал делался под настроение, связанное с личными переживаниями и, как это сказать, несколько фаталистичное. Фраза эта запомнилась из фильма – мы его очень любим и смотрели много раз в оригинале. И я подумала, что она хорошо передает настроение композиции.
Что еще вас вдохновляет – книги, кинофильмы, события из жизни?
В свое время большое впечатление произвела киноэпопея «Звездные войны». «No Way Back» из первого альбома сделана под влиянием Артура Кларка. Нередко импульсом к созданию композиции служит информация научно-публицистического плана из области космологии и физики. Из событий из жизни – например, большая комета, которая пролетала мимо Земли в 1996 году. А еще, заглядывая в следующий альбом – аномальная жара 2010 года. Еще одним ярким событием стало наше восхождение на Эльбрус несколько лет назад. Это тоже отразилось на творчестве.
Трудно ли сочинять тексты на английском языке?
В чём-то даже сложнее музыки – ведь мы не профессиональные литераторы. Английский был хобби еще со школы – мы занимались с репетитором, читали много книг, ну и воспитывались на английской музыке, поэтому сочинять на английском казалось в чём-то даже естественно. Но не ради «выхода на запад» или чего-то такого. Просто элемент творчества, не более. Конечно, когда песни исполняются на иностранном языке, неизменно встает проблема понимания текста слушателем. Мы стараемся ее решить краткими анонсами перед каждой песней, видеорядом, а также размещением построчных переводов на сайте.
Не пробовали ли петь по-русски?
Песен на русском у нас единицы. В репертуаре только одна, «Конец тысячелетия», русский вариант песни «The End Of Millennium». Перевод сделали шутки ради, от нечего делать в маршрутке. Теперь эта песня живет в двух вариантах. Также есть литературный перевод «And I Will Follow», но в живом исполнении он как-то не прижился. В заначке имеется еще одна песня…
Как складывалось звучание Eternal Wanderers?
Е.: У истоков звучания EW стоит синтезатор Roland XP-50, он до сих пор исправно служит. В записи нового альбома также использовались Korg Triton, мрачный аналоговый Prophet 08, программные синтезаторы, терменвокс и даже, немного, модульная система Doepfer A100. Кстати, Дима Штатнов как-то достал маленький аналоговый синтезатор той же фирмы и активно использовал его как эффект для баса. Также мы широко задействовали «живые» оркестровые инструменты – струнные, духовые.
Т.: Гитара у меня достаточно традиционная, особых экспериментов с ней не было, просто хотелось получить хороший, качественный звук.
Есть ли у вас группы – примеры для подражания в плане саунда?
Т.: У нас нет стремления звучать именно как кто-то. Но, несомненно, мы стараемся учиться у мэтров. В этом плане нас вдохновляют Pink Floyd, Dream Theater, King Crimson, ELP и другие.
Е.: Иногда для «подпитки» интересно послушать высококачественный поп-материал (Celine Dion, Madonna и пр.), а также саундтреки к современным фильмам. Надо признаться, что мы недостаточно хорошо знаем творчество многих исполнителей. Большое количество времени приходится проводить на работе, в офисе, а там уж слушаешь что попало, на минимальной громкости. Это еще хорошо, если удастся убедить коллег поставить «Rock FM», а не какое-нибудь «Love Radio» или «Русское радио». С другой стороны, в этом есть и свои плюсы, поскольку использованные другими группами приемы «не прилипают», и мысль более раскрепощена во время аранжировки.
Как долго шла работа над «So Far And So Near»?
Е.: Тут нужно делить процесс создания, аранжировки песен и записи. Многие композиции были созданы довольно давно, их аранжировкой, записью и сведением мы занимались с 2007 по 2009 г., а кроме того, репетировали, давали концерты… Но основное время отъедало тривиальное зарабатывание денег. Приходилось на износ пахать на работе, не связанной с музыкой, чтобы заработать на базы, оборудование, сведение, поездки на фестивали и т.д. Все записи в основном делались в отпуска или праздники, а их не так уж и много.
Говорят, что некоторые гитарные партии переписывались по десятку раз и больше…
Т.: Гитару я обычно всегда пишу очень скрупулезно. В основном переписывание было связано с поиском звука и оттачиванием партий. Были случаи, когда только на этапе записи я понимала, что гитарную партию нужно существенно менять. Например, так было с «As You Wish, I Care Not». Основную тему оставила, а все разработки поменяла. На «Thread Of Love» никак не могла найти нужный звук. То слишком глухой, то слишком резкий и т. п. Тогда процесс записи затягивался. Но мне абсолютно не жалко потраченного времени…
В записи – множество «гостевых» музыкантов. Как вы их искали, как с ними познакомились?
Е.: Частично это сессионные музыканты, с которыми нас познакомил звукорежиссер Илья Донцов. Это струнная секция, а также гобоист, кларнетист и валторнист. Наиболее ценной для нас стала помощь друзей. Огромная благодарность скрипачу Диме Шишкину, экс-участнику «Кворума», ныне играющему в проекте Ascorbic Acid. Он за два часа сходу записал кучу партий, в том числе сделал то, за что сессионные музыканты даже не решились браться, заявив, что это невозможно! Я имею в виду начало «As You Wish, I Care Not», где нужно было в свободном темпе сыграть тему в унисон с синтезаторной партией. Он всё делал с какой-то искоркой, легко и непринужденно, с экспрессией, нужной в том или ином месте. Без его партий та же «As You Wish» или «Thread Of Love» сильно бы проиграли. А на запись трубы и тромбона нам удалось позвать ребят из коллектива «Мосбрас», с которыми в своё время мы случайно познакомились на репетиционной базе.
На альбомах много трудных партий, а также «гостевых» треков. Приходится ли это упрощать «живьем»? Не бывает ли так, что вы сидите, схватившись за голову, мол, и зачем мы столько всего насочиняли?
Т.: В основном это касается клавишных, гитар обычно не так много, и их легче адаптировать.
Е: Я стараюсь выжать из своего сета максимум. Иногда приходится играть две, три, а то и четыре партии одновременно с вокалом. Но это не всегда себя оправдывает. Лучше сыграть проще, но убедительнее, чем устраивать эту акробатику с кнопками управления. (Улыбается.) Хотя иногда эффектно получается, особенно если прикольное наложение настроить!

Чьи это демонические вопли на «Mounds»?
Т.: По задумке – это зловещий смех смерти и крики духов прошлого, доносящиеся из глубины времён, из тех самых курганов, о которых поется в песне. Песня эта об ужасах войн. Исполнял сии вопли наш флейтист Дима Дрогунов. К записи он подошел со всей ответственностью, стараясь «правильно» передать страх и демонический ужас. Некоторые крики он даже переписывал несколько раз, стараясь сделать их более аутентичными в контексте песни.
Е.: По всяким голосовым эффектам у Димы определенно талант. (Улыбается.) Только вот жаль, что из-за повседневной рутины он отошёл от музыки…
Где для вас находится баланс между приятностью для уха и «остротой», диссонансами? Вы стараетесь скорее доставить слушателю приятное или встряхнуть его, заставить поежиться?
Е.: Наверное, где-то посередине. Несмотря на то, что среди значительных наших влияний и любимых жанров – музыка шумов и диссонансов, мелодизму, музыкальным темам в композиции всегда отводится ведущая роль. Главное в музыке, на сцене – быть искренними. Мне кажется, что слушатель легко отличает искренность от фальши.
Т.: Слушателю мы в первую очередь хотим передать энергию, эмоции, то настроение, которое вложено в песню. Опять же повторюсь – нет специальной цели сделать приятную или тяжелую композицию, всё идет от настроения. Есть одно правило, которого мы придерживаемся всегда – музыка не должна нести за собой грязных, низких чувств и эмоций. Песни могут быть о чём угодно – о добре, зле, красоте, уродстве, любви, жестокости… Музыка может быть спокойной, веселой и приятной или наоборот, мрачной, тяжелой и диссонансной, но в любом случае она – связь с высшим планом, с высшими материями, как бы пафосно на первый взгляд это ни звучало. Очень хочется надеяться, что это как раз и передается слушателю. Ведь та энергия, которую слушатель получает, не может возникнуть из ничего. Поэтому в конечном итоге мы стараемся, чтобы слушатель вышел после концерта с позитивным, светлым чувством.
Кстати, самая светлая вещь на альбоме – «And I Will Follow». Голос в ней звучит ярче, интонационно богаче. Как так получилось?
Е.: В этой песне больше микста, и сама она по задумке спокойная, распевная. Может, свели как-то по-другому…
Альбом получил много очень добрых рецензий в западной прессе. (Среди комплиментов лично мне запомнился один, про «дыхание свежего воздуха из глубин сибирской тайги»). Был ли такой радушный прием сюрпризом?
Е.: Никогда не знаешь, чего ожидать. Музыка сложная, даже для прогрессив-рока несколько нетипичная, ее трудно отнести к определенной ветке жанра, мало ли как будет воспринята… И конечно было очень приятно получить столько хороших отзывов. Мы искренне благодарим лейбл MALS в лице Михаила Ланина, издавшего оба наших альбома. Во многом благодаря его работе становится возможным продвижение релизов российских прогрессивных команд как у нас, так и за рубежом.
Как вы себя комфортнее ощущаете – на сцене, в центре внимания, или вдали от чужих глаз, в студии? Дает ли концерт какую-то дополнительную энергию или, наоборот, истощает?
Е.: На сцене – среди оборудования, света, перед зрителями, я чувствую себя как дома. Это ощущение привили еще с музыкальной школы, когда отчетные выступления проходили не где-нибудь, а в центральном дворце культуры города. Иногда, приходя на концерты в качестве слушателя, невольно ловлю себя на мысли, что мое место – по ту сторону, на сцене. Концерт – это обмен энергией, чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь. Заряд энергии обычно после концерта громадный. Студийная работа – это сосредоточение творческого начала в музыке, а концерты – эмоционального. Как без того, так и без другого музыкальная жизнь кажется неполноценной.
Нет ли у публики предубежденности относительно того, что это «женская» группа? Или, наоборот, это дает дополнительные очки?
Т.: Трудно сказать наверняка, но по моему ощущению, нет. Тем более, что на три пятых – мы и не «женская» группа вовсе. (Улыбается.) Другое дело раньше, когда мы выступали вдвоем. А вот узнаваемости это, несомненно, прибавляет. Впрочем, если очень надо, можно «закосить» и под «женскую» группу. В прошлом году наша давняя знакомая по «Красному химику», а ныне известная гитаристка Елена Сигалова позвала нас на гитарный фестиваль «Ladies’ Guitar Player Party», который она регулярно организует. А там условие – на гитаре должна быть девушка. Так что, можно сказать, воспользовались положением. (Улыбается.)
Иногда на концертах возникает ощущение какой-то зажатости, в глазах – некий страх ошибки, словно каждый концерт – это сверхважный экзамен. Мне кажется, или это и правда так?
Е.: Да, ощущение важности мероприятия есть всегда, какого бы уровня концерт ни был. Хотя бы из-за того, что это ответственность перед людьми, которые пришли, пусть это будет десять человек, сто или тысяча. Зажато мы себя чувствуем тогда, когда есть проблемы со звуком, с мониторингом или какие-то другие технические неполадки. Это, к сожалению, бывает нередко.
Концерты группы часто сопровождаются видеопроекцией. Кто ее готовит, какие источники этих фильмов?
Е.: Клипы сначала делал наш знакомый Георгий Белов, а потом мы научились снимать и сами. Источники – как материалы из Интернета (скажем, космические съемки с сайта НАСА), так и кадры с наших концертов…
Т.: Единственный серьезный наш клип, который мы по-настоящему снимали – на песню «Mounds». Съемочной площадкой стала территория заброшенного завода недалеко от моего дома. Пришлось даже получать «разрешение на съемку» у местного сторожа! Он охранял там непонятно что, поскольку кроме развалин с зияющими дырами охранять было нечего. (Смеется.) Мы сказали, что мы местная рок-группа, хотим снять клип про войну, видимо это «про войну» тронуло человека, и он дал нам добро. Дело было в ноябре 2010 года, большую часть пришлось снимать под дождем, а игравшей смерть Свете Шестаковой – ходить босиком в легком платье при почти нулевой температуре. Но в результате никто не заболел, видимо, согревал «творческий процесс».
Как вы подбираете «космические» сценические наряды? Это просто симпатичные платья и украшения или в них есть какой-то связанный с музыкой символизм? Особо мне запомнился медальон в виде атома с электронами…
На поиск нарядов мы не тратим много времени, но если вдруг в магазине попадается что-то интересное, стороной не обходим. Подбираем просто по ощущениям: нравится – не нравится, подходит – не подходит. Порой попадается что-нибудь необычное в самых неожиданных местах. Тот атом с электронами, о котором ты говоришь, был куплен за 15 рублей на Горбушке в 1998 году именно потому, что показался прикольным. (Улыбается.) Но образу на сцене мы придаем значение. Считаем неприемлемым выступать перед публикой в свитере и джинсах с пузырями на коленях. (Улыбается.)
Легко ли играть и нажимать педали, стоя на каблуках? (Улыбается.)
Т.: Это в основном к Лене вопрос. Я никогда не выступаю на высоких каблуках – именно потому, что в них чувствую себя неустойчиво при переключении педалей. (Смеется.)
Е.: Не очень, особенно на две сразу, еще и когда поёшь, но приспособиться можно. (Смеется.)
Где был лучший концерт за последнее время?
Пожалуй, презентация альбома «So Far And So Near» в Кактусовой пещере 14 сентября 2011 года. Замечательное место, лишенное всякого пафоса. Можно было никуда не торопиться, отыграть весь диск целиком, пообщаться с публикой, рассказать об альбоме, показать клип. Да еще и накормить всех многочисленных зрителей печеньем и конфетами и напоить… чаем. А ты что подумал?(Смеется.) Конечно, очень большое впечатление произвело участие в летних фестивалях «Пустые холмы» и «Космофест». Особенно «Пустые холмы», поскольку на них мы были в первый раз.
Не пытались ли выбраться на зарубежные фестивали?
Нет, не довелось как-то. Один раз нас позвали на фестиваль в Киев (хоть и ближнее, но всё же зарубежье!). Это должно было быть довольно крупное мероприятие, в хорошем зале, с освещением в прессе и записью диска. Но фестиваль так и не состоялся. Мы так поняли, что в последний момент отказался спонсор.
Ну и, разумеется, творческие (и не только) планы.
Е.: Попробуем выпустить наш инструментальный альбом. Он был записан в 2004-2005 годах, а в 2008 году основательно переработан. Эта музыка абсолютно не вписывается в наш нынешний стиль. Скорее она ближе к электронике. У любителей прогрессив-рока, привыкших к определенному звучанию EW, эта запись может вызвать шок. Признаюсь, даже не все теперешние участники EW смогли ее осилить. (Смеется.) Диск предложил нам сделать Артемий Артемьев, планировал издать ее на своем лейбле «Electroshock Records», но что-то не срослось. Почему – точно неясно. Попытаемся его опубликовать, пусть даже самиздатом. В работе и новый альбом. Практически весь материал уже есть, сейчас работаем над ритм-секцией, особенно барабанами, их в первую очередь будем записывать. Планируем концептуальный альбом, в том смысле, что все композиции будут взаимосвязаны между собой. Основная идея возникла очень давно, можно сказать, это одна из ключевых идей всего творчества EW. Звучание будет отличаться от всего, что было прежде. По традиции, на диске будут и совсем новые вещи, и сочиненные давным-давно. И не все из них – нашего с Таней авторства. Процесс записи ожидается длительный, но надеемся, что он не станет «вечным странствием», а завершится в каком-то обозримом будущем.
Что же, желаю, чтобы всё это получилось!
Тебе огромное спасибо за это интервью и в целом за поддержку отечественной прогрессивной музыки!