Жерар Урбетт и Тьерри Забойцефф (Art Zoyd): Музыка как мост
Январь 25, 2019
Елена Савицкая (261 статей)
Поделиться

Жерар Урбетт и Тьерри Забойцефф (Art Zoyd): Музыка как мост

4 мая 2018 года официальная страница французской авант-группы Art Zoyd опубликовала печальное известие: скончался один из ключевых участников, а в последние 20 лет (после ухода Тьерри Забойцева) – основной художественный руководитель, композитор, «электронный мозг» коллектива Жерар Урбетт. Музыканту было 64 года, и болезнь (артрит) давно уже поставила крест на его выступлениях в качестве скрипача. Однако его музыкальные идеи, работа по компьютерному программированию и семплированию, а также неистощимая организаторская энергия продолжали питать творчество Art Zoyd – не только самой группы, но и большой продюсерской студии.

В сентябре 2015 года нам посчастливилось побывать на грандиозном событии – объединённом выступлении группы Art Zoyd на фестивале «Rock In Opposition» во Франции. 2,5-часовой концерт, состав из 10 человек, лучшие композиции разных периодов… А на следующий день нас ожидало ещё одно дело необычайной важности – интервью с двумя мастермайндами группы, Тьерри Забойцевым и Жераром Урбеттом. Мы расположились под открытым небом, за столиком в кафе с чудесным видом на окрестности, и было что-то невероятное в том, что можно вот так сидеть и беседовать с «великими и ужасными» музыкантами «самой сложной в мире группы» (о её истории вы можете узнать из статьи в «InRock» №71). В английской версии интервью вскоре было выложено на нашем сайте, а на русском мы публикуем его только сейчас – в память о Жераре Урбетте и с пожеланием доброго здравия Тьерри Забойцеву и студии Art Zoyd, которая продолжит деятельность под руководством Моники Урбетт-Виаладью.

Жерар Урбетт и Тьерри Забойцев на RIO Festival 2015.

Спасибо за ваше согласие на интервью. Давайте начнем с вчерашнего невероятного выступления объединённых Art Zoyd. Насколько сложно было всё подготовить, отрепетировать, вспомнить все партии?
Тьерри: Этот проект зрел у нас в головах уже несколько лет. Мы разбирали студию и нашли много нереализованного материала. Записи с магнитной плёнки мы скопировали на современную технику, а с бумажных набросков сделали фотокопии. Честно говоря, там был большой беспорядок. Так что всё началось с разборки студии, а уже потом пришла мысль о кратковременном реюнионе. Вначале мы думали, что всё пойдёт быстро, но когда приступили к репетициям с остальными музыкантами, поняли, что нас ждёт огромная работа. И, конечно, было тяжело выбрать из огромного количества материала, что играть. Мы выбирали вместе. Если бы мы этого не сделали, перформанс бы длился 44 с половиной часа (смеётся). (Концерт проходил под лозунгом «44 ½ Art Zoyd» – таково, по подсчётам музыкантов, на тот момент было количество лет с даты основания группы, – прим. ред.).

И какие были критерии отбора?
Тьерри: Это было непросто, потому что у нас очень много важных композиций. Возвращаясь назад в историю, мы обнаружили, что эмоционально очень связаны с нашим прошлым. И тогда мы решили поступить как взрослые люди (смеётся). Так как Art Zoyd проделали большую эволюцию, мы взяли по несколько пьес из каждого периода. Мы реконструировали эти пьесы и сделали медли из некоторых из них.
Жерар: Конечно, когда мы делали это медли, нам пришлось сократить эти пьесы и затем выбирать из них снова.

На пресс-конференции на RIO’2015. Ведёт французский журналист Эймерик Леруа.

Каково было снова работать вместе спустя столько лет?
Жерар: Было чувство, что мы расстались только вчера. Всё вернулось.
Тьерри: Было очень легко взаимодействовать. И другие музыканты принесли свои идеи. Каждый пришёл с тем, что он знал и не знал. На самом деле, как музыканты мы не очень сильно изменились.

Сложно ли было исполнять треки с самого первого альбома?
Жерар: Как скрипач я не осознавал, что будет действительно трудно воспроизвести некоторые мои партии (на фестивале скрипичные партии исполнял Мишель Нек, – прим. ред.). Это было очень необычное чувство!
Тьерри: Если бы мне необходимо было объяснить другому басисту, как играть мои партии, я бы не смог это сделать. Рок-энергия – это такая вещь, которую очень трудно объяснить словами! В самом начале мы сочиняли вместе с инструментами в руках. Мы сидели в студии часами и играли. Так что музыка рождалась не в головах, а в пальцах.
Жерар: Мы играли эти вещи, как будто просто разговаривали. Никаких партитур!

Тьерри Забойцев на RIO’2015.

Но как вы запоминали вашу музыку без партитур и нот – всё было в памяти?
Тьерри:
Это как актёр запоминает текст.
Жерар:
Музыка станет гораздо интереснее, если все музыканты будут в состоянии исполнять ее без партитур. Но для запоминания требуется очень много времени.
Тьерри: Потому что всякий раз происходит задержка между тем, что ты видишь в нотах и тем, что играешь. И у тебя нет представления о том, что происходит с твоим телом. Необходимо, чтобы всё тело было частью музыки. Так что я не хотел ограничивать себя нотной записью, потому что это изменило бы музыку.

RIO festival, 19 сентября, реюнион-концерт Art Zoyd.

Но у вашей музыки такие сложные ритмические структуры, что кажется, что вам постоянно надо считать…
Да! (Все смеются.)

И как же вы умудряетесь не терять ритм?
Жерар: Музыка – это тоже числа. Когда мы начинали, ещё не существовало компьютеров, но они были в наших головах. А ещё музыка похожа на архитектуру. Мы строим здания с помощью звуков. И, кроме того, у нас были более сложные пьесы и менее сложные.

Кто ваши любимые классические композиторы?
Жерар: Лично я люблю Ксенакиса за его примитивную жёсткость и архитектурное мышление. Я вообще слушаю много пластинок и читаю много книг. Я очень любопытный.
Тьерри: Для меня в самом начале был Стравинский с его диссонансами и полиритмическими сочетаниями. Мы хотели объединить энергию рока с европейской композиторской традицией, которая далека от блюза.

Скоро музыку Art Zoyd будут изучать в школах. (Фото: Philippe Bétrancourt).

У нас есть ещё несколько вопросов к Жерару о его музыкальных корнях. Почему вы выбрали скрипку? Правда ли, что вы решили заняться музыкой после того, как прочитали музыкальный словарь?
Жерар (смеётся): Я начал в семь лет с учёбы в консерватории (в родном городе Валансьене, – прим. ред.). Я хотел быть действительно хорошим и известным скрипачом. В шестнадцать я переехал в Париж, чтобы продолжить обучение. Там я открыл для себя современную музыку и разочаровался в классике. После окончания консерватории я чувствовал себя абсолютно потерянным. Я играл на улицах – блюз, импровизации… Затем я вернулся домой на север Франции. Однажды мне передали, что кто-то интересуется мной. Это был Тьерри. Мы встретились и решили играть вместе. Тогда я впервые сыграл через усилитель. На скрипке! А вскоре после этого мы присоединились к Art Zoyd. Интересно, что многие выпускники консерватории не в состоянии играть ритмично и понимать ритмические сложности. Обычно ритм – это то, что уже есть в твоей голове, и нужно лишь высвободить это…

Получается, что классическое музыкальное образование не способствует пониманию того, как играть рок?
Жерар: Да. Я стал учиться этому уже позже. Я полюбил рок: Soft Machine, King Crimson…

Жерар Урбетт. 

Но всё же классические основы, полученные в консерватории, помогли вам позже создать эти великие альбомы с Art Zoyd?
Жерар: Да, несомненно. Но гораздо важнее было слушать много музыки. И, конечно, сольфе… соль-фа… окей, вот эта вещь (напевает) до-ре-ми-фа-соль помогает лучше понять музыку, если в ней разберёшься. Вам нужны уши, но также нужен и мозг (смеётся).

Первый сингл Art Zoyd «Sangria» (1971).

Как вы оказались вовлечены в движение Rock in Opposition?
Тьерри: Движение Rock in Opposition существует с 1978 года. Первоначально оно объединяло англичан Henry Cow и бельгийцев Univers Zero, Samla Mammas Manna из Швеции и Stormy Six из Италии и французов Etron Fou Leloublan. Лично я играл на басу с Даниэлем Дени из Univers Zero. Однажды я встретил Криса Катлера из Henry Cow, и несколькими месяцами позже мы обсудили интеграцию Art Zoyd в движение. Мы сыграли на нескольких фестивалях в Милане, в Швейцарии… Мы искали новые пути, чтобы представить нашу музыку. Самое важное было обмениваться идеями друг с другом, а также взаимодействовать с аудиторией, которая была далека от мейнстрима. На самом деле Rock in Opposition было движением против мейнстрима, против лейблов, которые не хотели давать музыкантам никакой артистической свободы. RIO создало свои способы коммуникации с помощью фестивалей, собственных лейблов и так далее. Это было не эстетическое движение, а политическое. Политическое в терминах искусства. Оно было движением против шоу-бизнеса, против коммерческой музыки.
Жерар: Мы начали гастролировать, чтобы помочь друг другу организовывать концерты. Это начинание было достаточно успешным даже в Восточной Европе, обычно скрытой за железным занавесом.

Афиша первого RIO-феста.

Разделяли ли вы политические манифесты RIO?
Жерар: Для меня политика заключается в самой музыке. Эстетический протест может быть сильнее, чем политический.
Тьерри: У нас ведь нет текстов, нет слов, и они нам не нужны (смеётся).
Жерар: И может быть, в самой музыке есть жёстокость. Иногда названия композиций дают людям политические ассоциации. А иногда некоторые звучности. Например, первая пьеса нашего альбома «Symphonie pour le jour où brûleront les cités» (1976) начинается с криков, стонов, звуков борьбы…
Тьерри: Иногда на концертах слушатели кричали – агрррх! (Смеётся). Для нас необязательно было говорить о политике. Мы делали это просто нашей музыкой. Art Zoyd на сцене были политическим актом – как коммандос (?) против системы.

Так что вы боролись при помощи музыки.
Тьерри: Да!

Art Zoyd, исполнение саундтрека к «Metropolis», 2002 г.

Один из самых мрачных альбомов Art Zoyd называется “Generasion sans futur” («Поколение без будущего»). Что вы подразумевали под этим заглавием? Это о вашем поколении?
Тьерри: Это был альбом о прессинге в больших городах, об отсутствии коммуникации между людьми. И сегодня та же ситуация, а может быть, даже хуже. Нет взаимопонимания, взаимодействия…
Жерар: Мы могли бы дать такое же название какому-нибудь из нынешних альбомов. Ничего не изменилось с тех пор. У нас всё те же проблемы.

Группа была в Москве в 1989 году, что вы помните об этом визите?
Жерар: Я тогда не поехал из-за болезни. Тьерри и другие музыканты были там.
Тьерри: Это был длинный тур: Москва, Бухарест… Мы играли «Носферату» в Стокгольме, потом сели на паром в Таллинн, а дальше были Москва, Бухарест и Будапешт.

Кто вас пригласил?
Тьерри: Без понятия. Мы ничего не помним (смеётся). Наш менеджер контактировал тогда с какой-то организацией в России, но я не помню, как она называлась.

Art Zoyd в Москве, 1989 г. (Фото: Pierre Henry).

Но что-то осталось в памяти из этого тура в Москве?
Тьерри: Это было очень печально. Я имею в виду очереди на улице. Люди стояли в очередях у каждого магазина за мороженым и тому подобным. Было очень грустно видеть людей в этих очередях. А мы поехали с промоутерами в роскошный ресторан, и у нас было всё, а у этих людей – ничего. Теперь, я знаю, другая ситуация…

Да, Москва с тех пор сильно изменилась…
Тьерри: Да. Но публика на концерте была супер.

Был ли ваш концерт частью фестиваля, культурного события?
Тьерри: Нет, просто концерт. Вот в Бухаресте был фестиваль, было продано восемь тысяч билетов, но мы не смогли вовремя приехать в Киев, потому что российские дороги были очень плохие. И на улицах тогда было довольно опасно. На одной автодороге нас атаковали какие-то люди с железными палками. Мы покупали на заправке дизель для нашего автобуса и внезапно они появились… агрххх!

Какой ужас!
Тьерри: Просто с ума сойти! А ещё было очень много пробок на дорогах. Чтобы проехать через контрольно-пропускной пункт, надо было давать деньги и можно было проехать быстрее.

Ну и ну!
Тьерри: А так можно было сильно опоздать.

Art Zoyd на RIO’2015.

Тьерри, не могли бы вы подробнее рассказать нам о своём русском дедушке?
Тьерри: Я, к сожалению, не знаю в подробностях историю моего русского дедушки. Когда он приехал во Францию, он не хотел рассказывать о своём прошлом. Он не говорил с нами по-русски, так что я не знаю русского. Я знаю лишь то, что он был из Архангельска, может быть, он занимался лесозаготовками. Когда началась Первая мировая война, он был призван в армию и попал в плен, и затем как пленник оказался в Бельгии. Там ему удалось бежать и там же, в Бельгии, он познакомился со своей будущей женой. Они уехали жить во Францию.

Какая интересная история!
Тьерри: Но я многого не знаю.

Спасибо. Можно задать несколько вопросов о будущем группы? Записывался ли вчерашний концерт и будет ли он издан?
Жерар: Да, у нас есть аудиозапись. Может быть, не всё, но какие-то фрагменты будут выпущены. Но мы пока точно не знаем. Надо отслушать и решить…

Как вы сказали, у вас много неизданного материала, который вы нашли тогда в студии, увидит ли он свет?
Жерар: Да, мы планируем опубликовать 11 CD или может даже больше, тут и «живые», и студийные записи. У нас есть концертные записи некоторых очень ранних пьес, и они порой очень забавные.

А что насчет новой музыки Art Zoyd?
Жерар: У всех сейчас свои проекты. У меня много своих замыслов, которые я хочу осуществить. То же и Тьерри.

Продолжите ли вы работать вместе?
Жерар: Мы сделали так много вместе с реюнион-проектом Art Zoyd. Может быть, мы захотим сочинить что-нибудь новое вместе, чтобы издать с этим концертом. Но я не хочу говорить «да, мы сделаем это» – или нет. Если это случится – то случится.

Одно из мультимедийных выступлений Art Zoyd.

Вы записали много музыки к фильмам, театральным постановкам. А последний на данный момент альбом Art Zoyd «Eyecatcher» (2011) посвящён русскому кинорежиссёру Дзиге Вертову. Как вы познакомились с его работами?
Жерар: Я открыл для себя его фильмы несколько лет назад. Первым был документальный фильм «Человек с киноаппаратом», снятый до его очень известных научно-фантастических фильмов. Можно сказать, это было упражнение в новом стиле. Фильм показывает, что жизнь – это своего рода монтаж, нарезка, но видимая твоими глазами. Даже если камера приходит с другой стороны, аудитория видит себя сквозь неё. Я хотел изобрести музыкальную историю в параллель к фильму. И я давал тишину там, где был звук, и звук там, где была тишина.

Жерар, на последнем альбоме Art Zoyd и на концерте вы играли на синтезаторах, а не на скрипке – почему?
Жерар: О, у меня проблемы с руками. С 1988 года у меня проблемы со здоровьем, так что мне пришлось прекратить играть на скрипке.

Печально это слышать… Кстати, вы упомянули, что создание музыки сродни архитектуре. А с каким архитектурным стилем вы бы сравнили вашу музыку?
Жерар: С мостами!

Что?
С мостами. Я хотел бы сравнивать музыку не с определённым стилем архитектуры, а с мостом как объектом, который соединяет две стороны реки. Это даёт перспективу, направление.

«It’s my voice!»

Здорово! Маленький вопрос к Тьерри. Вы вчера не только играли на басу и виолончели, но ещё и пели в “Baboon’s Blood”. Ваш голос звучит очень мощно. Используете ли вы какие-либо звуковые обработки?
Тьерри (рычит): Это мой голос!!!
(Все смеются).
Тьерри: Только немного хоруса. Ничего больше. В течение всех этих лет я исследовал свой голос, изучал степень экспрессии, разные манеры, гармоники, театральную составляющую и так далее. Так что я знаю свои возможности!

Фото на память. Cap deCouverte, Франция, 2015.

А ещё у вас есть прекрасная электрическая виолончель. Скажите пару слов о ней.
Тьерри: Ну, визуально она не такая уж прекрасная. Скорее похожа на палку. Вибрации улавливаются пьезо-датчиком на бридже. С 80-х годов я использую свой собственный способ звукоусиления. Работая с виолончелью долгие годы, я разработал свой саунд. Я хочу, чтобы виолончель звучала как классический инструмент, но если мне нужен немного другой звук, я использую педаль эффектов с дисторшном и так далее.
Жерар: Тьерри не хочет, чтобы виолончель звучала как электрогитара. Он ищет те особые гармоники, которые вы можете услышать, только если находитесь очень близко к инструменту. Эти обертона могут очень украсить саунд, если их правильно подзвучить.

А три ударника на сцене – это в большей степени музыкальная или же визуальная вещь?
Жерар: Прежде всего музыкальная. Это обычный современный состав Art Zoyd. Он производит очень много энергии. Мы могли бы ещё расширить состав, но это трудно экономически. Поэтому мы используем две клавишные установки и одно фортепиано с разными звуками. Сейчас мы не можем позволить себе состав из девяти музыкантов, это слишком дорого.

Кстати, ваша краудфандинг-кампания в поддержку концерта была успешной?
Жерар: Конечно, сейчас трудные времена. Так что, обсуждая этот проект, группа решила не полагаться полностью на деньги с билетов, но попросила также фанатское сообщество поддержать задумку. И в финансовом смысле это имело совершенно замечательный эффект. Но главное – это чувство очень сильной связи между Art Zoyd и всеми участниками проекта.

Спасибо вам огромное за прекрасную беседу. Мы были счастливы быть на этом грандиозном представлении, которые вы дали вчера. И мы надеемся на продолжение!
Спасибо вам!

Елена САВИЦКАЯ
Владимир ИМПАЛЕР
Фото — Владимир Импалер.

Опубликовано в «ИнРоке» №84/2018.

Английская версия интервью — http://inrock.ru/interviews/art_zoyd_interview
Статья о истории группы — http://inrock.ru/articles/art_zoyd_2015

Елена Савицкая

Елена Савицкая