Аркадий Федотов (Vespero): Полынь и космос
Лет десять тому назад в редакцию «ИнРока» пришла бандероль из Астрахани с несколькими дисками тогда еще незнакомой нам группы Vespero. Это была странная, но притягательная психоделическая музыка с туманными русскими текстами и характерным раннефлойдовским звучанием. Вскоре группа отказалась от пения, выпустила несколько прекрасных дисков и стала полноценной частью мировой спэйс-роковой сцены.
Так, Vespero не раз признавались группой месяца на интернет-ресурсе ProgArchives, сотрудничали с западными коллегами по жанру, их альбомы всегда – одни из самых ярких позиций лейбла RAIG. В России, конечно, с такой музыкой толпы не соберешь, но астраханцы не переживают и приезжают один-два раза в год на гастроли в Москву и Петербург, не ради славы, а больше как в гости к друзьям. Таких поездок было уже немало, но только сейчас удалось не просто насладиться музыкой Vespero, но и записать большое, пусть и несколько поспешное (ребятам предстояла ночная поездка в Питер) интервью. На концерте в клубе «Шоколадная фабрика» астраханская четверка, в состав которой входят братья Аркадий и Иван Федотовы (бас-гитара и ударные соответственно), Александр Кузовлев (гитара) и Алексей Клабуков (клавишные), представляла новый студийный альбом «Droga». Диск этот, вышедший после экспериментального краут-рокового альбома «Subkraut» (2012), на первый взгляд показался возвращением на проторенные дороги прогрессива и психоделии. С этого и начался наш разговор с бас-гитаристом «Весперо» Аркадием Федотовым.
Расскажи про новый альбом. Какая идея в нём заложена?
Альбом «Droga» мы начинали делать, не совсем понимая, что в результате выйдет – так, в принципе, у нас всегда бывает. Потом мы осознали, что хотели бы показать мифы и легенды, связанные с той землей, на которой мы живем. В астраханской области есть такое мифическое место – гора Богдо. Это соляной купол, который неожиданно поднялся посреди степи на 150 метров. Там растут какие-то невероятные растения, там можно встретить странных животных… А рядом – соляное озеро, которое дает ощущение из современности, фильмов Тарковского, вперемешку с каким-то шаманически-первобытным чувством. Касаешься земли и чувствуешь, что она чем-то наполнена…
Что значит слово «дрога»?
По-итальянски это «специя», «запах». Для нас один из самых характерных запахов, самых ярких признаков места, где мы живем – это полынь. А еще чабрец, «Thymus» – так называется одна из вещей. Когда мы придумывали композиции, половина была без названий, а потом мы поняли, что надо им давать имена всего, что находится в наших краях. Открывает альбом «Steppe» – степь, «Marine» – это море… Одна из вещей называется «Oboo». Это такое место у казахов, где они молились, накидывали кучу камней, втыкали туда большую палку и на нее вешали объекты, которым поклонялись. Во всех этих вещах есть дух первобытного шаманизма. Хотя по музыке они ближе, наверное, к каким-то кентерберийским командам, к классическому спэйс-року.
Как я слышал, диск записывался довольно долго…
Да, очень долго, там есть вещи, которые мы задумывали еще в 2010-м и даже 2009 году. Но что важно – мы смогли сами полностью, с нуля придумать, записать, свести и отмастерить весь материал. Мы его наполнили ощущениями, которые хотели бы передать. Всё это благодаря Алексею [Клабукову], который очень кропотливо и долго занимался записью, и, естественно, благодаря Александру [Кузовлеву] – кто ставил звук и оттачивал каждый записанный элемент альбома, сводил и мастерил пластинку.
Впервые – потому, что предыдущие диски проходили какой-то пост-продакшн на стороне?
Да. Кроме «Subkraut», нашего предыдущего, краут-рокового альбома. Но там было всё проще – несколько джем-сессий, которые потом было нетрудно привести к общему звучанию. А здесь нужно было детально, точно и четко проработать нюансы вплоть до каждой ноты. Это была филигранная работа, которая длилась практически год.
Получается, вы начали эту работу еще до появления идеи «Сабкраута»…
Параллельно! Но тогда это была неоформившаяся куча вещей, которые мы хотели записать. Теперь пришло их время быть записанными.
«Subkraut» – шаг в сторону, а это – развитие по прямой, верно?
Наверное, да. Эстафетная палочка передалась от позапрошлого альбома, «By The Waters Of Tomorrow», к «Droga». А «Subkraut» – это шаг в сторону наших любимых немцев. Amon Duul, Can… Было очень интересно посмотреть, что мы сами сможем сделать в этом направлении. Или даже не шаг, а скорее небольшая грань, которую мы хотели в себе открыть. А затем продолжили движение.
По-моему, и то, и другое получилось хорошо. «Subkraut», хоть в нём явно задана стилистика краут-рока, всё равно звучит именно как Vespero.
Конечно. Мы уже не можем звучать, как какая-то иная группа. Невозможно стать кем-то другим. Слишком много внутри происходит того, что хочется сделать именно по-своему.
А когда вы замышляли кавер Pink Floyd «One Of These Days», тоже сразу решили сделать его по-своему?
Дело в том, что кавер на Pink Floyd нам предложили сделать англичане – лейбл Fruits Del Mer Records. За год до того у нас возникла идея сделать два кавера на Faust. Мы очень любим эту группу, нам давно хотелось посмотреть, как мы можем трактовать их вещи. Мы их «оттрактовали», в конце 2012 года вышел сингл «Jennifer», и лейбл, выпустивший его, сказал: «А интересно, что бы вы сделали с более, скажем так, прямым материалом?»
Мы могли бы взять что-то из периода Сида Барретта, какие-то ранние безвокальные импровизации и шумовые «галлюцинации». Нет, говорят, лучше более-менее известные вещи. Записать кавер-версию «One Of These Days» оказалось достаточно сложно, результат считается спорным, но нам он понравился. И было очень приятно, что порядка 15 рецензентов отозвались положительно. Они отметили, что мы смогли сделать новую трактовку и не испортили вещь при этом. Мы просто сыграли ее так, как мы могли сыграть, как мы ее видим.
В истории группы есть момент резких изменений. После альбома «Словно Луну» был записан очень странный и экспериментальный альбом «Крабы на берегу». А потом начался совсем другой, скажем так, «райговский» период. В чём была причина этих изменений?
После альбома «Словно Луну» у нас готовился новый материал – тоже вокальный. А когда мы связались с лейблом RAIG, его владелец, Игорь Горелый, в нас очень сильно поверил. Он сказал, что суть нашей музыки не в русских текстах и вообще не в использовании текстов, а в музыкальной составляющей. В разговорной музыкальной составляющей. Игорь давал вам какие-то музыкальные советы?
Мы показали Игорю много различного материала, наполовину готового. Он сказал: «Давайте попробуем взглянуть со стороны. Я готов вам сделать компиляцию без вокальных треков. И вы посмотрите, работает это или нет». Мы посмотрели и сказали: «Да это прекрасно! Это очень правильно работает!» Доработали еще несколько вещей, которые были в полуготовом состоянии, и очень сильно переделали материал, который был до того. Затем эти записи взяла Алиса Корал (московская клавишница, лидер проекта Spacemirrors, – прим. авт.) и привела их в соответствие между собой. Ведь все они были записаны в разных местах, в разные периоды и в разных каких-то состояниях. В «Rito» ведь, как и в «Droga», целых два года работы заложено.
Самое интересное – предложения Игоря совпали с тем, что происходило в группе. Наша вокалистка Наталья [Тюрина] уехала на постоянное место жительства в Питер. Она была настолько для нас хороша, что мы и не хотели искать никого другого. Решили попробовать без вокала, результат был для нас столь удивителен, что мы поняли – и правда, не нужен нам свободный вокалист.
И всё – мы полетели дальше. Стали играть эту вот безвокальную музыку. Сложно сказать точно, что это такое. Есть и классический спэйс-рок, и прогрессив, и еще какие-то течения. Наверное, это просто то, что было нам близко на тот момент.
Спэйс-рок ведь обладает своими звуковыми и музыкальными штампами, которые могут быть легким путем для тех, кто делает такую музыку…
Объективно говоря, мы же их тоже впитали в себя! Узнавали, как правильно использовать синтезаторы, шумовые эффекты, точно подбирать клавишные тембры. Наш гитарист изначально был нацелен на спэйс-роковое ощущение, на психоделические эксперименты. Как все психоделические команды, мы очень много экспериментировали с дополнительными приспособлениями.
Но главное, что при этом мы все любим очень разную музыку. Мы четверо – очень разные люди. Проталкивая определенные идеи, которые были у каждого в голове, мы вместе сформировали звучание, которое необязательно связано с классическим спэйс-роком или прог-роком. И даже не сказать, что находится посредине…
А расскажи подробнее, кто в вашей «упряжке» что любит и за что отвечает?
Ну, спэйс-рок мы все любим. Обожаем группу Gong, мы очень любим ранний Pink Floyd, без этого – никуда! Ваня [Федотов] больше интересуется современной музыкой, начиная электроникой и заканчивая авант-джазом и шумовыми экспериментами. Саша [Кузовлев] у нас пуританин, любитель тремоло, Soft Machine, и, естественно, краут-рока – Amon Duul, Can, при этом ему нравится шестидесятническая психоделия – Jefferson Airplane, Джими Хендрикс… Я очень всеяден, фанат и RIO, и берлинской школы, чего никогда не скрывал. Для меня очень многое значат все эти синусоиды, косинусоиды, различные типы волн, какие-то странные ауральные состояния, которые немцы (Klaus Schulze, Tangerine Dream и Ash Ra Tempel) изучали. Это всё – моя вселенная. Если брать Алексея [Клабукова], он – теоретик, единственный из нас, у кого есть музыкальное образование. Он читает ноты, очень хорошо может построить гармонические прогрессии, умеет привести наши разрозненные мысли в одну общую канву. В результате при подаче различных идей это всё формируется в какой-то общий купол.
Ты в начале разговора сказал вещь, которая меня потрясла. Бывает, музыканты вдохновляются книгами, фильмами, событиями всякими, визуальными образами – а вот запахами еще никто не вдохновлялся!
Это же история конкретно этой пластинки. А вот на «By The Waters Of Tomorrow» концепция придумана полностью Сашей. Он – фанат Умберто Эко, и концепция полностью основана на одной его книге. На пластинке визуализировано множество образов, философских смыслов…
Из чего рождается композиция? Насколько это живой процесс?
Это полностью живой процесс. Я знаю много групп, которые основываются на идеях, которые приносит какой-то один ее участник. У нас же всё иначе. Раньше, как и бывает в психоделических группах, всё вырастало из джемов. А сейчас получается так: сперва мы с Ваней приносим ритмические рисунки. Они заставляют работать пару Саша-Леша для создания «мяса». Мы приносим скелет, выкладываем его перед ними, они обшивают его гармоническими последовательности. Потом мы перекраиваем вещи, меняем, обсуждаем… Вся композиционная работа всегда связана с четырьмя участниками. Не бывает, что кто-то предложил всю идею. Каждый предлагает маленький фрагмент, небольшой кусочек. А потом из этого вырастает большая мозаика.
Потом, когда вещи играются «живьем», они заданы заранее или нет?
Есть части песен, которые точно отрепетированы, а есть – абсолютно импровизационные. Вот сегодня мы играли четыре вещи, в которых мы просто, отталкиваясь от того, что предлагает и Ваня, и Саша, меняли и гармоническую, и ритмическую структуру… Главное – знать, где остановиться. Кто-то дает сигнал. Мы всегда смотрим друг на друга.
Есть какая-то система жестов?
Да! Это самое важное. Мы с Ваней всегда работаем друг напротив друга. Я не могу стоять лицом к публике – должен всегда смотреть на брата. Он мне показывает то, что будет делать, и в этот момент я начинаю реагировать на него как басист.
Раз ты на концерте не смотришь на публику… Она в принципе для выступления нужна?
Конечно, нужна! Это какой-то другой, духовный процесс. Что-то всегда носится туда-сюда, даже если я нахожусь боком к залу. Если оно не летает, становится как-то не так. Неуютно и некомфортно на сцене.
А бывает так, что вы выходите на сцену и не можете эту волну поймать?
Очень редко. Потому что есть определенные символы, которые мы друг другу показываем и которые начинают заводить процесс в нужной последовательности. За первые две вещи мы можем неправильно прочувствовать друг друга, но потом всё приходит в норму. Это, я не знаю… как семья. Мы точно знаем, кто как реагирует на выпады со стороны друг друга. Тем более если это импровизационный материал.
Вот в прошлом году мы гастролировали с «Сабкраутом». Ведь там в вещах, по сути, ничего нет! Только простая ритмическая сетка, в которой можно творить всё что угодно. Мы уходили в какие-то непонятные джазовые импровизации, играли техно, даб, использовали восточные перкуссионные влияния, чего только не происходило!
Когда добавляется еще и Белов (Владимир Белов, виолончелист из Петербурга, – прим. авт.), наш пятый участник, ему это сложнее. И он начинает посылать импульсы – какими-то зацикленными лупами, неожиданными партиями: «Ой, этого же здесь не было, а что делать-то? Давайте реагировать!» И вот мы перестроились и – снова полетели!
Белов – человек из другого города и из другого контекста, но в группе он просто как родной.
Потому что он чувствует так же, как и мы. Мы же, когда с ним начали работать, не думали, что он хороший виолончелист (а он невероятный виолончелист!), а думали, что он слушает ту же самую музыку, у него примерно такие же ощущения от жизни, как и у нас. Поэтому он совершенно спокойно подлетает со своими партиями к нам. Мы ему даем тоже сетку, и он тоже начинает реагировать. И получается всегда органично.
Я помню прекрасный концерт с Беловым в клубе «Дом» на «ИнПроге-2009». Как я слышал, какие-то из треков, записанные тогда, вошли в новый альбом?
Нет, не в новый альбом, а в концертник «Liventure 21». С выступления в «Доме» туда вошла вещь «Lino», которую очень качественно записал поканально звукорежиссер клуба Максим Хайкин. Другие две вещи оттуда записаны на наших первых «Пустых Холма» в 2009 году, куда как раз ты нас приглашал.
Они записаны на систему, которая совершенно случайно оказалась на сцене, мы даже не знали об этом! Там были абсолютно другие ощущения, невероятная атмосфера, которая породила странные, сыгранные совершенно по-другому версии вещей. Опять же, влияние внешних факторов…
Я помню этот 2009-й год, совершенно безумная ситуация, когда всё вокруг словно рушится, эти тонны грязи вокруг…
Да, для нас это было большое потрясение…
…И тут вдруг откуда-то из этой бескрайней грязи приходит группа Vespero с огромными тяжеленными инструментами, протопав семь километров…
Так мало того, на следующий день мы еще пошли на другую сцену, которая была в виде корабля (сцена называлась «Zion Ковчег» и была построена в дополнение к «большим», официальным, – прим. авт.). Мол, ребята, мы хотим у вас сыграть. А там люди абсолютно измученные, поскольку сцена работала до четырех утра, говорят: «Ребят, идите, ищите топливо для генератора. Будет топливо – будет и музыка!» Я говорю: «Хорошо!» Он: «А вы кто?» – «Группа Vespero». – «Ребят, а у меня альбом ваш есть. Давайте, договаривайтесь, сейчас выпустим вас, будете играть!» Мы пошли, не смогли достать топливо, возвращаемся. «Дружище, слушай, ну нет у нас топлива! Мы сюда играть приехали. Сцена наша не работает, а мы хотим сыграть и точка». И вот мы выходим на эту сцену, где-то находится топливо, и происходит абсолютно волшебная сцена. Вышел йог, сел перед нами и начал медитировать! Всем было так хорошо, абсолютно правильная атмосфера, подходящая публика, и мы часа полтора, помню, отыграли в каком-то совершенно воздушном состоянии. Хотя было очень тяжело. Меня постоянно било током от генератора, у Саши не работал процессор, у Алексея не включалась половина из того, что он хотел там показать, и мы на чистом энтузиазме взяли и БАХНУЛИ там! Было вообще очень странно. Но классно! (Смеется.)
Я понял тогда, что люди, которые способна вот на такое – настоящие музыканты.
Потому что мы это любим!
P.S. Скоро астраханцы приедут в Москву еще раз и выступят на первом в своем роде московском фестивале психоделической музыки Psych Fest. 31 марта, клуб «Проект Фабрика», подробности на http://vk.com/event67644239
Владимир ИМПАЛЕР
Фото: Сергей Колесников.
