The Straits: Сказание о старом мореходе

Dire Straits,Foreign,The Straits,Крокус-Сити-Холл,Москва, В Москве за последнее время сыграло (и сыграет еще) множество кавер-коллективов – до совершенно не имеющих отношения к оригиналу, хотя бы и «авторизованных», до «почти настоящих», которые могут похвастаться участием одного-двух участников коллектива, чьи вещи они играют.

Таковы The Straits – команда, собранная экс-музыкантами Dire Straits без участия их лидера Марка Нопфлера. Надо заметить, что Марк свою «классику» исправно играет живьем, пусть и без особого воодушевления, но в прошлом году он бойкотировал российские гастроли. Так что гастроли The Straits спустя без малого год стали для фэнов некоторым утешением…

Откуда вообще взялась группа The Straits? Тайны тут никакой нет, и стоит открыть официальный сайт группы, как вопросов о происхождении группы не останется. Алан Кларк, бывший клавишник Dire Strairs, набрёл на Теренса Рейса. Теренс, по мнению Алана, исполнял песни Dire Straits если не так же, как Нопфлер, то уж во всяком случае не хуже. А тут ещё и возможность в Альберт Холле выступить, а без группы выступать как-то не весело. Значит, пора собираться.
Эти соображения Алан изложил саксофонисту Крису Уайту, собрату по группе. Собрат не возражал.
Едва было найдено новое сердце группы, оживить её оказалось несложно. Барабанщика Стива Феррона умыкнули у Тома Петти — Стив и Алан играли когда-то вместе у Клэптона. Гитаристом разок побыл Фил Палмер (он «отметился» и в Dire Straits), но остаться он не смог, и вместо него пришёл и остался Адам Филлипс, который с кем только не записывался. На бас позвали Микки Фита, отдав ему предпочтение перед басистами Dire Straits (впрочем, Мик играл и с Нопфлером). А на вторые клавиши позвали Джеми Сквайра, который с младых ногтей был на виду у Алана.
Лучшие из лучших — других Алан не признавал.
И — понеслось!

Концерт в Альберт Холле прошёл на ура, остались довольны и зрители, и музыканты, группа набирала ход — и вот The Straits оказались и в Москве…

Зал был то ли наполовину пуст, то ли наполовину полон — со скидкой на немалые размеры Крокуса и с учетом того, что группа — не совсем звёздная и не совсем развлекательная, — очень даже неплохо. А уж когда погас свет и люди перебрались с задворок на пустующие передние ряды, стало совсем хорошо.
«Единственная просьба», — заметил Уайт после двух-трёх песен, — «это если у вас есть фотоаппарат или камера и вам хочется поснимать концерт… Всегда пожалуйста!».
И действительно, зал то и дело сплошь покрывался голубоватыми прямоугольниками экранов — особенно на хитах. А на «Money For Nothing» весь зал стоял — и не просто стоял, а танцевал и хотел ещё.

The Straits живьём произвели едва ли не большее впечатление, чем давно знакомые Dire Straits на записи. В новизне ли дело или в живой энергии, или же Алан и в самом деле раздобыл тех самых «лучших из лучших» — уж не знаю. Но знаю, что мне совершенно не важно было знать, как называется группа и кто в ней откуда, и не было желания сравнивать — даже и с Dire Straits. Как говорится, лучший исполнитель чего бы то ни было — тот, кого не замечаешь, внимая результатам его трудов. Как раз тот случай.

И судя по громкому одобрению, с которым люди встретили обещание The Straits вернуться, так думаю не я одна. Так что воссоздавать группу из праха, со свежей кровью и с новым лицом— не такая уж глупость, как можно подумать. Напоминает переводы Жуковского: вроде бы и оригиналу следует, а между тем — совершенно своё, и сильное…

Маргарита ЩЕГЛОВА
Фото — http://thestraits.com/
Благодарим Владимира Казыханова (Razzle Wolf Concerts) за аккредитацию.

The Straits: Сказание о старом мореходе

У яхты Победа отвалились две буквы, и она стала Бедой. У группы Dire Straits отвалился Марк Нопфлер, и она стала The Straits.
Яхта от смены имени хуже плавать не стала. А группа?
The Straits причалили 9 апреля в Москве, в Крокус Сити Холле. Но так уж оказалось, что в этот самый момент старый мореход на своей маленькой яхте вышел в открытый океан.
(Последующее описание — точное отражение музыкального действа, которое отзвучало на сцене. Перевод музыки в слова и образы — дело неоднозначное, и, разумеется, всяк волен переводить по-своему. Освещение — тёмно-синие и фиолетовые лучи, нисходящие рассеянно сквозь дымку. Команда лишних слов не произносит. Капитан — Крис Уайт (саксофон и перкуссия), главный помощник — Теренс Рейс (гитара, вокал), но команда на то и команда, что все как одно целое).
Не успевает мореход отплыть как следует, как его окружает стая китов. Капли, стекая с их огромных хвостов, мелодично ударяются о воду. Яхта кажется совсем крохотной между китами. А киты плывут торжественно, перекликаются друг с другом, заслоняют солнце, и только и можно стоять почтительно на палубе, напрягая шею.
А затем акустическая гитара превращается в электрогитару: киты скрываются, но тут же выскакивает стайка задорных дельфинов: they do the Walk of Life. Они выпрыгивают из воды и с брызгами ныряют, и мореход веселится вместе с ними. В бесшабашном ликовании проходит незаметно вся ночь. Устав, дельфины оставляют морехода. Он слушает, как звенит занимающийся рассвет. Он приближается к какому-то порту, потому что уже слышны чайки. Мореход не хочет заходить в порт; но к чайкам всё же подплывает — узнать, о чём это они галдят. И чайки в самом деле слетают к нему и, кружась низко, пересказывают историю, которой — клянутся! — были свидетелями, хоть чайки так долго и не живут — о том, как давным-давно пришёл в их места бродяга и основал город, а потом и сам город забродяжничал, а с места сдвинуться не может, сколько Telegraph Road ни вейся, и какая же чудесная теперь здесь разруха!
И мореход не хочет этого слышать, не может оставаться в этих затхлых водах — прочь, прочь — believe in me baby and I’ll take you away! — на всех парусах, на всех вёслах, гребёт как укушенный и даже не замечает, что от этого вокруг поднимается небольшая буря — и вот он вырывается!
Наконец-то спокойные воды, и можно лечь на живот на тёплые, мокрые доски палубы и слушать, как волны плещут старую-престарую историю о Romeo and Juliet. И отчего-то думается, что Juliet – это Julia, ocean child. Рыбки поднимаются близко-близко к поверхности. Поблескивает солнце на воде. Изредка доносится дельфиний посвист.
К тихому плеску примешивается далёкая музыка с прогулочного теплохода. Но откуда здесь прогулочный теплоход? Моряк озадаченно хмурится, и тут ему приходится вскочить на ноги: вторгается не прогулочный теплоход, а исполинский лайнер! Он гремит оглушительно, музыка грохочет так, что не разобрать ни слова! Лайнеру и дела нет до посудины. Лайнер хохочет сам с собой и прёт, не разбирая. Мореход крутит штурвал, но куда ни поверни — везде огромный железный бок. Не обойти!
Случается неизбежное. Лайнер отбрасывает яхту, переламывает невзначай все косточки, и хохочет дальше свой путь. А яхту относит течением на свалку неподалёку от одного испанского городка, и вовсе это место не похоже на Tunnel of Love. Мореход беспомощно хватается за голову и какое-то время дрейфует. Но вот его осеняет: кому свалка, а кому помогалка! Нехорошо, конечно, мусорить океан — не такой уж он и большой — но сейчас ему это на руку. Загоревшись, он мигом чинит корабль — как по волшебству находятся нужные детали. И старается он не зря: отплывает немного, и тут любопытные русалки соизволяют приблизиться к чудо-посудине. ”Ah!”, — одобряют они. — ”Prehistoric garbage!”.
Так это и есть Your Latest Trick? Как интересно! А это что? Крышечки от колы? Ну надо же!
Но скоро им надоедает, и к тому же кто-то другой приближается к яхте, а русалки любят быть единственными. Когда появляется Айвор, их и след простыл — только покачивается пена.
Айвор куда интересней русалок. Айвор и его корыто. А мореход-то думал, это у него дела плохи! Айвор — настоящий морской волк, старый и беззубый (а потому he’s saying nothing at all – maybe on Monday he’s got something to say…). Ужасно седой и, разумеется, с прищуренным глазом (трубка у него утонула, когда Кромвель похлопал его по плечу после выдающегося плавания). Корабль его именуется Communiqu`e, и Айвор собрал его сам. Посудина буро-коричневая и в хлопьях (от ржавчины); загадочной конструкции мотор пыхтит и чухает, и кажется, что котёл вот-вот жахнет; но не жахает. Когда Айвор не плавает, он катает дрезину.
Айвор на миг замедляет ход, машет рукой и продолжает бесконечное своё плавание. Он замечает у себя в кармане засохшую горбушку и, будучи от природы щедрым, бросает её чайкам. Две чайки тут же схватываются не на живот, а на смерть, и горбушка мудро падает в океан. Мореход суёт голову под воду — интересно же, что станет. Кусок спокойно опускается на дно и ложится, едва потревожив песок. Мореход разочарован… но не надолго. Серебристой волной нахлынул косяк анчоусов и сардинок — вперемешку, как Two Young Lovers — и от горбушки ничего не остаётся. Рыбёшки мчатся все вместе, поблескивают, лента косяка изгибается, мечется серебряной змеёй, плюётся серебряными брызгами. И долго бы они ещё развлекались — у морехода уже кончается воздух так долго держать под водой голову — как вдруг что-то их пугает, и косяк скользит в поисках более спокойного места. Мореход уж готов поднять голову — но кто является — сама Владычица Морская! И он не удивлён: there’s so many different worlds. Последний пузырёк воздуха соскальзывает с его губ, но он терпит: как прекрасна Владычица! Как танцует!
И она тоже замечает его, и подплывает к нему: I’ve witnessed your sufferings, молвит она без слов и касается тонкими, голубыми пальцами его лица — we are Brothers in Arms… И голова морехода наполняется шумом, идёт кругом.
И когда он поднимается, то знает, что яхта его преобразилась (и уключины из изумрудов) — и что сам он больше не усталый мореход, а Sultan of Swing. Упоенно летит он на яхте, взрезая океан, и нет ему равных.
..Грустно оглядывается старый мореход. Он стоит на берегу. Много дней не выходил он в море. Было ли это? Был ли он Султаном? Или всё былое — сон?
Морские птицы перекрикиваются с теми, что на суше. Мореход не отвечает им ни слова; душа его звучит томительно, как саксофон, рассыпается, как клавиши, дрожит, как гитара.
Но… Что это? Знакомые очертания!
На горизонте появляется призрачный корабль. Он приближается; приближается. Кто знает, видим ли он кому-то, кроме старика! Но палуба под ногой морехода тверда и ничуть не призрачна. Мореход вступает на свой корабль, и корабль уносит его.
Здесь кончается его история.
Кажется, что кончается всё.
Но порт всё так же гудит. Жизнь продолжается и клокочет — Money for Nothing — в этом не самом чистом и не самом пристойном приюте. Мы охватываем взглядом каждый уголок, наслаждаясь вечным бурлением; но картина смущает нас, и мы переносимся далеко в океан, туда, куда не доплывают крышечки от колы. Звёздная ночь над гладью вод. Голос Джеми Сквайра (он обычно был за клавишами или на перкуссии) похож на северное сияние. Океан расстилается в небо. Звёзды играют. И при чём тут, спрашивается, Лондон и Portobello Belle?..