King Crimson: Радикальное искусство

Попасть на концерт King Crimson стало легче. С момента очередного воссоединения группа откатала несколько американских и европейских туров, так что можно выбирать места на карте на свой вкус и цвет (пока ещё можно – ведь юбилейный тур 2019 года под вопросом). В 2015 году мы побывали на концерте King Crimson в Париже, а в нынешнем решили посмотреть их шоу в куда более близкой к нам Польше. Выбор пал на Краков, посетить который было интересно и в чисто туристических целях.

Вообще именно в Польше начался нынешний кримзоновский «Uncertain Times European Tour 2018». В Познани музыканты репетировали, там же дали «нулевой» концерт для своих и затем два шоу для публики (об этом пишет Тони Левин в своём туровом дневнике – кладезе бесценной информации). С Польшей особенно тесно связан нынешний солист группы Джекко Джекзик (или Якко Якшык, кому как больше нравится), приёмный сын польского эмигранта, поселившегося в Англии после Второй мировой войны. И именно в Польше, в Познани Джекко отметил 60-летие. В Кракове King Crimson давали три концерта, и мы выбрали средний, рассудив, что к нему и звук будет настроен как надо, и музыканты будут в спокойно-благодушном расположении духа. Так оно и оказалось, хотя, как говорится, были нюансы…

Выступления King Crimson проходили в «ICE Krakow Congress Centre» – большом современном концертном зале, немного напоминающем наш «Crocus City Hall». Расположен он на берегу реки Вислы, почти напротив старинного замка Вавель: только перейти через мост, и ты на месте. По этому мосту стекались к заветному месту меломаны в майках с различных туров King Crimson. Любопытно, что при входе в здание не проверяли билеты, не было и никакого досмотра – у нас теперь трудно такое представить. Лишь на входе в сам зал, носящий имя живого классика современной польской музыки Кшиштофа Пендерецкого, контролёр по старинке надрывал билетик (что фирменный бумажный, что распечатанный электронный). Трёхъярусный зал был абсолютно полон, и, кстати, среди публики нередко можно было услышать русскую речь. К виду сцены мы были уже готовы: три барабанные установки у рампы, за ними, на подиуме – ещё батарея инструментов и оборудования. На сцене этот раз стояли и два огромных плаката, гласивших, что фотографировать ни в коем случае нельзя до самого окончания шоу, иначе вас могут попросить выйти. Раздавшийся же из колонок голос уточнил, что сделать снимки будет можно, но никак не раньше того момента в финале, как Тони Левин, известный любитель фотографии, возьмётся за камеру, чтобы заснять зал. А вообще, дамы и господа, «let’s have a party», и давайте просто наслаждаться музыкой. Таблички затем унесли, а на сцену неспешно вышли восемь истинных джентльменов – в костюмах и при галстуках. Девятый виртуальный участник – Эдриэн Белью – так и не присоединился к группе, несмотря на формальное приглашение Фриппа.

Скажем ещё несколько слов об изменениях в составе King Crimson, произошедших с 2015 года. Американский «индустриальщик» Билл Рифлин (Ministry, Swans, R.E.M., KFMDM), в прошлый раз игравший на барабанах и немного на клавишных, на сей раз был «повышен» до роли чистого клавишника и переместился на подиум, где заведовал красным «нордом» с меллотроновыми звуками. Его место за средней ударной установкой занял британец Джереми Стэйси (перечисление мест его работы от The Lemon Trees до Шерил Кроу, Джо Кокера и Робби Уильямса может занять полстраницы) – весьма колоритный персонаж в чёрном котелке, который он, казалось, купил на старом краковском рынке. Кстати, Джереми тоже весьма неплохо играл на электронном фортепиано, стоявшем тут же под боком. Два других барабанщика – Пэт Мастелотто и Гэвин Харрисон – были нам уже хорошо знакомы. В верхнем ряду расположились саксофонист Мел Коллинз (за прозрачной ширмой), Тони Левин с арсеналом басов, Билл Рифлин, Джекко Джекзик и – крайний справа, слегка спрятавшись за огромным рэком с аппаратурой – Роберт Фрипп. Послышались звуки настройки и голоса, столь знакомые по скрытому треку из «Islands». Маэстро привычным жестом снял пиджак и швырнул за кулисы. Представление началось…

…Гэвин Харрисон начал отстукивать ритм, за ним Джереми Стэйси, а следом – и Пэт Мастелотто. Три барабанщика, каждый со своей индивидуальностью, но вместе они – настоящий марширующий оркестр, хоть и сидячий. Переброска брейками, ритмические «пробежки» от одного ударника к другому, слева направо и обратно, синхронно поднятые вверх палочки – в этом был элемент шоу, и, в конце концов, это просто красиво! Главным из них, как показалось, был Пэт Мастелотто: он «дирижировал» остальными и вместе с тем позволял себе больше импровизационных моментов, используя богатый арсенал перкуссии. Но вообще шоу держалось на «жёстких» отработанных структурах, да и вряд ли возможны существенные «подвижки» в столь сложноскроенной музыкальной ткани. Хотя и для импровизаций были свои моменты.

С King Crimson, как и раньше, никогда не знаешь чего ожидать. Сколько ни изучай сет-листы и ни читай форумы, никогда не поймёшь заранее, по какой траектории двинется концерт. «Pictures of a city»! Зловещие огни большого города, смрад и духота, тяжеловесный баритон-сакс и истеричное соло Фриппа плюс полная какофония в конце. Гитара Джекко с портретом Шизоида смотрелась здесь вполне уместно, и пел он вполне аутентично. Затем – трудноузнаваемая «Neurotica» из репертуара 80-х, которого до 2017 года King Crimson предпочитали не касаться. Звучала она странно – весь острохарактерно-бредовый речитатив Эдриэна Белью про пантер, гиппопотамов и макак Джекко просто выпустил, исполнив только мелодичный фрагмент в середине (по которому и можно было узнать песню); всё остальное было отдано под бурный басово-барабанный грув с саксофонной импровизацией поверх. Тони Левин единственный раз за концерт взял стик, а Пэт Мастелотто управлялся с барабанным… вокодером. В общем, «Нейротика» получилась слегка неровной, но ещё более странным, даже внезапным показался дальнейший бросок назад, к «Epitaph». Эта полная трагизма композиция, казалось, не была должным образом подготовлена, но её воздействие не стало оттого менее мощным. Несмотря на то, что здесь King Crimson придерживались канонического текста, кое-какие детали говорили о том, что это всё-таки современное прочтение: например, драм-роллы Гэвина Харрисона или гаммообразные ходы Левина в коде. Репертуар Грега Лейка, несмотря на то, что вокально он более сложный и насыщенный, явно давался Джекко лучше, чем бельювский.

Кластеры у фортепиано, тяжёлые блюзовые ходы в басу: звучит «Suitable Grounds of the Blues», вещь из новейшего материала, в которой Джекко чувствует себя в своей тарелке. Инструменталы «Radical Action» окружили более лиричную «Meltdown» с вокалом Джекзика; в репризу были вплетены и фриппертроника, и флейта Коллинза. Трилогия плавно перешла в «Level 5» (или, как она названа в сет-листе у Тони Левина, «LTIA5»). Эта композиция 2000-х годов, как и прозвучавшая во втором отделении «The ConstruKction of Light», ознаменовала собой «конструктивный» период в творчестве King Crimson, с максимально просчитанными композиционными решениями, где каждый звук встроен в своеобразную кристаллическую решётку, и на сцене это ощущение хорошо отлаженного механизма только усиливалось. Ползущие хроматизмы в басу и напряжённая перекличка между гитарами… И вдруг – «The Letters», романтичная и в то же время подчёркнуто трагическая песня из альбома «Islands» (1971). На этот раз Джекзик (а «Letters» исполнялась и на парижском концерте) сумел избавиться от сентиментальных интонаций и спеть эту вещь с нужной степенью непреклонного драматизма, что сложно вдвойне, ведь помимо авторской речи, здесь звучит «диалог в письмах» женщин-соперниц. После очень громкой импровизации с солирующим саксофоном в средней части последний куплет повис в полной тишине, которую нарушили только крики «браво!».

Тони сменил контрабас на жёлтый «Music Man», и вот на нас обрушивается «Red» – мощнейший инструментал из одноимённого альбома, который мы, конечно, уже многократно слышали в разных исполнениях, но (практически) оригинал – всегда лучше! Тони Левин слегка обновил линию баса (она звучала как будто в два раза замедленной), а в средней части на фоне виолончельно-гитарного звучания парил не только сопрано-саксофон, но и флейта! Мел Коллинз – участник оригинальной записи, и такие новшества в его исполнении слушались убедительно, да и попросту здорово. Ну, а завершила первое отделение ещё одна вещь из того же альбома – «One More Red Nightmare», – гимн страхам и кошмарам, исполненный группой со всей правдивостью и убедительностью, на которые она только способна.

«Перерыв 20 минут» – объявил всё тот же голос из динамиков, и мы пошли бродить по холлу, прикупив на стойке с мерчандайзингом фирменную туровую майку с часами-компасом. Ровно через означенное время барабанщики опять начали свою игру в «зарницу»: все трое играли стоя, перебрасываясь ритмическими фразами. Драм-брейки сменились грозными синкопированными унисонами всего оркестра: а ведь это «Indiscipline»! Правда, вокальную партию было опять не узнать: Джекко растягивал изначальный речитатив на напевно-лирический манер, и даже многократно повторяемую фразу «I repeat myself when under stress» умудрился распеть так, что она напомнила какой-то поп-хит. Смысл песни это совсем изменило: из шизоидно-«недисциплинированной» она стала вполне благообразной. Хорошо выверенная «The ConstuKction of Light» (тоже с флейтой!) сгладила странное впечатление. А вот кое-что из хорошо забытого старого. «Cirkus»! В познаньском сет-листе она значилась в первом отделении, и было лёгкое напряжение из-за того, что её, возможно, не исполнят. Исполнили – да как! Контрастное сочетание сюрреалистично-хрупкого запева и грозного саксофонно-гитарного отыгрыша било как электрический ток. Во втором куплете Коллинз умудрился ввернуть фразку из циркового марша, что только усилило эффект сюрности, достигший кульминации в коде. В этой вещи Фрипп, кстати, играл на синтезаторе (небольшая клавиатура стояла перед ним на подставке), что он неоднократно делал и далее.

А вот в последовавшей далее «Lizard» Роберт исполнял свои основные обязанности. Когда я увидела эту вещь в сет-листе, удивилась: неужели её сыграют целиком? Ведь композиция длится 23 минуты! Конечно же, прозвучал отрывок – самый тревожный и жёсткий, «Last Skirmish». В сет-листах других концертов значилась и часть «Bolero», что вообще трудно себе представить, ведь в ней участвует целый арсенал духовых инструментов, включая тромбон… А вот если бы к «Bolero» приставить «Last Skirmish», да добавить бы ещё «Prince Rupert’s Lament» с соло Фриппа, получилось бы вообще по Гоголю, но этого не произошло. Начав с высшей точки кипения – громкого унисона группы – King Crimson продолжали раскручивать пружину: Мастелотто что есть сил колотил по своим странным железякам, Джекко и Роберт играли тяжёлый, многократно переакцентируемый рифф, обмениваясь затем соло, меллотрон вносил долю возвышенной скорби, флейта легко и изящно парила над этим всем. «Последняя схватка» слегка притормозила на более приглушённых тонах, и Роберт точно и строго отмерил свои драгоценные ноты на чистом звуке.

Путешествие в старый материал продолжила «Moonchild», которую Джекзик скорее не спел, а прокричал (особенно на верхних нотах), а вместо части «The Illusion» прозвучала джазовая импровизация Джереми Стейси на фортепиано (вообще, манерой игры на этом инструменте он здорово напомнил Кита Типпета) и Тони Левина – на контрабасе. Совершенно логично эти «каденции» перешли в торжественно-мрачную «In the Court of the Crimson King» с тремя клавишными (Стейси, Рифлин, Фрипп), дававшими полную иллюзию органного звучания (а органов в краковских костёлах удалось наслушаться вдоволь). Замедление перед припевом оказалось, пожалуй, чуть более сильным, чем мы привыкли по записи, но в этом была своя прелесть. После этого многоголосного «хора» переклички флейты и баса в средней части заставили затаиться – вновь игра контрастов, как и в музыке барокко.

Но это был далеко не конец. После современной «Larks Tongues in Aspic Part IV» со скоростным соло Фриппа прозвучала главная жемчужина вечера – «Islands» с одноимённого альбома (1971), последнего в раннем периоде творчества King Crimson (1969-1972). Невидимая рука подала Мелу Коллинзу басовую флейту – диковинный инструмент с дополнительным коленцем – и с её низких вкрадчивых нот началось волшебство. Воздушные аккорды фисгармонии подчёркивали неземной характер музыки. Россыпи фортепианных пассажей из-под пальцев Джереми – как брызги лёгких волн. Голос Джекко звучал здесь как нельзя более к месту – нежно, отрешенно, тепло. Вся эта композиция, лишённая столь привычных для King Crimson драматизма и конфликтности, прозвучала хрупко и светло, как тихая кульминация всего концерта. Хотелось подольше остаться на этом далёком прекрасном острове… А в качестве своеобразной репризы и итога всего шоу выступила «Larks Tongues in Aspic Part II» с её тягучей раскачкой: восходящие секвенции, прерываемые резкими гитарными брейками, нарастание напряжения и – поистине бесконечный мажорный аккорд в финале, отчего-то кажущийся отнюдь не победой светлых сил, а торжеством бездушности и механистичности над человеком и природой. Впрочем, в живом звучании King Crimson этот апофеоз вызвал лишь прилив позитива. Группа раскланивалась, звучали бурные аплодисменты…

Тут-то и произошёл небольшой инцидент: Тони Левин ещё не поднял камеру, а с задних рядов кто-то сфотографировал сцену со вспышкой. Это заметил Роберт Фрипп и не то погрозил, не то укоризненно покачал пальцем: мол, не надо этого делать. Казалось бы, мелочь… Но аура живого выступления, о которой так любил порассуждать маэстро в своих теоретических трактатах, видимо, была для него разрушена. В бисовой «Starless» Фрипп даже слегка смазал в третьем куплете свою выразительную вступительную фразу – так что Тони Левин посмотрел на него с некоторым удивлением. Затем, конечно, этот момент сгладился – в средней части, где музыкальный материал подвергается беспощадному «перемалыванию», а полиритмическое взаимодействие баса, гитар и ударных на фоне восходящего движения фактуры даёт эффект невероятного напряжения, всё прозвучало безупречно точно. Правда, этот пафос сбивали ударники, которые поначалу перестукивались по различным коробочкам и прочей перкуссии, да ещё и обменивались улыбками. В репризе же ощущение обрушившейся лавины было полным – вот он, катарсис, только со знаком минус. Да ещё и свет, до сего момента бывший абсолютно статичным, вдруг сменился на радикально красный. (Помню, похожий ход был на двух единственных российских концертах Crimson – в финале «Red» над сценой зажглись два красных фонаря, и вот тогда-то меня и вдавило в кресло).

Поклоны, овации, крики «браво»… Тони наконец-то фотографирует, Фрипп – тоже (на мыльницу!), да и мы попытались урвать кусок счастья (результаты вы видите). То, что вместо двух бисов мы получили только один (в Познани играли ещё «Breathless» с сольника Фриппа «Exposure»), поначалу не слишком расстроило – и так впечатлений и эмоций было через край. Но потом, узнав, что в выложенном Левином на его сайте сет-листе за 17 июня значился ещё и «Шизоид» (и он исполнялся на двух других краковских концертах), мы, конечно, огорчились. Видимо, таким образом маэстро наложил на нас дисциплинарное взыскание за ту вспышку. Что сказать? Хорошо, что хоть «Старлесс» сыграли. А ведь могли всех выгнать из зала! (Шутка).

На самом деле просто замечательно, что группа жива и вовсе не стала «чем-то вроде памятника» самой себе, как поётся в песне «Dinosaur» (кстати, период 90-х – единственный, не охваченный на концерте). Пусть уже не производит такого ошеломляющего впечатления, как в первый раз, гигантский состав с тремя барабанщиками, но эта идея работает и развивается. Группа расширяет репертуар как за счёт классики 70-х, которая звучит очень свежо и актуально, так и треков «волнового» периода, сочиняет новую музыку. Джекко Джекзик уже не кажется эдаким «пришлецом», он хорошо вписался в группу, и как вокалист справляется почти со всем старым и новым материалом, за исключением периода Эдриэна Белью. Он, к счастью, научился петь без придыханий, так что «The Letters» и «Starless» уже не звучат как душещипательные романсы. Более всего ему удаётся материал Гордона Хаскелла и Боза Баррела, где требуется мягкий, почти интимный, но в то же время сдержанный тон. А участие Мела Коллинза, Тони Левина и Пэта Мастелотто цементирует всю многоярусную конструкцию нынешнего «Кримзо».

Тасуя сет-листы от концерта к концерту, группа всегда оставляет некий элемент неожиданности, не давая слушателю привыкнуть к порядку песен и образующимся между ними смысловым связям. Причудливые сочетания 70-х и 2000-х, 80-х и новейшего времени каждый раз образуют новые коннотации, новые кульминационные зоны. Пусть переходы иногда кажутся резкими (действительно, куда проще было бы выстроить материал по хронологическому принципу, как это недавно сделал Ян Андерсон в туре, посвящённом 50-летию Jethro Tull), это музыка одной группы. И во главе по-прежнему её мастермайнд – 72-летний Роберт Фрипп, человек в строгом костюме (хоть и без пиджака), сидящий вполоборота за кучей оборудования, которое, если вдуматься, ему не очень нужно. И он умеет улыбаться, и грозить пальцем, и двигать всю эту махину вперёд. И King Crimson благодаря ему продолжает бороздить просторы вселенной, оставаясь группой, которая заставляет задуматься о судьбах мира, а не просто делает шоу. Группой, которую безо всякого преувеличения можно назвать великой.