Энди Тиллисон (The Tangent): На переднем краю

Незадолго до сдачи номера и в самый разгар подготовки к фестивалю «ИнПрог» в архивах редакции «ИнРока» была найдена… нет, не рукопись, а пленка с интервью Энди Тиллисона.

Та беседа, состоявшаяся еще в 2004-м году, вскоре после выхода второго альбома The Tangent, была по неизвестным причинам не расшифрована. Теперь мы можем исправить эту несправедливость. Ниже – наш тогдашний разговор, во многом не утративший актуальность и сейчас.

Когда вы начинали с Tangent, не боялись ли, что группу будут воспринимать как очередной сайд-проект The Flower Kings?
Да, мы думали об этом. Хотя скорее просто опасались, что нас не заметят среди множества связанных с The Flower Kings релизов. Но сам факт участия Ройне Столта еще не делает группу его сайд-проектом. Музыка-то у нас другая, у нее свой характер… И люди, к счастью, судят о диске по тому, что они услышали, а по именам, значащимся в буклете.
Думаю, пара рецензентов поначалу застонали: «О нет, только не очередной проект Ройне Столта!» Но потом они послушали альбом и поняли, что ошиблись.
А как бы вы сами описали суть отличий The Flower Kings от Tangent?
Прежде всего, я не участвую во Flower Kings, вот самое очевидное отличие. (Смеется.) Думаю, суть в том, что у «Королей» свой, ярко индивидуальный стиль. У меня в моей группе Po90 – свой, совсем другой. Когда мы объединяем наши стили, получается нечто новое. В то же время мы четко понимаем, что хотим сделать. The Tangent – это безоговорочное возвращение к 70-м, к духу той музыки, на которой мы выросли и которой мы наслаждались. Это старая музыка – по стилю, по сути, но при этом сами композиции новые. Они созданы в наше время и для нашего времени.
Разница еще в том, что мы – англичане, а они – шведы. Мы сочиняем музыку здесь, в Англии, и это на ней отражается. Музыка Tangent по сути – британский прогрессив-рок, вот самое важное, фундаментальное отличие.
Расскажите подробнее, в чём суть этой «британскости» вашей музыки?
Очевидно, это фольклорный базис. Британский прогрессив опирается на национальную фолк-музыку, и это слышно в Tangent. А в музыке Flower Kings, и, скажем, Anglagard можно услышать сильнейшее влияние шведской народной музыки.
Объединяет же всех нас то, что мы выросли на музыке The Beatles, на творчестве прогрессив-команд первого поколения – ELP, Pink Floyd, Genesis. Кстати, Genesis – это абсолютный архетип британского прога. Можно ткнуть пальцем в какой-то конкретный момент и сказать: «Вот, вот оно – английское!» А описать словами такие вещи, наверное, даже невозможно. Думаю, в конечном счете всё – в творческом подходе. Скажем, английская музыка может быть очень эксцентричной, со своеобразным чувством юмора. Или ей присуща характерная пасторальность. Нет, я не могу это сказать словами! (Смеется.) Точного определения «английскости» не существует.
А как так получилось, что в 90-х Англия перестала быть центром развития прогрессив-рока, всё внимание переключилось на континентальную Европу, прежде всего на Скандинавию?
Всё очень просто. Здесь, в Англии, люди просто ненавидят прогрессив-рок. Конечно, у этой музыки, как и любой другой, есть свои фэны. Но лейблы, пресса, газеты, интернет – все ее ненавидят. Люди, которые выросли сейчас, которым лет по 20, просто не знают, что это такое! Если, конечно, их родители им ничего не сказали. И это очень грустная ситуация. Об этом-то я и написал вещь «The Music That Died Alone» – о том, как английская пресса единолично решила, что прогрессивная музыка больше не существует.
Поэтому в Англии и почти нет новых прогрессив-рок-команд. Те, кто продолжают существовать – люди моего возраста, мне 45 лет, и я еще среди них считаюсь молодым. Самая юная команда, которую я знаю, Pineapple Thief, они начали играть прог-рок, наслушавшись отцовской коллекции пластинок. (Смеется.)
А в Швеции разве всё по-другому? Радиостанции играют прогрессив-рок?
Мне трудно сказать, я ведь не живу в Швеции… Но знаю, что там в какой-то момент был целый взрыв новой прогрессив-роковой музыки. Flower Kings, Anekdoten, Anglagard… Что-то такое совпало. А в Англии подходящий момент не пришел – не было условий. Еще мне кажется, что в Швеции там больше стремятся докопаться до чего-то нового, и если услышат музыку и она им нравится, они будут искать ее дальше. Но главное всё-таки – чтобы музыка была изначально услышана. Сейчас стало проще, появились интернет-радиостанции…
Всё же существуют достаточно известные группы и в Англии – Arena, IQ… Есть ли у вас какое-то прог-роковое сообщество, общаетесь ли вы друг с другом, помогаете ли друг друга?
Да, безусловно, такое сообщество есть. Но проблема в том, что всё сосредоточено практически целиком на юге страны, а я живу на севере. Здесь почти нет прог-групп. Po90 – это моя собственная группа, The Tangent, Гай Маннинг и его проект Manning, и еще команда Mostly Autumn из города Йорка. Вот, пожалуй, и всё.
Мы с Гаем очень дружим и часто играем вместе. С Mostly Autumn знакомы не так близко. А все остальные ребята – Jadis, Arena, IQ, Pendragon, — с другого края страны. Они все друг с другом, конечно, дружат, но в основном понятия не имеют, кто я такой. (Смеется.) Потому что лично они, их сообщество возникло многие годы назад, их группы вместе росли, помогали друг другу, а я для них – какой-то молодой парень, новичок.
Не все знакомы с вашей предыдущей командой Parallel Or 90 Degrees (Po90). Что может ожидать слушатель от вашей музыки?
Po90 играет с 1996-го, мы записали шесть альбомов. Музыка Po90 мало похожа на Tangent, потому что Tangent задумывалась как ретро-команда, а Po90 исполняет музыку более современную и более броскую. Хотя и там хватает виртуозных клавишных партий и сложных переменных размеров, всего, что считается прогрессивом. Но есть многое и от групп типа Radiohead, Muse, Tool. Наша музыка в большей степени «на переднем краю», она принадлежит к нынешнему веку, году 2004-му, а не 1974-му.
Po90 представляет собой своего рода альтернативный путь развития прогрессив-рока. То, каким он мог бы стать, если бы… К сожалению, группу не назовешь успешной, потому что все любят, чтобы музыка звучала похоже на то, что они уже слышали. А этого про Po90 никак не скажешь. Нас считают слишком шумными и громкими. Но это и не прогметал ни в коем случае. Немного панк-рока, если вообразить себе панк-рок с клавишными. Еще важная часть Po90 – тексты, которые можно назвать политически ангажированными, в какой-то степени они отдают социализмом. (Смеется.) Словом, тоже вещь на любителя.
Интересно, а откуда в вашем творчестве столько математических терминов? «Тангенс», «параллель или прямой угол»… Вы случаем не математик?
(Смеется.) Нет, я не математик. Нет! Название Po90 произошло от песни Бо Ханссона, шведского клавишника. У него есть песня с таким названием – «Parallel Or 90 Degrees». И я решил, что оно отлично подходит для группы. Музыкальная индустрия нам «параллельна», а с публикой мы прямо перпендикулярны. А когда мы задумали сайд-проект, то поначалу это название, Tangent, предложили в шутку. У нас в Англии есть такая поговорка: «Going off a tangent», что означает «сделать что-то немного неожиданное». А мы именно так поступили…
Кажется, что в 1970-х людей привлекали в музыке необычные вещи, а сейчас они ищут то, что соответствует их ожиданиям.
Да, это правда. Но есть и другая причина – у людей появилось столько разных способов себя занять, а времени свободного у них стало куда меньше. Поэтому музыке теперь отводится гораздо меньшая доля в их времени. И те, кто слушал музыку, чтобы понравиться девочкам и потанцевать, уже не будет это делать.
Но, пардон, и в 70-х под эту музыку нельзя было танцевать!
Тут играет роль массовость. Молодые люди слушают то, что и все вокруг. Пять лет назад все были без ума от «Оазиса», тысячами ходили на их концерты. Точно так же, как в 70-х тысячи людей ходили на Yes. А потом среди молодежи стало не принято их любить. Они ведь старые, и их фэны старые. Многие из тех старых фэнов, которые любили их тогда, просто отошли от музыки. И те немногие, кто продолжают слушать их, и слушают вдобавок Tangent и Flower Kings – это абсолютно посвященные стилю люди. Потому что для них это очень важная, близкая их душе музыка. Огромная честь – играть для них.
Проблема в том, что даже если мне нравится Yes, я пойду на концерт Yes. Фэны старого прогрессива могут послушать Flower Kings или Tangent, потому что они в их представлении похожи на Yes, но они полюбят вас не за то, какие вы сами, а за отражение чьей-то другой музыки. Чтобы понравится, вам надо объединить кусочки калейдоскопа, стили разных групп, разных стилей, и так можно выпускать по диску в год и все будут довольны. Правильно ли это?
Какой длинный и непонятный вопрос. Ты хочешь спросить, что мы слишком много выпускаем альбомов?
Не вы, а Flower Kings – точно. Мне они нравятся, но их стало слишком много.
Понятно. Конечно, у Tangent гораздо меньше материала, мы только выпустили наш второй альбом, и на данный момент в мире существует всего девять песен Tangent. Четыре с первого и пять со второго. А у Flower Kings – длинная и многолетняя история. Замечательнейшая история! Они столько всего сделали за это время, заходили на территорию Yes, Фрэнка Заппы, Джони Митчелл… Мне кажется, сейчас никто, видя новый альбом Flower King, даже не спрашивает себя, хорошая там музыка или нет. Они всё уже доказали. И я их за это очень уважаю. Их альбом «Unfold the Future» – изумительная, прямо-таки по-научному выверенная музыка. А потом они могут записать простой песенный альбом вроде «Adam and Eve». По-моему, стоит воспринимать их диски не как «очередной альбом Flower Kings», а как работы, уникальные и самоценные каждая сама по себе. Они сделали для жанра безумно много. Если бы не они, то я бы не вдохновился записать альбом The Tangent.
Их дискография – целое путешествие, я слежу за каждым шагом, затаив дыхание.
Вернемся к собственно The Tangent. Скажите, есть ли общая идея, концепция у вашего нового альбома «The World We Drive Through»?
Общая идея в том, что мы живем своей жизнью, не замечая мира вокруг нас. Мы делаем то, что обязаны – идем на работу, выполняем привычные дела, и настолько погружены в эту рутину, что буквально идем по жизни с завязанными глазами, не видя и не ощущая того, что рядом. Иногда это приводит к тому, что мы делаем дурные дела, сами того не осознавая. Например, в песне «A Winning Game» человек принимает решение, финансово выигрышное для него самого, но не знает, что кто-то другой стал от этого нищим. Скажем, ты покупаешь дешевый компьютер и радуешься, что он так мало стоит, а оказывается, что на другом конце планеты кто-то работает за гроши в нечеловеческих условиях, чтобы его сделать. Задуматься об этом – и станет не по себе. С другой стороны, мы не осознаем и того, как волшебен и прекрасен наш мир. Мы входим в него каждое утро и проезжаем насквозь, ничего не замечая. Это мир, который мы проезжаем насквозь – «The World We Drive Through». Вот о чём альбом.
На новом диске великолепные саксофонные партии. Странно, что с уходом Дэвида Джексона (игравшего на первом диске The Tangent) вы стали даже больше похожи на VdGG.
(Смеется.) Что правда, то правда. Тео Тревис звучит больше похоже на Дэвида Джексона, чем сам Дэвид Джексон. Но, между прочим, Тео и сам по себе широко известный саксофонист, он играет с Porcupine Tree и еще множеством людей. Он прекрасный человек и музыкант. И не стоит так уж сильно связывать Дэвида Джексона с Tangent. Он никогда не покидал группу, потому что и не присоединялся к ней. (Смеется.) Никто вообще не может присоединиться к группе. Можно просто собраться вместе и записать альбом…
Просто Дэвид в этом году не мог к нам присоединиться. У него был один очень важный проект в то время, когда мы записывались. Он очень хотел снова записаться, но никак не получалось.
И потом я позвонил Тео, он прекрасно себя показал, и мы с ним будем дальше играть…
А что это за важный проект у Дэйва?
Мне не разрешено об этом говорить. (Смеется.) Кое-что очень секретное. А еще он записался с итальянской командой Le Orme. Одна из моих любимых итальянских арт-роковых команд, кстати. И еще у Дэйва есть масса другой работы помимо музыки. А про этот проект я сказать ничего не могу.
Ладно, поживем-увидим. Я, кажется, догадываюсь… не Van der Graaf ли?
(Смущенно.) Нет-нет.
Новый альбом, как и первый, оформил замечательный художник родом из Беларуси, Эдуард Юницкий. Как вы его нашли?
Изначально он был просто поклонником Flower Kings, и отправлял им множество своих работ. Но Ройне эти изображения по какой-то причине не подходили (потом подошли, – примеч. ред.), наверное, уже были другие варианты. Он решил послать один из рисунков мне. Я посмотрел и влюбился в картинку сразу же.
Главное в работах Эда – то, что они идеально подходят к настроению нашей музыки. Они раскрывают саму ее суть. Да, очень приятно, когда ты работаешь с кем-то, кто за много-много миль от тебя, такой далекий-далекий человек понимает твои мысли и чувства. Мы с ним ни разу еще не виделись вживую, но я очень надеюсь, что это произойдет.
Вернемся на несколько лет назад, к моменту возникновения The Tangent. Известно, что проект возник после того, как вы показали некие свои музыкальные наработки другим музыкантам. В какой форме они существовали – были это черновики, готовые вещи, просто задумки?
Это были полноценные демо, где я сам сыграл на всех инструментах. Я показал их Ройне и спросил, как они могут в этом поучаствовать. Послушав записи, Ройне, как правило, предлагал свои идеи, что добавить, что улучшить. Иногда я соглашался с ним, иногда – нет. А потом мы связывались с другими музыкантами.
Многие артисты не хотят, чтобы кто-то менял их изначальные задумки. А вы?
Нет, иначе я записывал бы сольный альбом Энди Тиллисона. (Смеется.) У меня была другая цель – сделать музыку как можно лучше. И хотелось, чтобы это была совместная работа, а не единоличная.
Как вы обсуждали творческие планы – по Интернету или голосом?
И то, и другое. Мы с Ройне и по телефону общались очень много, и по электронной почте. В конце концов, мы посылали друг другу идеи через Интернет. «Интересна тебе такая-то гитарная партия или нет?» Так длилось неделями. Это очень увлекательный, интересный метод работы. Не самый частый и, возможно, не самый легкий, но в нём есть свои притягательные моменты.
Когда вам лучше работается, днем или ночью?
У меня нет постоянного расписания. Я стараюсь работать, когда у меня что-то получается. Когда музыка захватывает меня. Это бывает в 9 утра, в 4 часа ночи, за завтраком или во время прогулки. (Смеется.) Или, бывает, я чувствую необходимость что-то сделать и усаживаю себя за работу. Но жесткие графики – это не мое.
Кстати, а у вас есть работа помимо музыки?
Да, конечно. Я сейчас работаю в одной школе здесь, в Англии, занимаюсь техническими вопросами. Но как раз через пару недель я собираюсь уйти оттуда. Соберу собственную студию, буду работать там, стану профессиональным музыкантом.
А насколько вас можно назвать «интернетным» человеком? Сильно ли ваша жизнь связана с сетью?
Я – прогрессив-роковый человек. Вся моя жизнь связана с прогрессивом. А мы, «прогрессивщики» – люди, которым интересны новые технологии. Мы были первыми, кто использовал синтезаторы на сцене. Мы первые, у кого появился меллотрон. Именно у прог-рокеров первых появились масштабные световые шоу. Поэтому мы всегда стремились использовать новые технологии, это касается и Интернета.
Коммуникации – это подарок нынешнего времени. Представьте, если бы мы с Ройне захотели записать подобный альбом в 70-х? Нам бы понадобились рулоны пленки, масса почтовых посылок, всё это отняло бы прорву времени и пришлось бы истратить целое состояние.
Вы говорили, что группа Po90 началась в 1996-м. А что вы делали до этого?
Я играл в группах задолго до Po90. В команде Gold Frankincense & Disk Drive мы исполняли своего рода анархистскую музыку, сильно политизированную, что-то там было от прога, что-то от панка. Я был во многих панк-группах, участвовал в командах, которые играли «новую романтику».
Интересное дело! Есть распространенное мнение, что именно панк стал могильщиком прогрессив-рока, чуть ли не протестным движением против «грандиозности» тогдашних прог-монстров….
Я не считаю, что панк-рок убил прогрессив. Если кто-то и был убийцей, то это журналисты. Американская и английская пресса. Вышло очень глупо. Сам панк был замечательным движением, но журналы и радиостанции выставили дело так: «Вот новое движение, а всё старое должно отправиться на свалку!» А я считаю, что панк и прогрессив могут жить вместе, идти рука об руку. И слушатели в состоянии оценить и то, и другое. Но тогда приходилось делать выбор – любишь ты одно или другое? Как глупо! Ведь можно слушать всё сразу и просто хорошо проводить время. Собственно, к этому сейчас всё и пришло.
А какие панк-группы вы могли бы порекомендовать фэнам прогрессива?
Панк-группы? (Смеется.) Знаете, дело в том, что панк сам по себе показал способность к прогрессу. Всё началось с команд типа Sex Pistols и The Damned, которые соревновались в количестве шума, а четыре альбома спустя у The Damned вышел диск, на котором был 20-минутный трек «Curtain Call»! Strangles играли с клавишными практически с самого начала. XTC делали концептуальные альбомы типа «English Settlement». Словом, жанр оказался очень прогрессивным. И в нём есть что послушать. Но очень трудно убедить прог-рокеров в этом. И наоборот, кстати, тоже. У людей есть твердо впечатанные в мозг идеи о том, какая музыка им может понравиться, а какая – нет.
Да, будет очень интересно ознакомиться. Спасибо за ваше время, удачи вам!
Спасибо вам за интересный разговор. Знаете, меня до сих поражает, что я говорю с людьми, которые находятся от меня за тысячи миль, и им интересна моя персона и то, что я делаю. А ведь я – самый что ни на есть обычный человек. (Смеется.) Так что спасибо и вам за ваше время. А мне надо сейчас успеть выпить глоток чаю перед тем, как начну говорить со следующим собеседником. (Смеется.)