Первый в мире фотоэлектронный синтезатор “АНС” был разработан и собственноручно создан в 1958 году советским инженером, полковником Евгением Мурзиным. Свое изобретение Мурзин назвал в честь любимого композитора Александра Николаевича Скрябина, чьи революционные, не чуждые мистицизма идеи в области звука он изучал и поддерживал.

С началом Великой Отечественной войны Мурзин служил в Советской армии в качестве военного изобретателя. В частности, под его руководством разрабатывали и испытывали приборы управления огнем наземной артиллерии, принятые впоследствии на вооружение. Война помешала Мурзину начать техническую реализацию проекта, но мечту о создании музыкального инструмента он не оставил. От рождения идеи до её воплощения прошло 20 лет. “АНС” и по сей день остается действующей “боевой единицей” экспериментальной музыки. Увидеть инструмент, который существует в единственном в мире экземпляре, можно в московском музее имени Глинки.
Композитор, радиоинженер и бессменный хранитель “АНСа” Станислав Крейчи рассказывает о непростой судьбе первого советского синтезатора, встречах с удивительными людьми, чьи пальцы помнят клавиши “АНСа”, а также о том, чем грозила советская цензура, как звучали полотна авангардиста Павла Филонова, и чем занималась группа Coil в подвалах МГУ.

ПОЭМА ОГНЯ

Синтезатор “АНС” назван в честь русского композитора Александра Николаевича Скрябина. Он был новатором, старавшимся выйти за рамки привычного звучания, например, в музыкальной Поэме огня “Прометей”. Полковник Мурзин был продолжателем идей композитора. Он сделал то, что Скрябин хотел, но не мог добиться оркестровыми средствами, – расширил на “АНСе” привычную темперацию с 12 до 72 тонов (или ступеней) в октаве. Все попытки создавать музыку, выходящую за рамки 12 нот рояля, сталкивались с проблемой ограниченных возможностей инструментов. Даже такие инструменты, как скрипка или тромбон, где можно извлекать звуки и между “мысленных клавиш рояля”, не справлялись с задачей. На “АНСе” можно точно нарисовать необходимое звучание, потому что в каждом полутоне присутствует ещё шесть градаций по высоте. Возможности практически безграничны – от микродвижения внутри полутона до огромного звукового пространства в диапазоне 10 октав. “АНС” позволяет работать в натуральных интервалах, давая более чистый звук.
Уже во времена Баха октава была поделена на 12 равных частей, и все звуки стали равнозначными. Стало возможным легко переходить из одной тональности в другую, однако музыкальные интервалы темперированного ряда стали звучать менее чисто и слитно по сравнению с интервалами натурального строя, где частоты колебаний соотносятся как целые числа. При равномерном делении октавы целочисленные соотношения сохранить не удаётся. 72-степенная темперация Мурзина расширяет возможности модуляций и в натуральной системе звуков.
“АНС” не теряет актуальности не только потому, что на нём в формате живого, зачастую импровизационного контакта можно рисовать свободную графику, быстро преображая её в фантастическую музыку, но и потому что сам звук “АНСа” – не электронный. В нём звук порождается не электронным генератором, а оптической фонограммой. Форма волны у других синтезаторов одна и та же, клонированная, в ней ничего не меняется, а в “АНСе” звук живой.

“РИСОВАННЫЙ ЗВУК”

У Мурзина было два предшественника – Арсений Авраамов и Евгений Шолпо. Композитор Арсений Авраамов сочинил и поставил в 1922 году на публике “Симфонию гудков”, в которой звучали различные “машинные звуки” – от пушечных и пистолетных выстрелов до заводских гудков и шума самолетов. Евгений Шолпо в 1917 году написал фантастический рассказ “Враг музыки”, описав “механический оркестр” – машину, способную самостоятельно исполнять музыкальные композиции.
Оба работали над рисованным звуком. Начинали с того, что рисовали на больших листах волны, фотографировали их кадр за кадром и прогоняли полученное изображение через звуковой кинопроектор. Вскоре Шолпо решил собрать прибор, который бы непосредственно рисовал эти волны на ленте. Он сделал колесо с разными фигурами, где каждая фигура изображала разную форму волны. Ему больше не требовалось рисовать на бумаге и фотографировать – барабан прокручивался, и всё автоматически переносилось на киноленту. Изобретение назвали “Вариофон”. Вместе с Авраамовым они на вариофоне озвучивали мультфильмы в 1930-е годы и не только. Например, в кинофильме “Пятнадцатилетний капитан” звучит мелодия Исаака Дунаевского “А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер”, синтезированная Шолпо на вариофоне. Звучит похоже на современную восьмибитную музыку. К сожалению, “Вариофон” был уничтожен во время бомбардировки блокадного Ленинграда и до наших дней не сохранился.

СИНТЕЗАТОРЫ И ЭМУЛЯТОРЫ

Евгений Мурзин избрал для своего изобретения более простой способ. Он построил станочек, чтобы наносить фонограмму по окружностям на круглую пластинку. На одной пластинке помещалось 144 звуковые дорожки с синусоидальной формой волны, т.е. две октавы. Вся хитрость состояла в том, чтобы круг сошелся нуль-в-нуль, иначе бы колесо каждый раз щёлкало во время вращения. На создание этой матрицы ушло много лет, но в итоге он смог всё идеально рассчитать. Достаточно было одной оригинальной матрицы, потом с неё перепечатывали дубликаты.
Всего в “АНСе” пять таких вращающихся с разной скоростью дисков. Самые нижние вращаются медленнее – издают низкие звуки, а самые верхние – быстрее, и дают высокие.
Весь фокус, и всё отличие от электронных синтезаторов состоит в том, что в “АНСе” звук нарисован, а из-за того, что фотопленка неравномерна, внутри синтезатора всё время происходит какая-то жизнь. Такая же, как в скрипке, когда скрипач проводит смычком по её струнам.

В отличие от фонограммы, сделанной Мурзиным, где ничего не повторяется, потому что это физически невозможно, принцип клонирования звуковых волн в аналоговом синтезаторе, который с техническим прогрессом переродился в цифровой, остается неизменным, потому что генератором их звука служит транзистор или лампочка. Когда электронный генератор порождает волну сложной формы, у него все параметры строго идентичны и повторяются.
Сейчас я пользуюсь одной компьютерной программой, которая представляет собой эмулятор “АНСа”. В компьютере сделать оживление звука проще, чем в “железе с клавишами”. В программе заложено ещё больше возможностей, чем в самом аппарате. Сейчас мои коллеги работают над тем, чтобы полностью воплотить “АНС” в компьютерной программе.

СВОБОДНАЯ ГРАФИКА

В 1962 году мы с композитором Эдуардом Артемьевым демонтировали “АНС” в павильоне радиоэлектроники на ВДНХ. Вдруг кто-то спросил: “А можно на нём написать гармоническую мелодию”? Артемьев ненадолго задумался, потому что в теории музыки существуют как гармония, так и мелодия – и это разные вещи. Он уточнил, что человек имел в виду. “Ну, вот такую, чтоб как на гармошке играют. Попроще!” Все хотели знать, можем ли мы исполнить на синтезаторе популярную мелодию, а не космические звуки. Тогда я специально написал лёгкую и ритмичную пьесу “Интермеццо”.
В том же 1962 году нам с Артемьевым заказали саундтрек к кинофильму “В космос”, который мы записали на действующем макете “АНСа” в музее А.Н. Скрябина. Этот фильм показывали в рамках советской выставки за рубежом. Экспозиция проводилась в специально построенном павильоне с пятиэкранным залом. (Действующий макет до наших дней не сохранился.)

Тогда-то мы и открыли для себя новый способ взаимодействия с “АНСом”: стали рисовать свободную графику и линии разной толщины. Это было интерактивное сочинение: мы сразу слышали результат, и знали, как действовать дальше – быстрее или медленнее, громче или тише. На некоторое время это стало основным способом работы с инструментом.
Все космические пейзажи изобразил художник Андрей Соколов. Он рисовал на одном стекле, через которое проходил свет, а потом брал ещё несколько стекол, двигал их друг над другом, чтобы получались движущиеся космические картины. Космос уходил в глубину, и было очень красиво. В цвете. На пяти экранах.
После выставки в Италии опытный промышленный образец “АНСа” был перевезён в студию электронной музыки. Изготовив свой инструмент, Мурзин долго добивался того, чтобы в Москве под него открыли специальную студию, но с её строительством всё время затягивали.

ШНИТКЕ – НИ ЗА ЧТО!

“АНС” перевезли в мемориальный музей А.Н. Скрябина. После реконструкции помещения, на первом этаже Дома-музея Скрябина открылась “Московская Экспериментальная Студия Электронной Музыки” при фирме грампластинок “Мелодия”. Полковник Мурзин сразу вышел в отставку и стал её руководителем. Шел 1967 год.

За время существования студия превратилась в одну из передовых, технически оснащённых лабораторий, где проводились серьёзные исследования в области новой музыки. Своими необычными тембрами и звуковыми эффектами “АНС” привлекал внимание не только исследователей, но и многих молодых композиторов-авангардистов.
В 1970-е годы на синтезаторе работали будущие заслуженные музыкальные деятели страны: Альфред Шнитке, Эдуард Артемьев, Эдисон Денисов, Софья Губайдулина и другие. В 1971 году композиторы записали сочиненные на “АНСе” экспериментальные произведения, назвав компиляцию “Музыкальное приношение”. Из-за неоднозначного отношения политического режима к модернистским увлечениям пластинка была издана только в 1990 году, спустя почти 20 лет.

Была страшная цензура. Для того времени музыка звучала необычно, можно даже добавить, новаторски, так что художественный совет, принимавший решение насчёт дальнейшей судьбы пластинки, после её прослушивания был несколько обескуражен. Они не решались её выпускать и обратились к генеральному директору фирмы “Мелодия” Николаю Мохову, который впоследствии стал замминистра культуры. Ему принесли список произведений: “Шнитке? Нет, не пойдёт. Я даже слушать это не буду”.
Альбом ушел “в стол”, и прошло много лет, пока Эдуард Артемьев не посодействовал выпуску альбома. Большая удача, что материал никуда не пропал за эти годы.

РАЗГРОМ И СПАСЕНИЕ

После смерти Евгения Мурзина студию в 1972 году закрыли как ненужное подразделение. Вся хранившаяся там фонотека была разгромлена и не сохранилась. Но Мурзин успел в больнице написать книгу, где обобщил все свои теоретические изыскания в области эстетики электронной музыки.
“АНС” вместе со мной переехал в МГУ им. Ломоносова. Долгое время в подвале журфака располагалась большая студия, где на “АНСе” проводились научные исследования по слуховому восприятию сложных звуковых образов: компьютерные технологии были тогда на недостаточно продвинутом уровне, а вот “АНС” как раз позволял синтезировать слова и различные звуки.
Несмотря на то, что вскоре исследователи перешли на компьютерные программы и цифровые секвенсоры, для музыки “АНС” ещё долго оставался актуален – приходили студенты из Гнесинки и консерватории, работали на нём и создавали пьесы.
Я был оформлен в качестве преподавателя, всё было легально, и проводил факультативные уроки по “АНСу” для желающих. Дисциплина называлась “Электронная музыка”, её преподавали на композиторском отделении.
Всё шло спокойно до тех пор, пока в 2003 году университетское начальство не решило, что помещение используется не по назначению, и нужно заняться его перепланировкой. Мне позвонил человек, представился прорабом строительного участка и заявил, что его бригада находится на “объекте” и сносит стены: “У вас тут какой-то огромный буфет. Если он вам не нужен, мы его сегодня распилим и вынесем”.
Я помчался спасать инструмент. Два дня ушло на полную его разборку на составные части. Вместе с директором “Термен-центра” Андреем Смирновым мы вывезли “АНС” на хранение в Московскую консерваторию имени П.И. Чайковского, где он стоял до 2006 года.
При переезде с журфака, к счастью, удалось спасти и часть фонотеки, которая была в подвале. Среди прочего там сохранилась и моя композиция “Город”, записанная на “АНСе” с наложением индустриальных звуков пробуждающегося утреннего города.
В ней всё время происходят разнообразные события: слышны гудки заводов, звон часов на башне, церковный звон колоколов, шаги, копыта лошади. Ты видишь эту картину. Заканчивается тем, что шаги превращаются в маршировку – целый строй солдат идёт, вступает духовой оркестр, и этим кончается композиция. Наступает новый день.

COIL РИСУЮТ СЭМПЛЫ

В сентябре 2002 записывать “АНС” приехала британская экспериментальная музыкальная группа Coil. Мне позвонил Андрей Смирнов, основатель “Термен-центра”, с которым мы плотно сотрудничаем, и сообщил, что музыканты очень хотят увидеть инструмент.
В основном для современных композиторов синтезатор “АНС” представляет интерес как источник оригинальных сэмплов для обогащения электроакустических композиций. Причём каждый такой сэмпл несёт в себе энергетику живого исполнения, заложенную в самом принципе действия “АНСа”: процессы, происходящие внутри синтезатора, сводятся к вращению стеклянных дисков с изображениями, которые взаимодействуют с различными механизмами и лампами.
Мы познакомились на сентябрьском концерте Coil в московском клубе “Точка”, куда они пригласили меня. Вокал и четыре лэптопа – весьма своеобразная музыка. А уже на следующее утро мы все прибыли в студию: Джон Бэланс, Питер Кристоферсон, Оссиан Браун, Тайполсандра и друг коллектива, наш соотечественник Иван Павлов. Посольку “АНС” можно свободно подключить к любому компьютеру, записать музыку, а потом доработать её дома, у каждого участника был с собой ноутбук.
Целый день они провели, рисуя на “АНСе”. Позже выпустили диск “ANS” с записанными в подвале МГУ наработками и прислали мне копию альбома, куда вошли семь безымянных композиций. Их интересовали разносторонние возможности синтезатора: от релаксационных и медитативных до весьма изощрённых и опасных для психики звуков.
Кстати, на альбоме другого известного экспериментального проекта Bad Sector в 2006 году был снова использован “АНС”.

СЛУШАТЬ КАРТИНЫ

Невзирая на размер, “АНС” – это весьма мобильный инструмент. Он легко разбирается таким образом, что остается только каркас, который можно развинтить на три части. Он занимает всего половину кузова ГАЗели.

В 2006 году для участия в крупномасштабной выставке под названием “Павел Филонов. Очевидец незримого” я полностью разобрал его, привез и снова собрал уже в Санкт-Петербурге, в Государственном Русском музее, где зрители имели возможность не только видеть, но и слышать картины русского авангардного художника Павла Филонова.
Я приехал рано утром, накануне открытия выставки, на поезде “Красная стрела”. Июль, в Петербурге жарища, мы очень долго ждали машину с “АНСом”, а она никак не ехала. Оказалось, что в связи с проведением саммита “Большой восьмерки” усилился дорожный контроль, и эту бедную машину несколько раз разгружали и проверяли. Только к пяти вечера она добралась до нас. Мы уговорили администрацию музея, чтобы я остался и поработал у них хотя бы до девяти вечера, потому что утром следующего дня предстояло торжественное открытие. “АНС” лежал передо мной в полностью разобранном виде.
Посетители испытывали настоящий шок, попадая из просторных и светлых залов Русского музея в кромешную, давящую тьму лабиринта Филонова. Картины буквально светились в темноте – они были развешены по стенам и точечно освещались лампочками, а сам лабиринт выводил к черному кабинету, где стоял “АНС” и звучал. Самостоятельно.
Из восьми картин художника я создал композицию на 40 минут, и она потихонечку, безостановочно звучала, создавая дополнительную потустороннюю атмосферу.
Структурная проработанность картин Павла Филонова, всю жизнь придерживавшегося правила делать всё тщательно, позволяла делать интересным даже простое и равномерное монофоническое “проигрывание” его картин в медленном темпе на “АНСе”.
Поскольку “АНС” устроен по тому же принципу, что и все профессиональные компьютерные программы-секвенсоры, с той только разницей, что появился он на 50 лет раньше, на нём можно превратить в звук любой рисунок. Нужно пропустить графическое изображение через экран “АНСа”, напоминающий сканер, и загруженный образ превратится в собственный звуковой аналог. Слева на инструменте есть нарисованная клавиатура, как виртуальная миди-клавиатура в музыкальных редакторах, и можно мышкой рисовать черточки напротив нот-клавиш, которые будут звучать. Поскольку на “АНСе” звучит только то, что просвечивается – требуются, грубо говоря, белые линии на черном фоне, поэтому кураторы выставки сделали негативные снимки восьми полотен Филонова, которые зазвучали как мелодический рисунок.
Планировалось провести экспозицию для обеих столиц, но в Москве оформлением залов занимались другие люди, поэтому там было светло, а “АНС” стоял на балконе, где я читал небольшую лекцию и показывал его возможности.

МУЗЫКА КОСМОСА

Позже была организована серия экскурсий “Музыка Космоса”, где экспонировались уже два необычных отечественных инструмента вместе: терменвокс и “АНС”.

Терменвокс – это полностью электронный прибор, но ещё не электронная музыка. Его звучание подобно человеческому голосу – от самых низких до самых высоких нот и птичьих звуков.
Его создатель, советский акустик Лев Термен имел хорошее образование и прекрасно разбирался в физике. Создав в 1918 году терменвокс – первый в мире пространственный электромузыкальный одноголосый инструмент, – он получил международную известность.
На терменвоксе играют, не касаясь пальцами. Под воздействием рук инструмент реагирует на изменение электромагнитных полей, генерируемых антеннами: правая рука регулирует высоту звука, а левая – громкость. Тонкости и грани звука терменвокса полностью контролируются исполнителем, а ноты для него прописывают так же, как и для любого другого инструмента.
Став широко известным, Лев Термен много путешествовал по России 1920-х и даже концертировал со своим инструментом по Америке, где у него был небольшой ансамбль. В Америке он перезнакомился со всеми видными учеными, однако в один прекрасный день за ним прислали человека, который сообщил, что пора возвращаться на родину, в Советский Союз.
И стоило ему вернуться, как он тут же оказался сослан на Колыму, а оттуда – обратно в Москву, в закрытую “шарашку” – централизованное конструкторское бюро, располагавшееся в поселке Болшево (город Королёв), где уже работали “под замком” все выдающиеся инженерные умы конца 1930-х – начала 1950-х гг., включая Андрея Туполева и Сергея Королёва. Их оттуда не выпускали, ученые работали как заключенные.
На сегодняшний день есть два известных российских исполнителя, использующих терменвокс: Лидия Кавина, внучка Термена, которая проводит занятия по терменвоксу в Англии и России, и музыкант-органист Олеся Ростовская. Обе играют вживую, а аккомпанемент, то есть минусовка, записана на “АНСе”. Несколько моих пьес присутствуют в их репертуаре, часто можно услышать переложение “Осенней песни” П. И. Чайковского из цикла “Времена года”, куда я чуть-чуть добавил натуральный ветер, замечательно вписавшийся к солирующему терменвоксу. Я и сейчас пишу композиции для терменвокса.

ВОСПОМИНАНИЕ

Каким-то образом музыка и радио с самого детства соединились во мне. Я много слушал радио, буквально прилипал к нему и очень интересовался его устройством. Когда был пионером, посещал радиокружок, и всё время собирал различные приемники. Окончил Институт связи, факультет радиовещания. Помимо музыкального образования, я ещё звукоинженер. Провожу практические исследования в области лингводидактики, занимаюсь судебной экспертизой, связанной с распознаванием речи человека.
Довольно много я сочинял для театра, кино, сделал около шести полноценных радиоспектаклей. Написал музыку для кинофильма 1968 года про войну “Освобождение”. Там была жуткая сцена: на красном фоне под Курском танки ползут, и тревожно звучит “АНС”. Еще был кинофильм “Приходите завтра…” (1963), где Фрося Бурлакова приезжает на площадь трех вокзалов, озирается по сторонам, смотрит снизу вверх на высотные здания, и у неё кружится голова, а на этом фоне играет “АНС”.
Два сольных диска с “АНСом” помог издать сын Эдуарда, Артемий Артемьев, владелец лейбла Electroshock Records. Также он переиздал диск “Музыкальное приношение” на компакте.
Сейчас заканчиваю вокальный цикл “Четыре страницы любви”, который однажды даже откладывал “в стол”. Два первых номера уже готовы: первая часть – на стихи Данте Алигьери, вторая “В моей руке я вью венок” – на древнеегипетскую лирику в переводе Анны Ахматовой. Третья часть будет на стихи чешского поэта Витезслава Незвала, а последний романс – снова древнеегипетская поэзия в переводе Ахматовой.

Для меня, как для человека, привыкшего к классике, важно, чтобы в произведении происходили какие-то музыкальные события. Даже из звуков природы можно составить необычную в мелодико-гармоническом понимании композицию. Но если вместо событий происходит игра наборами причудливых звуков – долго я такое не прослушаю, потому что без внутренней идеи, основы и развития становится скучно. Побренчали-побренчали… Нет. По-хорошему, нужно даже в повторяющейся системе “куплет-припев” стараться давать разнообразие – взять тоном выше или ниже. Если всё сделано талантливо, и текст ложится – почему бы не послушать такую музыку?
В начале 2000-х певица Татьяна Журавицкая показала мне стихотворение молодого Александра Пушкина “Воспоминание”. Оно посвящено происшествию в Лицее 5 сентября 1814 года, когда Пущин, Пушкин и Малиновский устроили небольшую пирушку, но их застукал классный руководитель. Я долго думал над тем, как сделать, чтобы это было интересно слушать, и решился на сквозное развитие. Повторяется только ритм, а мелодия развивается в одну сторону до драматического эпизода, когда бокалы летят в окно, мальчишки удирают, и грозно звучат слова: “Вдруг педанта глас ужасный нам послышался вдали…”. А потом обратно – до смешного момента, когда все они уже хохочут, благополучно скрывшись. И всё возвращается к легкомысленному началу.

Виктория ВАСИНА
Фото автора и предоставленные Станиславом Крейчи.
Благодарим Сергея Гурьева за организацию интервью.