Kebnekajse: У подножия высокой горы
Январь 11, 2019
Елена Савицкая (261 статей)
Поделиться

Kebnekajse: У подножия высокой горы

В начале сентября 2017 года мне посчастливилось побывать в Швеции на Uppsala Prog & Folk Festival (см. репортаж в позапрошлом номере «ИнРока»), где великолепный сет отыграла легендарная фолк/прог-группа Kebnekajse. После выступления удалось поговорить с музыкантами, которых в команде шестеро – гитарист и вокалист Кенни Хокансон, скрипач и гитарист Матс Гленнгорд, басисты Йоран Лагерберг и Томас Нетслер, ударник Пелле Экман и перкуссионист Хассан Бах.

Группа на сцене с 1971 года (хотя и брала длительный перерыв в конце 70-х). Её музыканты внесли большой вклад в развитие шведского рока – так, лидер группы Кенни Хокансон, которому сейчас 72 года, на сцене с 1963-го. В середине 60-х Кенни вместе с ударником Пелле Экманом играли в поп-группе T-Bones, в 1967 году стояли у истоков хард-психоделической группы Baby Grandmothers, а после вошли в новую версию известной прог/психо/джаз-рок-команды Mecki Mark Men.

Звучание гитары Кенни Хокансона сложно перепутать с каким-либо другим – есть в нём что-то очень северное, сдержанное и вместе с тем трогающее до глубины души. Что касается Kebnekajse, то её самый большой и громкий состав образовался в 1972-м, когда слились вместе два коллектива, джемовавших вместе в стокгольмском клубе «Fregatten». Сегодня в арсенале «Кебнекайсе» девять альбомов, музыканты экспериментировали с разными стилями, но наиболее известны, пожалуй, опыты со шведским фольклором (альбомы «Kebnekaise II», 1973, и «Kebnekaise III», 1975, современные записи). Чтобы подчеркнуть свою связь с родной культурой и природой, группа даже взяла имя в честь самой высокой в Швеции горы, только в 1977-м, для большей узнаваемости, поменяла в своём названии букву “i” на “j” – Kebnekajse.

Спасибо вам за замечательный концерт! Давно мечтала услышать вас вживую. Группа на сцене почти 45 лет. Что даёт вам энергию?
(Голоса с разных сторон.) Играть – это прикольно! Мы любим музыку! Мы – старые друзья! Мы – как семья!
Матс: Мы просто не знаем, чем ещё заняться! (Все смеются.)

Вы и сейчас путешествуете, даёте много концертов…
Кенни: Да, вчера вот выступали в Готланде.

Здорово, что группа столь активна.
Кенни: И мы так молоды! (Смеётся).

Позвольте задать несколько вопросов об истории Kebnekajse. Вы участвовали в шведском прогг-движении (подробнее о нём см. «InRock» №81), а как вы к нему присоединились?
Йоран: Движение стартовало в конце 60-х. В 1970-м около Стокгольма проводился опен-эйр «Gärdet Festival», на котором выступало множество групп. Некоторые звукозаписывающие компании тоже поддерживали это движение. Kebnekajse подписали контракт с рекорд-лейблом Silence, как и некоторые другие прогг-группы.
Кенни: Только на самом деле мы тогда не называли это проггом. Это всё придумали журналисты.

А как вы это называли?
Кенни: Просто фолк-музыкой. Когда мы начали играть, это была фолк-музыка. И мы не с самого начала были в прогге, открыв это движение где-то через год после того как собрались вместе.

Все ли группы в прогг-движении играли фолк?
Матс: Нет. Многие группы были политически ориентированы. Они пели песни, в которых важную роль играл текст… и против всего протестовали. Но мы особо протестами не увлекались.

А против чего именно они протестовали?
Матс: Против общества, против коммерческой музыки…
Йоран: В 70-е считалось просто ужасным играть коммерческую музыку!
Кенни: Когда ты молод, ты протестуешь против всего! (Смеётся).

Швеция – миролюбивая страна, так что у вас, по крайней мере, не было поводов для антивоенных протестов…
Пелле: Но мы протестовали против вторжения Америки во Вьетнам!
Томас: Многие люди в то время чувствовали, что шведское правительство слишком явно пляшет под американскую дудку.
Йоран: Да вообще, мало ли было поводов для протеста! Здорово было чувствовать себя включённым в происходящее.

Однако первый альбом Kebnekajse «Resa mot okänt mål» («Путешествие без цели», 1971) не был фолковым.
Кенни: Нет, он был ближе к хард-року и психоделии.

На этом альбоме есть песня «Kommunisera!». Что это значит?
Пелле: Общайся!

А не «стань коммунистом»?
Пелле: Нет-нет! Это о том, как достучаться друг до друга.

Затем, на втором и третьем альбомах, вы сменили стиль на фолк-рок. Приходилось читать, что это случилось под воздействием игры знаменитых шведских скрипачей…
Кенни: Я работал с Корнелисом Врейсвиком (известный шведский фолк/бард-певец, – прим. авт.), когда услышал этих скрипачей (Пера-Ханса Улссона и Бьёрна Стоби). Тогда я осознал, что в фолк-музыке есть нечто особенное. Не только шведской, но и английской, американской… В то время до нас начинала добираться народная музыка из других территорий, от Балкан до Африки, не помню, слышал ли я что-то о России, но было кое-что из Индии…

Матс: В Швеции в 70-е была очень известная группа под названием Södra Bergers Balalaikor (о них также см. в «InRock» №81). Там было около пятидесяти человек, игравших на балалайках, включая огромную бас-балалайку! Так что движение world music было повсюду, и поэтому, в том числе, мы обратились к шведскому фолку.
Кенни: Мы действительно заинтересовались нашими истоками, поэтому стали играть шведский фолк.

А в чём была ваша цель: сохранить традиции народной музыки или представить их для молодого поколения в переводе на новый музыкальный язык?
Матс: Для нас было важно показать шведскую народную музыку с разных сторон, чтобы молодые люди не забывали о своих корнях.
Кенни: Это важно для каждого нового поколения. Слишком легко попасть под влияние американского или английского образа жизни, да и музыки.

Как бы вы описали шведский фолк?
Матс: О! Большая часть шведского фольклора – это танцевальная музыка. Существуют разные виды танцев. Это может быть польска, вальс, полька…
Кенни: Они всегда трёхдольные.
Матс: И эта музыка звучит на свадьбах и по другим случаям, когда собирается народ… даже на похоронах!
Кенни: В давние времена многие люди играли на фиддлах (народных скрипках). А женщины, пасшие коров, пели особыми голосами. У них был даже свой язык, чтобы звать друг друга, потому что это пение разносилось по лесам на многие мили вокруг.

Вы упомянули польску, а что это такое?
Кенни: Это трёхдольный танец, в котором разные части имеют разные акценты (напевает).
Матс: И исполняется он в круговом движении.

Польска родом из Польши?
Матс: Мы точно не знаем.
Кенни: Может быть, само слово пришло оттуда. В XVIII веке у них был танец под названием полонез. В основном он был популярен в высшем обществе, среди богатых людей.

А откуда вы вообще берёте эти мелодии?
Матс: Приходится искать среди старых нот, слушать старые плёнки… Найти песню – целая работа!

Так что когда вы слышите песню, вам приходится записывать ноты.
Кенни: Нет, мы можем найти уже записанные мелодии. Есть целая большая система данных.
Матс: Тысячи мелодий уже записаны нотами с магнитофонных записей или живого исполнения. В нотах или названии часто указывается имя исполнителя, от которого эта песня была записана – «Polska efter Ericsson», например. Или место, где мелодия бытовала и была записана – «Eklunda polskan». Но найти песню, которая подходила бы нам – это большая работа. Действительно, приходится искать и проигрывать сотни мелодий, прежде чем найдёшь ту единственную.

И как вы понимаете, что нашли её?
Кенни: Песня должна подходить для исполнения на гитаре и иметь ясный и чёткий ритм. А ещё должны быть возможности для развития песни…
Матс: Я думаю, мы ищем мелодии, которые люди могут запомнить и напеть. Они должны быть запоминающимися.

Как вы аранжируете песни?
Томас: Мы садимся, учим ноты и играем песню несколько раз, пока не поймаем правильное чувство.
Матс: Мы начинаем с мелодии, а затем пытаемся поймать бит вокруг неё, а ещё фактуру… это может занять довольно долгое время!

А как вы делите партии между скрипкой и гитарой?
Кенни: Обычно мы оба играем мелодию в унисон или какой-нибудь интервал (чаще в терцию).

А есть ли тут место для импровизации?
Матс: Да. Мелодия – это основа. Всегда возвращайся к мелодии – говорим мы. Но всё зависит от строения песни. Если в ней две или даже три части, то и больше простора для фантазии.

На вашем недавнем альбоме «Aventure» есть песня под названием “Spelmannen” (спельманы – народные шведские музыканты, – скрипачи, кларнетисты и др., – прим. авт.), очень грустная, насколько я смогла понять…
Кенни: Мы взяли стихотворение известного шведского поэта XIX века Дана Андерссона, который был близок спельманам. Там говорится: «Я спельман, я играю для счастливых и печальных, я играю для себя, потому что я хочу жить». Герой стихотворения не может выполнять тяжёлую работу, потому что ему надо беречь руки. Он играет на свадьбах и похоронах, да и просто за еду. Вот такая песня.

А вы чувствуете себя современными спельманами?
Кенни: В каком-то смысле да!

Еще вопрос по поводу аранжировок. У вас очень интересный состав с двумя басистами и двумя ударниками. Как он сложился?
Пелле: Сначала было две группы – собственно Kebnekajse и Homo Sapiens, которые объединились в 1972 году. Два басиста, два ударника, тысяча гитар! (Смеётся.) Нас было тогда десять человек.

Я думаю, вы единственная группа с двумя басистами в современном роке.
Йоран: Да, это не слишком обычно, вы правы!

А как вы решаете, кто что играет, как делите партии?
Йоран: Иногда мы договариваемся, но чаще всего всё бывает спонтанно… мы просто стараемся не перекрещиваться в регистрах. Я играю повыше, Томас – пониже и наоборот.
Томас: Это даёт особый грув. Реально!
Матс: Да, особый тяжёлый грув. Когда ты просто слышишь басы и ударные, это очень эффектно!

Эффектно и экзотично! Тем более что в группе темнокожий перкуссионист. Хассан, как называется тот «ушастый» инструмент, на котором вы играете? И какие ещё африканские инструменты используете?
Хассан: Это джембе! А ещё использую тимбалы, тамбурин, коубелл… и иногда свой рот! (Смеётся).

У группы есть альбом «Ljus från Afrika» (1976) – на нём ваши песни?
Хассан:Нет, это старые песни из Гвинеи.

Вы родом из Гвинеи-Бисау?
Хассан:Нет, я из Гвинеи-Конакри. (Имеется в виду страна, которая называется просто Гвинеей, её столица – Конакри. Хассан был участником танцевальной группы, которая ещё в 70-х получила контракт на работу на Канарах, потом он переехал в Испанию и в 1972 году – в Швецию, – прим. авт.). Очень люблю Швецию, хотя в последние годы стараюсь бывать и у себя на родине.
Матс: Хассан недавно купил себе в Гвинее маленький домик!

Здорово. Вернёмся к судьбе группы. В 70-е вы играли тяжёлый фолк, потом более джазовый материал. А в 1978 году группа распалась. Почему?
Матс: Мы играли вместе долгое время с начала 70-х. В конце десятилетия жизнь сильно изменилась. Думаю, мы просто немного устали…

Друг от друга?
Кенни: На самом деле, да. Думаю, мы потеряли наш путь. Мы не знали, что делать. Мы завязли в фолк-роке и хотели делать что-то другое, нас стал вдохновлять джаз. Мы пришли к американской музыке, против которой восставали когда-то!

Но на сей раз вы не протестовали?
Кенни: Нет, было очень легко любить американскую музыку. Ведь на самом деле из Америки пришло много прекрасных исполнителей.
Матс: Интересно, что группа в 70-е проработала семь лет. А сейчас мы играем с 2001 года по настоящий момент – то есть гораздо дольше, чем в те времена!

Этой действительно здорово! Но что вы делали, когда группа распадалась?
(Все вместе). Играли с другими группами! Много чего делали! Нашли нормальные работы!

А что это были за работы?
Матс: У меня несколько лет был перерыв, я занимался семьей и ребёнком, а ещё делал газету, почти как вы.

О, так вы журналист?
Матс: Нет, скорее дизайнер. Работал для нескольких рекламных агентств. Ещё у меня была собственная команда, мы даже выпустили пластинку Violin Race», 1980, – прим. авт.). Играл с джазовыми и фанки-музыкантами.
А другие?
Йоран: Я продолжал заниматься музыкой, а также работал в компьютерном бизнесе для Scandinavian Airlines.
Кенни: Я тоже играл с другими командами. После 1979 года я выступал пару лет в довольно популярной группе Dag Vag (шведская поп/панк/регги команда,прим. авт.). А потом устал и от этих людей (смеётся). Захотел делать что-то другое и присоединился к Bills Boogie Band.

А в 2001 году Kebnekajse вновь объединились. Как это произошло?
Пелле: «Modern Museum» в Стокгольме давно упрашивал собраться вместе. Наконец мы сделали это и выступили там. Было здорово!
Матс: И очень трогательно. Люди действительно хотели услышать нас снова. Я думаю, это и было самое важное.

Так что музей пригласил группу сыграть один раз, и вам так понравилось, что вы решили продолжать?
Кенни: Да. Новость быстро распространилась. Другие города и организаторы захотели, чтобы мы у них выступили…
Матс: Так что нам снова пришлось заниматься! Необходимо было играть на должном уровне, обновить старые песни.

С тех пор вы выпустили три альбома. Как к вам пришли новые песни?
Матс: Как обычно – мы старались найти их. Использовали печатные нотные сборники, записи…

И какие у вас теперь планы?
Матс: Мы работаем над следующим альбомом. Но с каждой пластинкой требуется больше времени. Я думаю, сегодня этот процесс стал немного сложнее.
Кенни: Потому что мы хотим быть на той же высоте, что и раньше. Мы не хотим сделать плохой альбом или что-то, о чём будем жалеть. Мы работаем над разными видами музыки, не только в фолк-стиле, но и на смежных территориях. У нас уже есть четыре-пять песен.

Будем ждать! На прощание я хотела задать ещё несколько вопросов о музыкантах, с которыми вам довелось поработать. Кенни, в начале 70-х вы играли в довольно известной прогг-команде Fläsket Brinner…
Кенни: Нет, это Томас с ними играл. Я выступал с Fläsket Brinner, может быть, пару раз как гость.

А можете объяснить, что значит это название?
Кенни: «Fläsket» – это свинина, а «brinner» – горит. «Свинья горит».
Томас: Свинья в огне! (Pig is on fire!). «Fläsket» – это ещё и сленговое обозначение денег. Это был способ показать, как музыканты презирали капиталистов, людей, которые тратили слишком много денег. Я играл в Fläsket Brinner пару лет. У них ещё был постер, где человек курит сигару, скрученную из доллара. Так что это символичное название.
Кенни: Я этого не знал!

Хотела бы спросить о ещё одном герое прогга, очень талантливом клавишнике Бу Ханссоне. Он почти исчез в 80-е. Что с ним случилось?
Пелле: Он пил! Каждый день.
Кенни: Да, слишком много пил. И употреблял кое-что покруче. Пошёл этой дорожкой…

Как жаль! Мне так нравятся его альбомы по Толкину и о Муми-Троллях…
Кенни: Да, они замечательные! Бу Ханссон был очень естественным в своём творчестве, ведь у него не было музыкального образования. Он искал собственный путь. И он получил слишком много денег слишком рано. Надо было ему их сжечь!
Матс: Может быть, ему просто стало слишком скучно от всего этого.

Вопрос насчёт названия группы. Вы назвали её в честь самой высокой в Швеции горы – Кебнекайсе. Интересно, а сами вы там когда-нибудь бывали?
Матс: Да, бывали.
Томас. Но только не на вершине. Мы были только у подножия… (Посмеивается.)

Гора на самом деле такая высокая?
Матс: Не такая уж – 2130 метров. По сравнению с Альпами это не так уж много. Но на вершину очень трудно подняться. Иногда людям это удаётся, но случается, что они погибают… потому может быть очень холодно. Мы были там в апреле, и было полно снега… Ехать пришлось далековато – больше тысячи километров от Стокгольма на cевер!

Большое спасибо за интервью, надеемся вскоре услышать ваш новый альбом!
Пелле: А мы надеемся когда-нибудь посетить Россию!
(Все вместе.) Да!

Елена САВИЦКАЯ
Благодарим Матса Гленнгорда за организацию интервью.
Фото автора, а также с официального сайта www.kebnekajse.se и из архивов музыкантов.
Английская версия интервью — http://inrock.ru/english/kebnekajse_en
Опубликовано в ИнРоке №83/2018.

Елена Савицкая

Елена Савицкая