Часто хэви-металлисты сочиняют песни о путешествии за край Вселенной и в далекие сказочные миры, но в реальности не выбираются дальше собственной студии. Американцы Immortal Guardian — не из таких. Они, ничуть не раздумывая, собрались из родного южного Техаса в далёкий холодный Архангельск на небольшой рок-фестиваль «Беломор-буги». Ради одного концерта. Герои!

Immortal Guardian собрал гитарист Гэбриэл Гардиола в техасском городе Сан-Антонио в 2008 году, позднее команда перебралась в столицу штата Остин. В нынешнем составе с ним играют Коди Гиллилэнд (ударные), Тэд Стивенс (бас) и вокалист бразильского происхождения Карлос Зема, по интересному совпадению, певший на родине в ещё одном «стражнике» — команде Heaven’s Guardian. Музыканты за свою историю выпустили несколько «демок» и два EP — «Super Metal» (2012) и «Revolution part I» (2014), но не следует считать их лентяями — вся неуёмная активность Гэбриэла сотоварищи выражается в «вирусных» видео, в которых он демонстрирует своё нетривиальное умение играть на клавишных и гитаре одновременно, и постоянных гастролях, для которых Immortal Guardian соорудили «сцену на колёсах», или, как они ее называют, «шредовые сани».

Американцы выступали вечером первого дня фестиваля. А по окончанию второго, на традиционной пост-фестивальной вечеринке в клубе «Колесо», мы смогли вдоволь поговорить с Гэбриэлом, Карлосом и менеджером группы Бреттом Риверой. А люди они, как выяснилось, добрые и интересные. Звон бокалов, звуки саундчека на сцене, радостные вопли рокеров из многих городов и даже стран, — всё это было аккомпанементом нашей беседе, возможно, немного сумбурной, но очень важной. Особенно сейчас, когда отношения России с окружающим миром продолжают ухудшаться. Тем важнее «музыкальная дипломатия», которой занимаются Immortal Guardian.

Вы пересекли половину земного шара до Архангельска из Техаса. И я тоже немного попутешествовал, чтобы добраться сюда из Москвы. Наконец мы встретились! И первое, что хочется спросить — какова была ваша первая реакция, когда вы получили приглашение поехать в Архангельск?
Карлос Зема: Наша реакция? Счастье, восторг! Чёрт побери, мы едем в Россию!
Гэбриэл Гардиола: Да, я был просто поражен. Мы были в контакте через интернет, и Алекс (Александр Мезенцев, организатор «Беломор-буги», — прим. авт.) написал нам, мол, ребята, не хотите ли к нам на фестиваль, и мы начали свою работу — с посольствами, с городскими организациями по международному сотрудничеству, и Бретт, наш менеджер, провел несколько месяцев, чтобы наш визит стал возможным. И когда мы поняли, что всё получается, то просто не могли поверить своему счастью!

(Как рассказал потом Александр Мезенцев, кандидатуру Immortal Guardian подсказал общий знакомый — живущий ныне в Техасе экс-гитарист Red Elvises Евгений «Зи Рок» Колыханов, неоднократно выступавший на «Беломор-буги», — прим. авт.)

А почему же посольство решило, что именно вы должны представлять Америку здесь, на фестивале? Может, они — фанаты хэви-метала?
Бретт Ривера: Мы смогли хорошо зарекомендовать себя перед американским консульством в Санкт-Петербурге. Они потом объяснили нам, что мы показали себя ответственными, мы делали все нужные шаги вовремя, многие другие всегда опаздывали с процедурами. Мы подготовили профессиональное предложение, рассказали, что наш концерт поможет культурным связям, отправил наши музыкальные видео, список наших достижений, в частности, что мы гастролировали по Бразилии, и очень хотим развиваться на международном рынке хэви-метала, потому что в Америке он не так развит, как в Бразилии, России и Европе…

То есть, чтобы получить деньги на поездку, вам надо было просто действовать профессионально и делать всё вовремя. Никаких секретных шагов?
Б.Р.: Да. Мы были всегда открыты к общению. И, я как сказал, многие, кто хотел бы поехать, просто не справились с бумажной работой. Это очень долгий и кропотливый процесс. А уж получение визы — вообще целое минное поле. Думаю, мы не очень политически озабоченная группа, хотя в наших текстах мы затрагиваем темы неравновесия сил в современном мире, то, через что сейчас проходят наши страны. Не знаю, насколько это проявляется в наших текстах, и помогло ли это принять решение относительно нас. Одно точно — в нашей группе нет негатива.
Г.Г.: Позитивный месседж!
К.З.: В целом мы не выступаем против какой-нибудь страны или её правительства. Мы говорим о том, что люди должны объединиться, неважно, откуда они, чтобы бороться за хорошее дело.
Г.Г.: За справедливость, против зла, против коррупции…
К.З.: Точно! Неважно, какое правительство, в каждой стране такое происходит. Мы говорим о революции внутри человека, в том смысле, что нам надо стать едиными, и объединить нас, в частности, может музыка. Мы можем стать революционерами в собственных поступках, в собственной жизни.
Г.Г.: Так что наш новый альбом назывался «Revolution pt.1», и новый называется «Revolution pt.2», и продолжение мы выпускаем, потому что нам так много есть написать на эту тему! Революция — тема бесконечная. Революция внутри себя, по отношению к семье, к друзьям, городу, обществу, потому что существует так много вещей, которые можно изменить в лучшую сторону, чтобы мир вокруг нас стал лучше. Надо просто посмотреть на вещи под другим углом зрения. Об этом — наши песни. Они описывают разные пути того, как сделать всё лучше.

Кто сочиняет тексты для группы?
К.З.: Мы все участвуем в этом процессе. Наверное, большинство из них — я, но пишут все, включая даже нашего менеджера. Он вообще заметный участник творческого процесса, он и музыку помогает писать.
Г.Г.: Он наш пятый участник команды!
К.З.: Точно. И Гэбриэл помогает мне очень много. А бывает, что у нас есть тексты, и мы собираемся, садимся вместе всей группой и каждый предлагает свои дополнения. Потому что тот, кто начал их писать, не подумал о каком-то важном аспекте… А другие могут его раскрыть. Всё потому, что мы хотим писать тексты, в которые верят все участники группы, а не только один. Наши стихи представляют всех нас в равной степени.

А с музыкой — так же?
К.З.: Обязательно! Даже если я приношу уже написанную песню, другие ребята дополняют ее аранжировками. Нет смысла устраивать диктатуру.
Г.Г.: Если есть идея, мы стараемся довести ее до ума. Неважно, это три аккорда или десять страниц нотного текста, мы её запишем для альбома совместными усилиями. Кто-то помогает к текстами, аранжировкам, подпевками — все помогают!

Мне показалось, что вы — «мастермайнд» в этой группе?
Г.Г.: (Смеется.) Ну, да…
К.З.: Он очень много делает. Например, я принёс пару песен, в них была просто пара аккордов и мелодия вокала, а потом Гэбриэл пришёл и написал все оркестровки. Мы сидели вместе и думали, какие должны быть вокальные раскладки, и потом я пошёл и записал все эти голоса. Тэд пришел и дополнил своими идеями по поводу басовых партий. А потом Гэбриэл пришел и подсказал — почему бы не поменять их немного, чтобы они звучали интереснее с гармонической точки зрения. Так что, да, все участвуют.

Вопрос, может, покажется резковат… Пауэр-метал-группы типа Helloween и Blind Guardian начинали еще в 80-х… А что заставляет музыкантов из новых команд играть в этом стиле?
Г.Г.: Честно, я просто вырос на этой музыке. Я любил Helloween и всех-всех-всех. В 12 лет, еще ребенком, я начал первую группу и это был пауэр-метал, я его обожал, и так и оставался в этом стиле все эти годы. А почему нет, если люди это любят, эта музыка привезла нас в Россию, в другие страны, нам здесь классно, а значит, всё идёт как надо!
К.З.: С другой стороны, наш барабанщик — большой фанат техничного дэт-метала и блэк-метала. Он слушает много металла потяжелее. А я, например, в своей первой группе даже не пел — это был агрессивный металл с гроулом. Всё это мы задействуем в своей музыке. У нас много бласт-битов, много рычания.

Да, я слышал!
Г.Г.: Так что, хотя лично я вырос на пауэр-метале и классической музыке, у всех нас похожие вкусы. Мы любим и дэт-метал, и пауэр-метал, и смешиваем всё это.
К.З.: Местные штатовские ребята называют наш стиль «супер-метал». Потому что мы объединяем все стили металла! Да, мы поём, а не рычим, поэтому нас относят к пауэр-металу, но когда начинаем рычать, это больше похоже на трэш- или дэт-метал. А на новом альбоме, «Revolution pt. 2», будем много свежих идей. Просто на первую часть вошли песни, которые я и Гэбриэл сочиняли довольно давно, есть те, что делались лет 14 назад… Сейчас мы их немного осовременили, но, как мне кажется, группа за свою историю сильно прогрессировала. Мы начали как пауэр-металлисты, потом задействовали современные стили, и, наверное, дальше, после выпуска второй части «Революций», мы уже совсем не будем похожи на пауэр-метал. Будет нечто иное. И я верю, что группа находится в постоянном движении. Мы стали более зрелыми, вышли за пределы собственных рамок, мы уже не связаны традициями стиля.

В общем, вы не из породы групп вроде Manowar…
К.З.: Нет-нет! Мы верим, что повсюду столько хорошей музыки! Гэбриэл, например, играл джаз, латино, сальсу, и всё на свете. Коди много выступал с марширующими оркестрами в своей джазовой школе. А я слушал, естественно, много бразильской музыки, которые, наверное, не проникают в наш металл напрямую, но мы используем все эти влияния в подходе к композициям, в том, что мы не смотрим на вещи глазами стандартного пауэр-металлиста. Бывает, что наши вещи совсем не звучат как металл, за исключением того, что они тяжелые.
Б.Р.: Думаю, наш видеоклип на песню «Walk Alone» лучше всего показывает, каким путём мы пойдем дальше. Экспрессивный вокал, ритмы, тяжелый звук, уже не пауэр-метал… Мы убираем из стиля всех драконов, мистицизм и магию, и начинаем говорить о проблемах современного мира.

Но у вас до сих пор есть меч в логотипе!
Б.Р.: О да! И порой это создает неправильное представление о группе. Мы уже меняли этот логотип однажды, в нём раньше был крест, и люди считали, что мы играем христианский металл. Мы поменяли на меч, и теперь нас считают фэнтэзи-металом. На что бы его ещё поменять? Кто займется новым логотипом?
К.З.: Надо сперва придумать, на что его поменять. Может, на хот-дог? (Смеется.)

Может, на световой меч?
Г.Г.: Отличная идея. Тогда мы будем играть фьючер-метал… А наш «Бессмертный страж» — это на самом деле Люк Скайуокер. Он тоже бессмертен. Но… да, хорошая тема. А Immortal Guardian, само имя это было со мной долго-долго, еще со школы. Я собрал группу, еще когда был совсем молод, и звучала она абсолютно иначе. Почти всё в этой группе другое, кроме название.

Она названа в честь твоей фамилии?
Г.Г.: Ну, как сказать… (Задумывается.) Забавно, сперва возникла группа, а потом я взял эту фамилию. А на самом деле меня зовут Гэбриэл Гардиола. А потом прозвали меня Гардианом, и я решил, раз уж так вышло, буду и сам так себя называть.
К.З.: Ведь Америку покорить куда проще, когда ты Гардиан, а не Гардиола.

А ты ведь, Карлос, тоже играл в группе со словом Guardian в названии?
К.З.: Точно! В Бразилии я целых 16 лет пел в группе Heavens Guardian. Мы гастролировали по всей стране, выпускали альбомы, издавали концертные DVD, в общем, не стояли на месте. А в 2012 году эти ребята написали мне, предлагая присоединиться, потому что их певец должен был уйти из-за службы в армии. Они сказали, что видели мои записи в Интернете и они им очень понравились. И когда я услышал название, я подумал: «Похоже, я где-то слышал это имя»… И выяснились, что первая демка этой команды вышла в день моего рождения. И когда я пошел смотреть свои поздравления на день рождения, я увидел ссылку на их музыку — мол, мы Immortal Guardian, послушайте нас, и мне это название заполнилось. А потом, через несколько месяцев, они связались со мной и пригласили в группу. Я подумал: хм, слишком много совпадений. Надо попробовать.
Когда мы первый раз репетировали, я принёс песню, которую готовил к своему альбому. И у неё была почти в точности та же структура, та же тональность и темп, что и у инструментала, который он написали независимо от меня. Так что на первой же репетиции у нас была песня, которую мы написали вместе, еще не зная друг о друге.
Г.Г.: Я просто объединил вокальную запись с инструменталом, и готова песня!
К.З.: И такие совпадения шли один за другим. И когда в 2013-м мы поехали в турне по Бразилии, я давал интервью одной общенациональной газете, и они выделили нам целую полосу, и озаглавил материал так: «Карлос Зема — хэви-метал-стражник».
Г.Г.: Он ушел из Heavens Guardian, а вернулся с Immortal Guardian.
К.З.: А сейчас мы — в городе Архангельске, а архангел — это такой страж над ангелами. Тоже совпадение. А когда их так много, это уже не совпадения, это знаки судьбы.

Гэбриэл, мне хотелось тебя спросить про технику одновременной игры на гитаре и клавишных. Что это для тебя — способ блеснуть трюком или путь к самовыражению?
Г.Г.: Когда я первый раз попробовал так играть, это было у меня дома. Никакого шоу, я просто дурачился перед друзьями. «Эй, ребята, смотрите, как я умею!» — «Ха-ха, круто, а почему бы тебе не попробовать так на концертах!» — «Вы не шутите?» Ну хорошо, я попробовал, людям понравилось, потом мы выложили это на «ютуб», и люди начали писать в комментариях, как им нравится эта техника. Ну раз так, буду продолжать…
В конце концов, я пришел из маленького города. Найти хороших музыкантов было трудно. Я искал второго гитариста, искал клавишника, не нашел и решил, что буду играть всё сам. Я просто гармонизирую мелодию, играю аккорды, чтобы звучание было богаче. Так что в этом приеме есть и практический смысл, и элемент шоу. И мы можем задействовать больше инструментов в квартете. А группа звучит так, будто в ней человек шесть!
Б.Р.: У нас есть друг, гитарист Майкл Энджело Бэтио. Он говорит, что на сцене надо быть звездой рок-н-ролла! Недостаточно просто выйти и сыграть. Надо придумать что-то уникальное. Как сделали Джими Хендрикс, Джимми Пейдж и другие. Принести на стол новое блюдо. Изобрести необычную технику.
Г.Г.: Я начал так играть, и вдруг одно из видео стало «вирусным», прогремело по всему Интернету, и мне оставалось только принять свою славу как «чувака, который играет на гитарах и клавишных». Почему бы и нет — мне нравятся оба инструмента! И теперь, когда я играю с другими группами только на гитарах или на клавишных, чувствую себя не по себе. Этот приём стал частью меня самого.

Кстати, Майкл Энджело Бэтио играл в России лет десять назад. Я с ним делал интервью, и он тоже учил меня, что любой музыкант должен делать шоу на сцене. А вопрос такой: где для вас граница между шоу и музыкой?
Г.Г.: Разница определенно есть. К примеру, многие группы сейчас используют «подложки», они играют, и звучат партии музыкантов, которых на сцене нет. На мой взгляд, это нормально, если ты солируешь под аккомпанемент с ноутбука. Но когда в записи включают, скажем, клавишное соло, это воспринимается просто по-дурацки. Бессмысленно. А музыка начинается, когда вкладываешь в свою игру смысл. Когда ты чувствуешь, что играешь, уже не надо что-то из себя строить. Понимаешь?

Конечно. Но у тебя на сцене ведь звучат подложки?
Г.Г.: Да. Просто чтобы заполнить пространство. Аккорды… Но я никогда не буду включать своё соло на компьютере. Чтобы оно «подействовало» живьем, я должен сыграть его живьем.

А расскажи, кто на тебя повлиял как на гитариста?
Г.Г.: Я — безумный фанат Карлоса Сантаны. Один из моих любимых гитаристов. Еще мне нравится Стив Вай, и этот парень из Dragonforce, мой друг, и Майкл Энджело на меня немало повлиял. Все они прекрасны. Мне нравятся «шредовые» гитаристы, они дают мне хороший пинок под задницу и вдохновляют играть быстрее. Но если говорить о настоящей игре на инструменте, то номер один для меня — Сантана. Ему не нужно стрекотать с огромной скоростью, потому что его музыка умеет разговаривать. Для инструментальной музыки важно, чтобы ее могли услышать не только музыканты, чтобы все могли подпевать. Он играет на стадионах, потому что его все понимают. Как и Эрика Клэптона, и Стиви Рэя Воэна — они разговаривают на своих инструментах. И это прекрасно.

А вам не хотелось реализовать себя в этом направлении? Потому что в этой музыке Сантаны совершенно не слышно…
Г.Г.: Конечно. В другой моей группе сантановских влияний гораздо больше. Я немного стараюсь внести их и в Immortal Guardian, но здесь больше моей любви к Ингви Мальстину и Майклу Энджело… Но у меня есть и другие проекты — электронной, латино, всём, что я делаю…
Б.Р.: На новом альбоме будет и кое-что в духе Сантаны, Pink Floyd и не только…
Г.Г.: Новый альбом куда более разнообразен.
К.З.: Этот парень — настоящий фонтан творческой энергии. Его не запереть в одном стиле!
Г.Г.: Джанго Рейнхардт, Би Би Кинг, Пол Гилберт, Джо Сатриани… Джо Петруччи, конечно. Dream Theater великолепны!

А нынешний Dream Theater как вам?
Г.Г.: Я немного потерял след…
Б.Р.: Мне нравится то, что они сделали на (недавнем) двойном альбоме. Интересная задумка! Мы пойдем на их концерт в Техасе через месяц… Но последний диск, который мне по-настоящему нравится — это «Octavarium».
Г.Г.: Я слушал Dream Theater, пока взрослел, но последнее время не очень слежу за ними. Сейчас они совсем другие. Не скажу, что это плохо, просто я недостаточно внимательно слушал их новые работы, чтобы по-настоящему судить.
Б.Р.: Я смотрю на это с такой точки зрения… Я их очень уважаю как музыкантов, а если ты уважаешь музыкантов, то должен уважать и то, как они меняются, даже если это не соответствует вашим вкусам.

Хорошо. Давайте вернемся к тебе. Считаешь ли ты себя шред-метал-гитаристом?
Г.Г.: Шред-гитарист? Конечно!

В чём для тебя состоит радость скоростной игры?
Г.Г.: Ну… Я вырос в Техасе. Тут много блюза, много старших, которые всё время говорят мне: «Мальчик, ты слишком быстро играешь! Мальчик, в твоей игре нет души!» И так далее. И всю жизнь я слышу это вот: «Подумай, не пора ли тебе притормозить…» А то, как я смотрю на эти вещи — есть люди, которые могут сказать то, что хотят, в нескольких словах. Другим хочется рассказать историю во всех подробностях, им нужно много-много слов. Всё равно что играть быстро и медленно. Я не думаю, что моя быстрая игра делает меня лучше других. Считаю это просто иным способом рассказать свою историю. Один человек скажет: «Я отправился в Россию». Другой: «Я пошёл, купил билет, приехал в аэропорт…» И постарается втиснуть в свой рассказ максимум информации. Уместить весь «рассказ» в несколько нот… у меня это не получается. Я просто слушаю быстрых гитаристов всю жизнь, и я привык к этому ощущению, одним оно нравится, другим нет. Все занимаются своим делом, и я тоже, потому что я его люблю!

А теперь вопрос о влияниях, только уже к Карлосу. Какие вокалисты тебе повлияли?
К.З.: Я считаю, что любое пение, в высоком или низком регистре, зависит от музыкального замысла. Мои влияния — Iron Maiden, Judas Priest, Helloween — сформировали мой вокальный стиль. С годами я только развивал его. Если бы я привязал себя только к своему естественному диапазону — а я по природе баритон, и это препятствие к высоким нотам, к пению «головой», чтобы его преодолеть, нужно много работать над техникой, очень стараться на занятиях. Петь в высоком регистре — это не то, что кататься на велосипеде. Если не заниматься каждый день — всё потеряешь. И я считаю, что преодолевать это ограничение — интереснее, чем оставаться в собственном диапазоне. С дополнительными нотами я могу лучше рассказать свою историю. Например, когда мы записываем хоры, я могу спеть любой голос, от баса до мужского сопрано. И каждый из них — разные выражения, разные эмоции. Эти высокие ноты — не самоцель, но они добавляют новые краски к музыке. Хотя, бывает, и отпугивают людей. А иногда они задумываются: мол, этот парень только что спел на четыре октавы ниже, а теперь — пять октав выше, а потом — на три ниже, а потом спел скримом и гроулом… Столько разных возможностей, столько разнообразения. Это всё равно что в группе несколько певцов. Это обогащает музыку.

Есть ли песни, про которые ты можешь сказать — «это я сам»?
К.З.: Определенно! Я не сразу понял, как важно обрести собственное лицо. Особенно сегодня, когда, что бы ты ни делал, тебя будут с кем-нибудь сравнивать. Но меня уже давно ни с кем не сравнивали. Моя техника пения может напоминать кого-то, скажем, Роба Хэлфорда, но я стараюсь добавить отпечаток своего стиля. Спеть эти ноты так, как это делаю я сам. И многие люди говорят: «Знаешь, ты поёшь как Карлос Зема и никто иной!» Даже если я пою песню Iron Maiden, я буду делать это не так, как Брюс Дикинсон. Я счастлив, что наконец нашёл себя. Хотя всё равно про меня говорят, мол, это похоже на «Мэйден» и «Прист», но если они послушают песню целиком, то как минимум 75% будет не похожа ни на кого из них.
Б.Р.: К примеру, есть видео на YouTube, где Карлос поёт «Diamonds and Rust», «пристовскую» версию, и он там спел хэлфордовский скрим, но сделал это по-своему. Припев спет ниже, и крик вышел более «жадным», эмоциональным, чем высокое пищание Хэлфорда. И люди говорят, мол, он смог сделать новое прочтение этой вещи…

Хотелось бы побольше расспросить об этом визите. Вы еще где-то успели побывать, кроме Архангельска?
Г.Г.: Мы были в Петербурге. Нас отвели в Зимний дворец, и рассказали обо всём — о каждой комнате, о каждой картине. Но у нас было всего пять часов… Мы оставили багаж в аэропорту, нас встретили люди из американского консульства, отвели в ресторан, потом показали дворец, и отвезли обратно.

Вы приехали в Россию, но не в столицы, а в не очень большой город. Есть ли что-то, что вас удивило здесь — в музыке, в людях, в самом городе?
Г.Г.: То, как к нам прекрасно относятся здесь люди. Лучше, чем где-нибудь на выезде в Штатах. И я говорю не о фанатах на концерте, а о самых обычных людях на улицах. Мы гуляем, а к нам подходят и спрашивают, не нужна ли помощь. В людях тут столько любви! Это меня по-хорошему поразило. Нет, я не думал, что нас возненавидят, но всё же ожидал иного.
К.З.: Бывает, мы играем в крупных городах, и люди там «испорчены», потому что каждую неделю там играют крутые группы. Они пресыщены концертами, поэтому перестают чувствовать магию музыки, магию выступления. Для остроты чувств надо ценить происходящее, воспринимать это как редкость, подарок судьбы. Выступления в таких городах, как Архангельск, находящихся вне обычной гастрольной сетки, для нас — тоже особый дар. Именно здесь мы начинаем по-настоящему понимать, как важна наша музыка. Как она может не просто достигать сердец и душ, но и менять человеческие жизни. Когда мы играли в небольших городах Бразилии, то через пару лет обнаруживал в сети, что ребята, которые были на наших концертах, уже собрали свои группы, которые играют в точности как мы!
Г.Г.: И они записывали каверы наших песен! Мы видели их в сети. И это так трогательно! И я думал — как хорошо, что мы, отличие от многих групп, не ограничивались только большими городами, но не забыли и про маленькие, куда многие «гиганты» не добираются.
К.З.: Мы теперь знаем, что следующее поколение станет металхедами. Мы создаем семью!
Г.Г.: Я тоже родом из маленького города, размером не больше Архангельска. И я всегда хотел, чтобы у нас выступали мои любимые группы. Но часто они проезжали мимо и мне надо было ехать шесть часов на концерт. Хочешь увидеть — садись в машину и езжай на север. А уж если кто-то добирался — все были так счастливы! И мне, вспоминая себя тогдашнего, хотелось тоже сделать людей счастливыми. Чтобы они подумали: «Ого, наконец-то концерт у меня во дворе!»

А бывает так, что куда-то едешь-едешь, а там и нет никого? Что тогда делаете?
Г.Г.: Самая важная вещь на сцене — это энергия. Если можешь ее передать на 100%, публика — твоя. Очень важно, особенно в начале карьеры — это выкладываться на полную катушку, неважно, перед тобой пять человек или пять тысяч. Шоу должно быть точно таким же. Нельзя, чтобы вид зала влиял на твою игру. Смотря за молодыми командами, я вижу, как их расстраивает вид полупустых залов. Но как они смогут вырасти и завоевать новых фэнов, если они не заботятся о тех немногих, кто пришёл их послушать уже сегодня? Эти пять человек придут домой, расскажут еще десяти, и они придут в следующий раК.З.: А если ты сыграешь спустя рукава, всё останется как было.

Помню рассказ одного друга, прог-рокового и джазового барабанщика, у него был концерт одной из самых авангардных своих групп, и он потом написал в фейсбуке: «Мы поставили рекорд. Никто не пришёл».
Г.Г.: Такое тоже бывает. Случаются вечера, что мы играем в городе, где живет тысяча человек, и на концерте — десять фэнов. А в другой раз мы думаем — ну точно никто не придет, и вдруг откуда ни возьмись — тысяча человек! Особенно в самом начале карьеры — всё абсолютно непредсказуемо. С годами уже появляется интуиция на сей счет. Хотя непредсказуемость для музыканта тоже полезна. Нет ощущения, что повторяешь одно и то же.
Б.Р.: Мы еще придумали такую штуку — не звать фэнов на концерт, а самим приезжать к ним! Мы создали такую штуковину — мобильную сцену. И назвали её «Шред-санки» (shred sled). С ней мы приезжаем на фестивали. (Показывает видео.) Это сцена на борту небольшого грузовика, здесь у нас и колонки, и электрогенератор, мы приезжаем и играем! Вот это был большой фест в городе Остине, я предложил эту идею, он поначалу подумал, что мы сумасшедшие, но одобрил. Мы играли там три дня подряд, завоевали тысячи новых фэнов, и люди навсегда запомнили, как одна группа играла для них с грузовика.

В Москве бы вас за такое, наверное, арестовали.
Б.Р.: Да нас и в Остине за такое чуть не арестовали. (Смеется.)
Г.Г.: Мы как-то играли где-то в дальнем районе Остина, и кто-то вызвал полицию. Мы им: «Всё, всё, мы закончили, уже уезжаем!»
К.З.: «Копы» не могли к нам пробиться, потому что вокруг нас была целая толпа фэнов.
Г.Г.: Они пробивались в первые ряды фанатов, просто чтобы сказать «Стоп!» И так было неоднократно. А однажды, когда мы выступали в ушных мониторах, полиция пыталась нам помешать, а мы ее не слышали. Я погрузился в музыку, закрыл глаза, и кто-то трогает меня за руку, а я думаю, что это, наверное, фэн, а вместо этого: «Прекратите сейчас же!!!»

Наверное, через год эти полисмены соберут свою хэви-метал-группу.
К.З.: И мы дадим им приватный концерт в участке. (Смеется.)
Б.Р.: Остин вообще музыкальный город. Иногда «копы» ведут себя иначе. «It’s illegal, but… keep rockin’!» Другие: «Вообще-то вам надо бы прекратить». Третьи: «А ну прекратить!» Мы: «Конечно, конечно…» Ну и, потом продолжаем. Вот такой у нас Shred Sled.
К.З.: Это позволяет там играть абсолютно независимо. И благодаря ему мы попали в топ-10, журнал «Spin» составил список самых искренних групп Юго-Запада Штатов. («Top 10 Most Sincerely Honest Acts of South-West»). «Делают своё дело четыре-пять дней в неделю по углам и перекресткам, расплавляя людям лица своим шред-металом!»

Это напомнило мне одного человека из моего города Троицка, это небольшой пригород Москвы, живет в нём один пожилой художник, его профессия — архитектор, он давно на пенсии и часто выходит на улицу со своими картинами. Не ради продажи — просто ему нравится показывать их и разговаривать с людьми. Он так же рад поделиться с людьми своим искусством, как и вы…
Г.Г.: Да! Именно так. Выставлять свое искусство, выходить с ним к людям — очень важно, потому что это развивает в них любопытство. Доказано социологией, что люди, которым интересно искусство, более любопытны, и могут не ограничиваться одной темой — те, кому интересна география, могут увлечься историей, или живописью, или музыкой… Они хотят знать больше обо всём. Хотят узнать, что стоит за их традициями и фольклором, что не рассказывают в масс-медиа. Ведь медиа служит только цели что-то продать. И, окруженные медиа, люди часто забывают, что существует что-то еще. А потом, вдруг сталкиваясь с искусством, понимают, что им это нравится, что есть на свете кубизм, реализм, эклектизм, что угодно. Они начинают искать дальше — а как возникло это направление, что вдохновляло художника в работе, они могут захотеть попробовать сами нарисовать что-то в духе Сальвадора Дали… Это может быть живопись, музыка, театр, любой виды искусства — все они помогают нам оставаться людьми. Иначе мы бы превратились в машин, которые не делают ничего без повода. И забыли о своих способностях, талантах, которые есть у каждого от рождения — кто-то имеет склонности к математике, кто-то — к географии… И этот художник, который стоит на улице — быть может, рядом проходит девушка, ей хочется плакать, но тут она видит картину с чем-то красивым, и понимает, что в жизни есть светлая сторона, что мир вокруг нее прекрасен. В этом суть искусства — оно делает наши души, наши умы открытыми.

Владимир ИМПАЛЕР
Фото автора, а также с официального сайта группы.
Благодарим Александра Мезенцева (фестиваль «Беломор-буги») за возможность этой прекрасной встречи.