Об успехе, взлёте и даже «феномене» российской прог-роковой команды Iamthemorning сказано уже немало. Контракт с британским лейблом KScope, на котором вышли альбомы «Belighted» (2014), и «Lighthouse» (2016); престижные премии журнала «Prog Magazine» в категории «Лучший прог-альбом», а для солистки Марьяны Сёмкиной – и в номинациях «Вокалистка года» и «Женщина года»; выступления на крупных европейских прог-фестивалях… Сегодня группа достойно представляет нашу страну за рубежом, где её воспринимают не как «русскую экзотику», а как часть большой прог-роковой семьи.

Конечно, помимо очевидного таланта, в свой успех Iamthemorning вложили немало труда, упорства и силы характера. Об этом и многом другом – наш разговор с Марьяной и вторым основным участником Iamthemorning – пианистом Глебом Колядиным.

Привет! Хотим начать с поздравлений со всеми замечательными успехами и наградами. Знаем, что год у вас уже распланирован выступлениями на зарубежных фестивалях. Что ожидает в ближайшее время и что будет самое грандиозное?
Марьяна: Самое ближайшее – концерты в России с исландской группой Árstíðir, которые пройдут 9 и 10 марта в Санкт-Петербурге и Москве соответственно. Приятно поиграть с друзьями, хотя у нас будет слегка сокращённый состав. После этого едем в Нидерланды на Marillion Weekend. В конце июня состоится фестиваль Midsummer в Голландии, где мы будем играть на одной сцене с Anathema и Gazpacho. В июле – британский фестиваль Ramblin’ Man Fair. На нашей сцене хедлайнерами будут Kansas и Focus. А в конце сентября – начале октября состоится наш европейский тур, в ходе которого мы также выступим в Англии на Summer’s End festival. Пока такие планы.

Состав Iamthemorning неоднократно менялся. Как он выглядит сейчас?
М.: Теперь у нас постоянный состав музыкантов. Ритм-секция из Англии – барабанщик-перкуссионист Эван Карсон и басист Джош Франклин. Мы познакомились с ними в свой первый приезд в Лондон в 2013 году, ребята вместе играют в группе Stark. А струнники – как раз из Árstíðir. Но скрипач Карл Пестка с ними больше не работает, а вот виолончелист-бельгиец Гийом Лагравьер играет и с нами и с ними. Так что на фестивали участники Iamthemorning собираются из четырёх стран: Англии, Исландии, Бельгии и России. Мы прямо мастера планирования и организации своего времени так, чтобы было посложнее (смеётся).
Глеб: Раньше мы выступали с российскими музыкантами, но было непросто организовать переезд всех из разных городов, с инструментами, с виолончелью, которая тоже занимает отдельное место. Отчасти проходится подстраиваться под обстоятельства, менять состав.

Как думаете, ваш успех – это закономерный результат или просто везение? Что было важнее?
Г.: Здесь можно задаться философским вопросом: что такое везение? Конечно, есть везение в том, что представилась какая-то возможность. Но к таким ситуациям нужно подойти здраво и выжать из них максимум. Сделать хорошо то, что ты можешь сделать.
М.: Да, вот очень простой пример. Нам очень сильно повезло, что в какой-то момент KScope решили с нами пообщаться. Но если бы наша музыка им не понравилась, общение с нами они бы не продолжили. А музыка явилась результатом упорной длительной работы. Конечно, были моменты, когда мы оказывались в нужном месте в нужное время. Но на самом деле мы просто много работали. Мне кажется, это единственное, что не меняется в нашем положении: мы всё время впахиваем.

А было такое, что хотелось опустить руки, когда вы не достучались до кого-то, не дошли?..
Г.: У меня такое впечатление, что это перманентный мазохизм. (Смеётся.)
М.: Мы просто любим страдать. (Смеётся.) Есть вещи, которые у нас в принципе не получились, и мы не стали их «добивать». Но нужно уметь складывать картинку из имеющихся элементов и максимально успешно работать с тем, что у тебя в наличии. Не получился симфонический оркестр? Ну ладно, зато у нас есть четверо струнников, которых можно записать двадцать раз подряд.
Г.: Я вспомнил ситуации, когда хотелось всё уже к чертям бросить. Это презентации альбомов…
М.: Ты прямо в точку!
Г.: Да, это больше с твоей стороны, потому что ты в основном этим занимаешься. То есть это либо презентации, либо краудфандинг, даже не сам сбор денег, а когда после него нужно всё рассылать. Но тут срабатывает элемент ответственности перед людьми, потому что если ты начал что-то делать, то должен закончить. Это ответственность перед самим собой.

ОТ САМИЗДАТА ДО «КЕЙСКОПА»

Ваш первый альбом 2012 года вы выпустили самостоятельно, а вот два последующих вышли на известном британском лейбле KScope Records. Интересно, вы сначала договорились с ними об издании или же, собрав деньги на запись «всем миром», сделали запись в Лондоне, а потом уже показали им?
Г.: Мы с ними окончательно договорились, когда записали в Лондоне первые несколько треков. То есть словно бы одновременно всё получилось.
М.: Когда мы первый раз приехали в Лондон писать «Belighted», было очень страшно. Потом мы конечно со всеми подружились и поняли, что это прекрасные ребята. Но одно дело с незнакомыми людьми или знакомыми по интернету работать, другое дело – с друзьями.

Как развивались отношения с лейблом? Знаю ситуации, когда диски российских музыкантов выходили на итальянских, французских лейблах, но дальше этого дело не шло. Потому что никаких гастролей, никакого «продвижения» они не устраивают.
Г.: Атмосфера внутри лейбла очень дружественная, прямо-таки семейная. Они к нам очень хорошо относятся.
М.: Да, заботливые такие товарищи. Мы к ним в офис ходили в гости несколько раз, сталкивались на разных мероприятиях.
Г.: А то, что они делают, было очень заметно на примере нашего третьего альбома «Lighthouse». Была очень обширная реклама. С «Belighted» они ещё не знали, что это будет и какую ожидать реакцию у слушателей, поэтому действовали более осторожно. А здесь я смотрел и удивлялся.
М.: Они поняли, что мы ценный актив! (Смеётся.)

А были ли с их стороны попытки что-то вам советовать, навязывать? Вмешиваться в творческий процесс?
М.: Мне кажется, они не слышали «Lighthouse», пока мы его не доделали и не прислали им. Они не требовали никаких черновиков, ни демо, только сказали: ребята, сдайте альбом 7 января. То есть, конечно, их интересовало, как продвигаются дела, но если мы один раз сказали: извините, материал показывать не готовы, то всё. Менеджер наш был более-менее в курсе дела, потому что нам интересно было самим ему что-то показать. Совета попросить, в том числе, по поводу участия Мариуша [Дуды] в заглавной песне. Потому что я как-то стеснялась сначала писать сама, поэтому спросила у менеджера, стоит ли писать. Тот отсоветовал. Поэтому я написала. (Смеётся.)

А почему отсоветовал?
М.: Потому что у Riverside был тогда большой тур и Мариуш был очень занят. Но неожиданно для всех он согласился. В отличие от Kscope, он послушал песню, и она ему понравилась.

А «иностранные» гости – Гэвин Харрисон, Колин Эдвин – записывались дистанционно или вместе с вами?
М.: Они писались у себя в студии и присылали нам треки. Мы изначально сообщили им все свои пожелания, Глеб прислал наброски. Очень быстро и просто всё сложилось. Профессионализм виден сразу.
Г.: Да, и вообще всё рекордно быстро получилось. Черновики были готовы за два месяца – июль, август, потом в сентябре у нас был тур… А потом буквально ещё за два месяца всё записали – барабаны, бас, струнные, и в декабре уже вовсю сводили.
М.: Просто команда людей собралась та же самая, что на «Belighted», и в этот раз всё было очень просто, потому что все друг друга знали.
Г.: К тому же «Belighted» мы делали, по-моему, года полтора. Процесс тогда не был так выстроен. Потом мы поняли, что не очень хорошо подготовились к этой записи. Приходилось многое переделывать, перезаписывать.

Это опыт, сын ошибок трудных. Кстати, можно ли купить ваши диски в России?
М.: Да, «Lighthouse» продаётся у «Союза». Причём очень много где, потому что у «Союза» распространение по России приличное. А если нужны кейскоповские издания, то у нас они есть в небольшом количестве. На концерте можно будет купить. У нас даже десяток винилов есть.

ПИР У ШЕКСПИРА

Расскажите о церемонии Progressive Rock Awards в Лондоне.
Г.: Там тоже всё очень по-дружески. Церемония проходит в здании Шекспировского театра, где довольно маленькое пространство.
М.: Всех рассадили за круглыми столами, и мы обнаружили себя по соседству со сливками общества, начали общаться… Ник Беггс пришёл в юбке. В килте. Представил меня Стиву Хаккету, но он, наверное, меня не запомнил. Мне кажется, он не обращает внимания на смертных.

Был какой-то концерт?
М.: Было акустическое выступление группы Purson, это британские психоделические проггеры, победившие в позапрошлом году в категории Limelight. Там тоже девочка играет на гитаре и поёт. Может быть, мы будем играть в следующем году? А все будут сидеть за столами, есть и разговаривать (смеётся). В общем, был концерт, потом главный редактор Джерри Эвинг сказал вступительное слово, и началась раздача премий.
Г.: После награждения человека выводят к микрофону и дают ему минуту, чтобы что-то сказать. А потом его отводят за сцену…
М.: В комнату ужасов.
Г.: Где фотографы его снимают, журналисты берут интервью, туда уходишь минут на 40, как в какую-то яму. Ты в шоке: вроде только премию дали, а тут на тебя все набрасываются, что-то спрашивают… Потом возвращаешься в зал, и ты уже вне контекста. Поэтому запомнилось только то, что было всё очень дружелюбно и душевно!
М.: …и очень неудобно ходить на этих шпильках! (Смеётся).

А где вы храните эту большую круглую штуковину, которую вам вручили?
М.: Подождите… (Идет к шкафу и достает приз в виде большого круга с латинской буквой «Р» внутри). Вот она, пусть тут стоит.

Тяжёлая?
Г.: Увесистая, ей реально можно убить.

Как у Петра I была большая чугунная медаль за пьянство.
М.: Точно!

ОБРАТНАЯ СТОРОНА УСПЕХА

Мне показалось, что вы были расстроены тем, как новость о вашей награде восприняли некоторые наши соотечественники: мол, выскочки, выпендриваются…
М.: Сложно сказать. Мы даже не стали писать о нашей премии в русскоязычных соцсетях. Из-за постоянного наблюдения негатива в связи с любым радостным событием уже перестаю читать комментарии.
Г.: Люди на самом деле скатываются на личности. Они просто не совсем понимают суть этого голосования.

Тут надо разъяснить, что ежегодные премии типа «Лучший вокалист» и тем более «Женщина года» дают именно за сегодняшние, а не «пожизненные» достижения.
М.: Да, это ведь не клеймо, не медаль до конца жизни, что ты лучший.
Г.: Но мне кажется, с годами что-то меняется к лучшему. Я помню, года три назад вообще все недоумевали. Я читал на разных форумах, в соцсетях высказывания в духе: а зачем вам краудфандинг для записи второго альбома, зачем вам ехать в Лондон, зачем иностранный звукорежиссер и музыканты, и вообще, ребята, берите кредит…
М.: Да, и найдите работу, ребята!
Г.: Но сейчас всё-таки более уважительно к происходящему относятся, может быть, из-за того, что уже свыклись. А может быть, из-за того, что большинство наших дел сейчас происходит на Западе. В Европе лейбл, выступления, концерты. Гораздо больше, чем в Питере и Москве. На самом деле просто всем у нас сейчас очень тяжело. У всех какие-то сложности. А когда тебе самому тяжело, то успех человека рядом воспринимается как несправедливость.
М.: Как будто у тебя что-то забрали.

А правда, что вы решили вообще отказаться от российских концертов?
М.: Мы не отказываемся от российских концертов, мы просто не хотим их организовывать сами, как делали раньше. Потому что до нынешнего момента я сама занималась всей организацией, всем пиаром. Чем больше аудитория, тем больше нужны залы, тем больше рекламы, ответственности, рисков. Сейчас на это не хватает ни времени, ни сил. Если у нас в перспективе сложится с одним российским концертным агентством, то мы будем играть дальше. Хочется играть здесь, но не ценой собственного ментального и физического здоровья.

Вы познакомились со многими звёздами прог-рока, в том числе с вашим коллегой по лейблу Стивеном Уилсоном и его музыкантами. На фестивале BeProg! My Friend в Барселоне произошла забавная ситуация, когда они приехали и прошли за сцену как раз на вашем выступлении. Из публики это было хорошо заметно. А что вы почувствовали в этот момент?
Г.: Я сидел спиной и ничего не видел.
М.: Я тоже вначале не ничего поняла. Потом в какой-то момент в середине фразы заметила Ника Беггса с Дэйвом Килминстером справа от сцены. И очень обрадовалась, потому что как раз в этот день мы с ними переписывались, и я была уверена, что они приедут только завтра. И тут они возникли где-то сбоку. Я отчетливо помню, что в середине какой-то фразы мой взгляд упал туда, и…

Дыхание перехватило?
М.: Нет, фраза допелась геройски, и я горжусь собой, что не упала в обморок. Было очень смешно и забавно, и неожиданно, и приятно.

МУЗЫКА И ТИШИНА

Мировая музыкальная общественность уже практически сошлась на том, что вы исполняете камерную разновидность прогрессив-рока. А какие группы на вас повлияли?
М.: Очень разный у нас с Глебом бэкграунд в этом плане. Потому что я с детства слушала прог и околопроговую музыку, а ещё тяжёлый рок. А Глеб всю жизнь учился на классического музыканта (Глеб Колядин – выпускник Санкт-Петербургской консерватории по классу фортепиано и ныне её аспирант, – прим. ред.), при этом слушая Майка Олдфилда, Брайана Ино, этническую музыку. Поэтому мы ни у кого ничего не заимствовали, просто делали что-то своё. Но под влиянием всего, что нас окружало тогда и сейчас.
Г.: Просто в голове переваривается всё, что ты в данный момент слушаешь, и выдаётся какой-то определённый результат. А через год слушаешь этот альбом и понимаешь, что сейчас сделал бы иначе.
М.: Что ты слушал, пока мы «Lighthouse» писали?
Г.: Наверное, вообще ничего.
М.: Демки «Лайтхауса».
Г.: У меня бывает, что я прицельно слушаю какой-то альбом. Я про него прочитал, мне стало интересно, я сижу ночью в наушниках и слушаю. Но это бывает достаточно редко.

А можно поконкретнее, какие альбомы переслушиваете ночью?
Г.: Первое, что приходит в голову – замечательный альбом Майкла Брука (канадский гитарист, композитор, продюсер, – прим. ред.) «Cobalt Blue». Это удивительно красивый этно-эмбиент, шедевральный альбом, что-то магическое. Но всё-таки я не ставлю какие-то отдельные альбомы на пьедестал. То же и с академическими композиторами. Прокофьев, Шостакович, Стравинский, Бах… как только погружаешься в какого-то одного автора, там открывается такая бездна! У меня нет снобизма по отношению к каким-то определённым жанрам и стилям, если музыка интересная – я с удовольствием её послушаю. Но иногда от музыки хочется просто какого-то успокоения, тишины. Я не могу воспринимать музыку фоном, это всё равно, что телевизор работает. Я люблю прицельно слушать, чтобы эта музыка что-то с тобой сотворила.
М.: А я слушаю за двоих. Много и часто. Не могу без музыки.

Я так понимаю, что в основном из современного прога.
Да, в основном это современная музыка, после 90-х. Люблю слушать то, что делают мои коллеги по индустрии. Porcupine Tree, Opeth, Anathema, Mars Volta… Интересно следить за деятельностью близких по духу людей, своих современников. Из «олдскульного» люблю Pink Floyd, Кейт Буш, Renaissence.

ВЫХОД ИЗ РАВНОВЕСИЯ

Процесс сочинения музыки – это успокоение или, наоборот, состояние возбуждения, выхода из равновесия?
Г.: Тоже по-разному. Иногда ты просто высасываешь из себя какие-то части материала. Постоянно, ежедневно, ежечасно происходит мыслительный процесс. И это точно нельзя назвать расслаблением, потому что ты буквально вытягиваешь мысли из себя. Происходит напряжённая работа. А иногда в какой-то части процесса ловишь состояние, когда всё получается само собой. Ты впадаешь в состояние медитации и таким образом изучаешь самого себя. Это в какой-то степени процесс самопознания.
М.: Я бы не сказала, что сам процесс приносит успокоение, меня, наоборот, он будоражит. Но это в определенной степени терапия. Если что-то новое появляется, хочется больше и больше делать, пока делается. Какое-то гиперактивное состояние. И когда вдруг понимаешь, что складывается, что идёт волна, особенно если вместе что-то пишешь, то… это особое ощущение.

Альбом «Lighthouse» посвящён психологическим проблемам человека, и вы сказали, что музыка для вас – тоже своего рода терапия. А в какой мере этот альбом может быть терапией для слушателя?
М.: Я надеялась, что это будет помощью людям, и надежды мои сполна оправдались. Потому что с момента его выхода я получила огромное количество сообщений от людей, которые пишут, что проходят через сложные периоды жизни, или сталкиваются непосредственно с психическими заболеваниями у себя или своих близких. Они пишут, что альбом им помогает это преодолевать. Это прекрасно, и это именно то, чего мне всегда хотелось. Поэтому я в этом плане пребываю в таком удовлетворённом состоянии.

Здорово! Музыка действительно может облегчать боль. Кстати, на концерте вы как бы в шутку сказали, что все ваши песни на самом деле о страдании и смерти. При этом исполняет их милая девушка в светлом платье с цветочками. Как это сочетается?
М.: Дуализм! (Смеётся.) Как сочетается… Мне просто никогда в моей жизни, с самых ранних лет, не хотелось петь про любовь. Мне это было неинтересно, мне казалось, что это вульгарно, приторно, избито. Естественно, у меня взгляды на этот вопрос изменились с тех пор, как мне было 14. Я понимаю, что хорошо написанная песня о любви – это произведение искусства, достойное восхищения. Но я не считаю себя морально готовой и зрелой делать это достаточно хорошо, чтобы моим стандартам соответствовало. Да и мотивации, честно говоря, нет. (Смеётся.) Есть мотивация петь о том, что действительно беспокоит. Например, депрессии. Самоубийства. Электрошоковая терапия.

Сложные темы.
М.: Да уж. И я считаю, что пользы от этого в конечном итоге всем больше, чем если бы я пела о том, как меня бросил очередной мальчик. (Смеётся.)

ЛИНИЯ РАЗВИТИЯ

А как вы разделяете ваши творческие роли? Кто пишет музыку, кто тексты, как вы собираете, скрепляете идеи?
М.: У нас всё зависит от того, в одной ли мы стране и как часто мы видимся. Второй альбом мы практически целиком писали, находясь вместе в одной комнате. Глеб играл на фортепиано, я что-то подпевала и кусочек за кусочком складывались песни. И это продуктивнее всего.
Г.: Я придумываю гармонию, у Марьяны возникает вокальная линия, и в контексте этой вокальной линии что-то я тоже меняю. Это обоюдный процесс.
М.: А в случае с «Lighthouse» Глеб наприсылал мне штук тридцать своих фортепианных набросков, на некоторые я что-то напела и отправила ему обратно. Потом мы уже встретились, играли их живьём, выверяли структуру… Я тоже пишу песни, но они обычно получаются довольно попсовыми, типа «Touching» с первого альбома или «Gerda» со второго. Они ведь на двух-трех аккордах. Но Глеб потом аранжирует и они превращаются в настоящие прог-опусы.
Г.: Прог-опусы? Что за сарказм?

А Глеб может сочинять вокальные мелодии?
М.: Нет, я очень упёртая в этом отношении, никогда не позволяю придумывать вокальные линии за меня. Я очень ревностно к этому отношусь. Настолько, что когда другие группы и музыканты приглашают к сотрудничеству и говорят, что у них уже есть или текст, или партия, я говорю – нет. Мне это неинтересно, мне интересно самой. Всё, что я делаю, я делаю ради развития, поэтому если мне нечему учиться из какого-то проекта – то зачем он мне нужен? Поэтому так у нас роли и распределяются.

А тексты когда появляются? До мелодии или после?
М.: У меня есть привычка петь всякую белиберду, пока я сочиняю вокальную мелодию. Если мы живьём с Глебом пишем что-то, то иногда получается и не белиберда. Но чаще всего, по крайней мере с «Lighthouse», я писала все тексты уже после того, как были готовы мелодии. Потому что была общая идея, концепция, и очень хотелось как можно больше вложить души и усилий.
Г.: Да, с этим альбомом интересно то, что изначально появилась структура. Реальный каркас. И в плане последовательности треков, и даже в плане тональностей, музыкальных тем, переходов. На это уже наслаивались сюжеты, идеи, тексты.

Действительно очень цельный получился альбом. Но у вас и раньше было стремление к цельности – например, первые два альбома скреплялись с помощью инструментальных интерлюдий…
Г.: Раньше мы склеивали всё из каких-то уже готовых ингредиентов, а в этот раз решили приготовить пирог по рецепту.

Удивило, что именно в ”Lighthouse” так ярко проявилась русская фольклорная составляющая. Особенно в постлюдии…
М.: Вообще-то у нас и в первом альбоме русская музыка, и во втором.
Г.: Ну, в целом я согласен, что и раньше, конечно, были такие штуки, а здесь прямо откровенно. Эй, ухнем.

Наверное, чем дальше на Запад, тем больше хочется чего-то родного…
Г.: Мне просто очень нравятся такие контрасты.
М.: Да, вот это, кстати, правильно. Учитывая, что сначала у нас идёт «Chalk and Coal» дарк-джазовый, а потом начинается это прекрасное «эй, ухнем», как ты сказал…
Г.: Где-то что-то прослеживается вроде бы кельтское, какие-то даже африканские элементы, что-то из Патагонии… Что-то барочное, потом намёк на электронику… чуть-чуть джаза, но совсем чуть-чуть… почему бы не вставить что-то русское?
М.: Знаешь, как надо говорить? У нас очень обширная палитра!

Это правда. А ещё мне очень понравился хор на «Sleeping Pills».
М.: Мы до последнего момента не знали, что хор будет, а потом Глеб взял и собрал детcкий хор в Питере. Я помню, что писала текст для него в Англии в электричке по пути из студии домой. Очень сложно было его записывать.
Г.: Да, вообще всё, что мы писали здесь, в Питере, было очень непросто. Начиная от струнных и заканчивая хором, всё сложноорганизуемо было и в плане качества тоже, приходилось кое-что спасать. Но, главное, что получилось.
М.: Да, не без магии.

Кстати, почему песня «Belighted» не вошла в одноименный альбом?
М.: Она появилась после того, как альбом «Belighted» был готов. Точнее говоря, когда мы придумывали название этого альбома, у меня уже был черновик песни «Belighted». Мы выбирали название, и подошло это слово. А песню я решила потом не переименовывать, и она под таким названием вошла в «Lighthouse». Пусть мы всех запутаем.
Г.: Сначала ведь мы «Belighted» хотели вообще иначе назвать.
М.: Да, сначала мы хотели этот альбом назвать «Reprise». И вот это, пожалуй, единственный был момент, когда лейбл воспротивился. Кстати, обложку первую они тоже не одобрили. Она хоть и была красивая, но больше подходила для какого-нибудь пивного фолка. А «Реприза» – это название последней песни. Представителям лейбла показалось, что это будто бы предполагает переработку старого материала. Поскольку они носители языка, мы им доверились. Как я сейчас понимаю, они, чёрт возьми, молодцы!

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ОТ ПРОТИВНОГО

Возвращаясь к истории. Получается, что ваш первый концерт в Питере состоялся как раз с Árstíðir в 2010 году. И с вашей стороны была определенная смелость – вот так быстро подготовить материал, найти музыкантов, отрепетировать, убедить исландцев…
Г.: На самом деле этот дедлайн был хорошим фактором, чтобы начать репетировать, сделать какой-то осознанный сет. Ребята-струнники, с которыми мы тогда играли, уже были с нами, и дата нас подстёгивала.
М.: Это был такой мрачный период! Я на те времена оглядываюсь с лёгким ужасом, потому что было очень тяжело. Всё время приходилось кому-то доказывать, что мы… как бы покультурнее… что мы достойны их внимания. Любой админ любого паблика, любой журналист, любой организатор концертов, любой музыкант, с которым хотелось бы выступить – всем приходилось доказывать, что мы из себя что-то представляем. Я рада, что эти времена по большей части в прошлом. Если сейчас надо что-то доказывать, то хотя бы ради большего масштаба.

А что было до Iamthemorning? Вы как-то сказали, что это совершенно другая страница, которую вы хотели бы закрыть. Значит, теперь это тайна, покрытая мраком?
М.: Ну, я вдохновлялась Бьорк и выступала с электронным проектом. Мне было 17 лет и это звучало по-юношески наивно и мило. Хотя пела я тогда плохо. Но мы и в «Доме» играли, и в «Зале ожидания», и на фестивале «Авант». То есть у меня была довольно длинная история до Iamthemorning. Глеб тоже играл в серьёзном коллективе…
Г.: Да, русский рок!
М.: Вы ведь даже пытались сотрудничать с известным продюсером…
Г.: Леонидом Бурлаковым. Мы даже записали несколько песен, но я надеюсь, они стёрты сейчас.
М.: Да, вот это будет тебе не на руку, если выйдет альбом с припиской «при участии пианиста Iamthemorning Глеба Колядина»! (Смеётся.) У нас эти проекты стали разваливаться синхронно. И наш общий друг предложил нам как-нибудь выпить чаю вместе и попробовать что-нибудь сделать. После этого мы начали играть.

То есть вас познакомили, получается, специально.
М.: Мы были знакомы через десятые руки, потому что это одна питерская музыкальная тусовка. Я даже как-то была на концерте Глеба и восхищалась молча.
Г.: И я был на твоем концерте, кстати…
М.: В общем, очень целенаправленно нас свёл этот общий друг, и с тех пор он празднует победу. И свою дочку назвал Марьяной, между прочим!

ВМЕСТЕ И СОЛО

Пару слов о сольном фортепианном альбоме Глеба. Как я понимаю, он уже почти готов?
Г.: Почти – это сильно сказано. Я записал рояль, впереди все оставшиеся инструменты. Я оставляю большое пространство для гостевых музыкантов, для их творческих проявлений. На следующей неделе Гэвин Харрисон обещал прислать свои партии. Будет инструментальный альбом, полистилистический, концептуальный. Там будет настоящая история. Но я пока и сам не знаю, чем всё закончится.

Марьяна, вы частенько выкладываете в Facebook каверы разных прог-команд, спетые просто под акустическую гитару. А не было мысли всё это записать и тоже сделать альбом?
М.: Нет, мне начинать сольное творчество с кавер-альбома не хочется. А вот над проектом с ребятами из Англии я сейчас работаю. Это интересная тема, полуакустическая-полупсиходелическая музыка. Но пока я не строю никаких планов, просто пишу в своё удовольствие. А каверы – это просто прикольно, мотивирует учиться играть получше, и вообще, я считаю, это душевно и мило. Мне нравится, как люди на это реагируют.

А как насчёт нового альбома Iamthemorning?
М.: Вот, должны были работать над новыми песнями, но пока общаемся с вами.

Понятно, закругляемся. Последний вопрос: помимо музыки какие в жизни увлечения?
М.: Я книжки люблю читать. А Глебу нравятся собаки.
Г.: Собаки? На самом деле у меня всё так или иначе с музыкой связано.

Ну что ж, спасибо за уделённое внимание и творческих успехов!

Напоминаем, что концерты Iamthemorning вместе с исландской группой Árstíðir пройдут 9 марта в Санкт-Петербурге (Aurora Concert Hall) и 10 марта в Москве (клуб Volta).

Елена САВИЦКАЯ
Фото — официальное комьюнити группы вконтакте, Владимир Импалер (фестиваль BeProg’2016), Катерина Межекова (концерт в ММДМ, 2012 г.).