Эркки-Свен Тююр (экс-In Spe): Свободный художник
29 сентября 2017 года в лектории московского Музея архитектуры им. Щусева состоялась творческая встреча с эстонским композитором Эркки-Свеном Тююром. Эркки-Свен – композитор с мировым именем, автор симфоний и других оркестровых сочинений, оперы, вокальных и хоровых произведений, электронных композиций. Однако многим любителям рок-музыки Тююр знаком как организатор и один из лидеров группы In Spe, исполнявшей прогрессив-рок ещё в начале 80-х годов и выпустившей две виниловых пластинки на фирме «Мелодия».
О своём творческом пути, включая небольшой рок- и обширный академический периоды, композитор рассказал на творческой встрече, прошедшей в рамках международного фестиваля «Зеркало в зеркале». Мы не только узнали о работе мастера из первых уст, но и прослушали некоторые сочинения разных лет. У собравшейся аудитории, включавшей журналистов, композиторов и поклонников творчества Тююра, была возможность задать интересующие вопросы. Позже Эркки-Свен ответил на ещё несколько дополнительных вопросов для нашего журнала. Для публикации в «ИнРоке» мы выбрали в основном темы, связанные с группой In Spe.
Эркки-Свен Тююр: Сначала я хочу рассказать немного о моём музыкальном бэкграунде, о том, почему я вообще решил стать композитором. Возможно, это не самый обычный путь. Я начал писать музыку без какой-либо предварительной подготовки, я не ходил в детскую музыкальную школу. Но, к счастью, в обычной образовательной школе, где я учился, был очень сильный преподаватель по музыке. Мы даже делали упражнения по сольфеджио, так что базовые знания у меня всё-таки были. В 70-е годы я заинтересовался прогрессивным роком. Я открыл для себя музыку Emerson, Lake & Palmer, King Crimson, Yes, Genesis и других групп, которые произвели на меня огромное воздействие.
Кто был вашим «проводником» в прогрессив-рок? Был ли кто-то, кто порекомендовал вам эту музыку?
Мой старый друг, Херберт Мюрд, пригласил меня играть с ним в ансамбле при методистской церкви в Таллинне, он был там ударником. Мне было только 14 лет, когда он дал мне послушать первый альбом King Crimson “In the Court of the Crimson King”.
Это было как откровение. Также на меня огромное впечатление произвел “Tarkus” Emerson, Lake & Palmer. Позже я открыл для себя Yes, Genesis, “Tubular Bells” Майка Олдфилда.
Что именно в творчестве прогрессив-роковых исполнителей привлекло ваше внимание?
То, как они использовали гармонию и ритм, как развивали музыкальную форму. А ещё – тексты, которые выходили далеко за пределы стишков типа: «почему ты меня не любишь, ла-ла-ла!» (Улыбается).
In Spe’1979: Арво Урб, Эркки-Свен Тююр, Пеэтер Брамбат, Анне Тююр, Приит Куулберг (за Анне), Рихо Сибул, Тойво Копли, Март Метсала.
А как к вам в 70-е годы попадали записи King Crimson, Genesis и других групп?
У многих эстонцев есть родственники за границей, и они присылали нам пластинки по почте. Ещё у нас были друзья в Финляндии, они к нам приезжали, рассказывали о музыке. Это было очень важное «окно в Европу». А в одном из парков был такой «чёрный рынок», полусекретный, где люди могли купить или обменять пластинки. Так что мы обменивались информацией, переписывали винил на плёнку. Обычный бизнес, я думаю, у вас было то же самое.
Как вы решили стать профессиональным музыкантом?
В один прекрасный момент я понял, что должен учиться музыке, потому что это то, чем я хочу заниматься больше всего. На тот момент мне было уже пятнадцать лет, и единственным способом получить профессиональное музыкальное образование было поступить в музыкальное училище. На некоторые специальности туда принимали без предварительного обучения. Меня взяли на ударные. Позже я перешёл на флейту, а также брал уроки композиции, потому что в дальнейшем хотел поступать в консерваторию на эту специальность. В училище у меня уже была своя группа под названием In Spe, мы выступали в клубах. Педагоги, которые её слышали, поддерживали и поощряли меня в стремлении заниматься композицией.
Собрать группу – непростое дело, особенно когда собираешься играть столь непростой род музыки. Как вы нашли музыкантов-единомышленников? Это были ваши товарищи по музыкальному училищу?
Тут мне повезло, я давно дружил с очень талантливым скрипачом и клавишником Мартом Метсалой, он тоже немного сочинял. У нас были похожие музыкальные вкусы. Так что мы решили основать группу вместе – это было ещё в 1976 году.
Одна из пьес, о которой я хочу сказать немного подробнее, называется «Sunboat» («Солнечный челн», записана в 1980-м и издана на первом виниловом диске In Spe, «Мелодия», 1983, – прим. авт.). Она основана на старой эстонской народной песне – колыбельной. Пьеса написана, можно сказать, в стиле минималистов: там много повторений, репетиций, и очень медленное развёртывание. Большая часть материала строго нотирована, но есть и место для импровизаций электрогитары.
(Внимательно слушаем «Sunboat» и наслаждаемся непривычно качественным для записей 80-х годов звучанием.)
Это дало вам некоторое представление, какую музыку мы играли в этой группе. Она полифонична, в ней многое нетипично для рока. Я думаю, для молодого композитора это был очень хороший старт. Что-то вроде творческой лаборатории. Если мне какая-то идея приходила в голову, скажем, утром, то уже вечером я мог опробовать её на репетиции, чтобы понять, что работает, а что не работает.
Качество записи очень хорошее для тех лет! А на каком инструменте вы играли?*
Я играл на синтезаторах. У нас было три клавишника, флейтист, иногда я тоже играл на флейте. И, конечно, обычное комбо – бас, ударные, гитара. Иногда я вызывал дополнительные силы – приглашал струнников, а однажды использовал квинтет медных духовых. И второй плюс такой работы – с самого начала у меня была прямая связь с аудиторией.
А как у вас появилась возможность записаться на Таллиннской студии грамзаписи?
На самом деле в Таллинне не было студии звукозаписи от «Мелодии», но был большой концертный зал, построенный к Олимпийским играм 1980 года. Были выделены специальные финансовые средства, и люди, ответственные за технические вопросы, оказались достаточно умны, чтобы проконсультироваться с музыкантами, как потратить эти деньги. Получилось так, что In Spe стали первой рок-группой, записывавшейся в этой студии, применяя всё новейшее западное оборудование экстра-класса и инструменты, в том числе синтезаторы. Помещения, правда, не были рассчитаны для студийной записи, так что мы использовали гримёрки.
На этом же альбоме была записана «Симфония для семи исполнителей», объединяющая средства рока и академической музыки. Применяли ли вы в ней классические принципы формообразования, или это было лишь красивое название?
Скорее второе. Я был очень амбициозен и хотел проявить себя в крупной форме. Но там нет точного следования сонатной форме или чего-то подобного. Скорее, опять же, опора на остинатные принципы.
В «Симфонии» вы использовали блок-флейты вместо оркестровых флейт – почему?
Я также использовал и «обычную» флейту. Однако, я действительно был очарован средневековой музыкой, что можно заметить по «Симфонии для семи исполнителей». Так что мне нравилось использовать инструменты того периода, смешивая их звук с тембрами электрогитары и синтезатора.
А чувствовали ли вы себя частью советской рок-музыки, российской сцены? Или были совсем далеки от неё?
Мы два раза были в Москве, один раз по приглашению моего большого друга Артёма Троицкого, а второй раз – благодаря джазовому музыковеду Аркадию Петрову. Он читал лекцию и говорил о разнице между восточной и западной церковной музыкой, потому что мы использовали григорианский хорал. Ситуация довольно абсурдная, потому что если бы речь шла об академической музыке, никто бы не позволил такого делать. Но на концерте рок-группы никому просто в голову не пришло, что начнут обсуждать церковное пение. Конечно, Артём мне рассказывал о российских андеграундных группах, и я открыл для себя много интересного. Но в целом мы были ориентированы на информацию, которую получали с Запада.
Однако вскоре моё внимание сместилось в сторону более сложных партитур. Мне стало неинтересно писать для одного и того же состава инструментов. Был ещё такой практический вопрос: Эстония – маленькая страна, и там не так много слушателей для такого рода музыки. Мы могли сыграть нашу программу дважды в Таллинне, по одному разу – в Тарту и Пярну, и всё. Затем надо было писать и репетировать полностью новую программу. Нас приглашали выступать на фестивалях в Финляндии и Швеции, но советские власти не разрешали нам выехать. Такова была реальность тех лет. Так что я решил уйти из In Spe и заняться симфоническим творчеством.
Ходят слухи, что какая-то часть записей, сделанных вами с In Spe в тот период, была утеряна, и это явилось одной из причин того, что вы покинули группу. Правда ли это и если да, что было на этих плёнках?
О, эти слухи… знаете, нам выделили много времени на запись. И мы использовали его полностью. В результате записали материал на два LP. Часть, не вошедшая на выпущенную «Мелодией» голубую пластинку, ждала своего времени, и мы оптимистично и наивно полагали, что мы сведём её в ближайшем будущем… но этого не случилось. Материал существовал в виде 24-канальных записей на плёнку. И эти плёнки понадобились под другие проекты, так как был дефицит, и закупать их было негде и уже не на что. Так что кто-то попросту записал поверх наших 24-канальных записей… какие-то вокальные пьесы. Это печально, но определённо не по этой причине я покинул группу.
У In Spe была ещё вторая пластинка, куда вошёл, в частности, гротесковый «Концерт для пишущей машинки ре мажор». Диск записан уже без вас, с изменившимся составом…
Конечно, мне было жаль покидать отличную команду с прекрасным названием и репутацией. И я лично пригласил себе на смену композитора и клавишника Ало Маттийсена, потому что знал, что он пишет хорошую музыку и может сделать что-то интересное. Так и случилось. Конечно, стиль группы изменился, как и состав. Но некоторые музыканты из первого состава остались работать с ним.
Приходилось читать, что «вторая версия» In Spe под руководством Маттийсена выступала до начала 90-х и даже участвовала в «Поющей революции» (мирные акции протеста в Прибалтике 1988-1991 годов, когда массы людей собирались на открытых площадках и пели, – прим. авт.). Правда ли это? Что за музыку они играли?
Это абсолютная правда. Ало писал в совершенно другом стиле, и да, его цикл песен, в котором провозглашалась идея независимости Эстонии, был очень популярен во время «Поющей революции».
Сложно ли вам было повернуть от рок-музыки к академическому творчеству?
Нет, поскольку это была не революция, а медленная эволюция. После этого я писал для струнного квартета, духового квинтета. Музыкальный язык моих академических работ середины 80-х при этом не очень сильно отличался от того, что я сочинял для рок-группы.
Далее я старался построить мост между американским минимализмом и так называемым среднеевропейским модернизмом. Довольно амбициозная задача! Мне казалось странным, что эти два лагеря враждуют между собой, мне очень нравились оба направления. Я вообразил, что если использовать оба подхода в одной музыкальной композиции, это будет иметь смысл. Я играл с тональностью и атональностью, используя их как разные краски. Позже я пришёл к собственному методу композиции, который назвал векторным – это сочинение музыки при помощи цифрового кода.
(Прослушивание нескольких композиций с разъяснениями.)
Вы начинали с рок-музыки. Но обращение рок-музыканта к слушателю – это определённый месседж, направленность на слушателя. Академическая музыка требует от слушателя подготовки, она как будто его не ждёт. Думаете ли вы о слушателях, как они будут воспринимать вашу музыку?*
Для себя я это не разделяю таким образом. Да, поп-музыка бывает очень просчитана, чтобы слушатели покупали её. Но когда я писал материал для рок-группы, я писал для самого себя. Потому что я хотел сочинять музыку, которая интересна лично мне. Сейчас то же самое. Я пишу музыку, которая, я чувствую, нужна мне самому. Когда я сочиняю, я воображаю себя в качестве слушателя. Я не могу влезть в вашу шкуру, я не знаю, что вам нравится, и как вы воспримете тот или иной аккорд. Я хочу быть честным с самим собой. Но я не такая уж исключительная персона, и обязательно найдутся люди, которые будут чувствовать так же, как я, которых это тронет. Вот как я рассуждаю, когда сочиняю музыку.
Вообще молодежь на моих концертах порой ведет себя очень эмоционально. Потому что современная музыка – она о нашем времени, мы слышим эти звуки вокруг нас. Мы можем не понимать композиционных идей, но всё равно она трогает, захватывает нас. Премьера моего фортепианного концерта состоялась во Франкфурте, и билеты на это событие распространялись по символическим ценам среди молодежи – по школам, колледжам. Зал был полон 16-19-летними людьми, и они были так вовлечены, заинтересованы, что их реакция была как на рок-концерте. Они кричали, вопили, подбадривали, хлопали. Я считаю, что для молодёжи это хороший старт к классической музыке.
Реюнион In Spe, Тарту, май 2009 г.
Нет ли у вас желания соединить то, что вы делали в начале, с тем, что делаете сейчас? Объединить рок и современную симфоническую музыку?*
Мы с In Spe собрались вместе восемь лет назад и сыграли пару концертов просто для удовольствия. И я даже сочинил новую пьесу. Что же касается моего собственного творчества, то в пятой симфонии я использовал элементы рока. Это сочинение для огромного симфонического состава, биг-бэнда и электрогитары, причем гитарист играет абсолютную импровизацию. Так что я проводил такие эксперименты. Но подобная работа занимает много времени, и не думаю, что я к ней буду возвращаться. Мой основной интерес сейчас – сочинение симфонической музыки.
Какое у вас отношение к киномузыке?*
Я написал много музыки для кино, а также для театра, в 80-е. Это было очень интересно. Но сейчас у меня нет на это времени. Я пишу довольно медленно, и мне нужно много времени. Я не люблю работать в условиях стресса, дедлайнов, так что я заранее организую всё так, чтобы времени хватило. На оркестровое сочинение на 20-30 минут звучания у меня уходит где-то полгода.
Вы не занимаетесь преподаванием? Есть ли у вас ученики?
Нет. Я свободный художник.
(Аплодисменты). Большое спасибо вам!
Елена САВИЦКАЯ
Вопросы, отмеченные значком *, заданы посетителями творческой встречи.
Фото – Данила Дегтяренко, архив.
Опубликовано в «ИнРоке» №82/2017.
Творческая встреча с Эркки-Свеном Тююром прошла в рамках международного музыкального фестиваля «Зеркало в зеркале», организаторы – МГК им. Чайковского, Посольство Эстонии в РФ, Фонд развития творческих инициатив, Музей архитектуры им. Щусева, агентство Pro.Motion. Благодарим Елизавету Мирошникову за помощь в подготовке материала.
