Восемь музыкантов на сцене, одетых в причудливые доспехи из кожи и меха, называются «Братья по металлу», поют гимны во славу металла и нордических богов – это было бы просто смешно, если бы не было так хорошо. На более чем перенаселённой хэви-метал-сцене слушателей трудно уже чем-то удивить – но можно заинтересовать и «влюбить» в себя. Шведской группе Brothers of Metal это определённо удалось.

Родом из шведского города Фалун, того же, откуда и Sabaton, восемь метал-братьев собрались вместе в 2012-м. Вернее, это были семь «братьев», вокалисты Йоаким Линдбек Эрикссон и Матс Нильссон, гитаристы Дэвид Гран, Пер Нильссон и Микаэль Ферм, басист Эмиль Вармедаль и барабанщик Юхан Юханссон, и одна «сестра», вокалистка Ильва Эрикссон. Группа началась с одной песни, написанной в шутку, но шутка удалась, и в 2017-м последовал «самиздатовский» дебютный альбом «Prophecy of Ragnarok», а несколько видеоклипов на песни с него получили такой успех, что за группу взялся лейбл AFM Records. Через год он переиздал дебют, а в январе 2020 года выпустил второй альбом скандинавов «Emblas Saga». Оба диска вызвали фурор в редакции, по крайней мере, в той её части, что любит весёлый, по-шведски мелодичный хэви-метал с «гимновыми» припевами, в котором верность традициям не превращается в закостенелость, а «игра в солдатиков» истинного металла не превращается в профессию. О короткой, но яркой истории и творческих устремлениях Brothers of Metal нам рассказывает один из трёх вокалистов, соавтор текстов и штатный «спикер» группы Матс Нильссон.

Прежде чем поговорить о музыке, короткий вопрос: какая у вас, в вашем городе ситуация с вирусом?
У нас всё более-менее, запланированных концертов не было, мы сочиняем новую музыку, новые песни и так далее. Но, конечно, то, что будет с летними фестивалями, вызывает беспокойство, я видел, что в Германии отменили все крупные события до конца августа, и, судя по всему, Вакена не будет… (Разговор был 14 апреля, – прим. авт.)

А «Sweden Rock» по-прежнему анонсирован?
Я ничего о нём не слышал, мы в этом году туда не заявлялись, но я очень сомневаюсь, что он в этом году состоится. (Так и случилось, через пару дней после нашего разговора стало известно, что «Sweden Rock» в 2020 году тоже отменён, – прим. авт.)

По крайней мере, вы проводите это время в работе над новой музыкой, а не просто сидите и оплакиваете упущенные возможности.
Точно. Слёзы ничему не помогают.

Теперь поговорим о группе. История, как она возникла, вполне известна, но слишком хороша, чтобы не спросить об этом ещё раз. Из проекта-шутки вы стали настоящей группой. Как это случилось?
Да, действительно, мы начали группу, как вы сказали, шутки ради. Просто сделали одну песню, которая родилась в виде джема на вечеринке. Она называлась «Son of Odin». Потом её послушали наши друзья, им очень понравилось, а дальше случилось нечто странное. Одному из наших певцов, Йоакиму (Линдбак-Эрикссону) местный клуб предложил сыграть с его предыдущей группой Tempory, той, из которой четыре наших музыканта, а от них как раз тогда ушёл барабанщик, он переехал, нового они не нашли, и Йоаким отправил тому, кто в клубе занимался репертуаром, демо «Son of Odin». Мол, послушайте, у нас есть другой проект, может, он вам тоже подойдёт. «Конечно, подойдет, всё отлично, через две недели выступаете, у вас полчаса». И тут-то мы поняли, что у нас проблема, потому что других песен ещё не было! Нужно было сочинить ещё четыре-пять вещей. И мы это сделали за две недели. С этого всё и началось. Это был, кажется, 2012 год…

Тогда в группе были те же самые восемь музыкантов, что и сейчас?
На первом концерте с нами играл другой барабанщик. Но только один раз. Со следующего выступления с нами играет нынешний (Юхан Юханссон), с тех пор состав не менялся.

У вас в составе три гитариста и ни одного клавишника, а в записи клавишных партий очень много. Как вы поступаете живьём, кто-нибудь переключается на клавишные или вы используете подложки?
Только подложки. Одному гитаристу всё, что у нас есть в записи, просто не сыграть. Со всеми нашими «симфонизмами» потребовалось бы не один и не два, а целых десять клавишников!

В группе играет два Нильссона и два Эрикссона. Это братья, родственники или нет?
Нет. Нильссон, Эрикссон, а также Юханссон – одни из десяти самых популярных фамилий в Швеции.

Слышал, что вы знакомы друг с другом ещё со школьных времён. А как вы познакомились? Учились в одном классе?
Шестеро из нас родом из совсем крохотной деревушки по имени Малун (Malung), там живёт семь тысяч человек, не больше. И пятеро знают друг друга с 11-12 лет, а я начал с ними дружить на пару лет позже, когда нам было по 14-15. Потом, после школы, эти ребята, которые потом играли в Tempory, поступили в другую, музыкальную школу, и там познакомились с Ильвой и Юханом.

Вас объединяла любовь к одной музыке?
Да. Все мы, кроме, может, Ильвы, с самого детства слушали в основном металл во всевозможных его формах. Первый альбом, который я купил – «Vulgar Display of Power» Pantera, потом был «The Appetite for Destruction» Guns N’ Roses и много всего от Iron Maiden. И первой записью в стиле хэви-метал, которую я услышал, был «Seventh Son of a Seven Son», точнее, первая песня с него – «Moonchild». Эта пластинка была у лучшего друга моего старшего брата. Помню, такая белая с синим…

Это были ещё LP, эра CD ещё не наступила?
Нет, винилы. Какой это был год… наверное, 1991-й. Первый CD-плейер я приобрёл в 1994-м.

Похоже, мы росли в одно и то же время. Я помню, как мы с друзьями ходили друг к другу в гости, слушали музыку, переписывали кассеты, и это был хороший повод для общения друг с другом. Наверное, в маленьком городке это было ещё важнее.
Да, и, я думаю, то, что живёшь в небольшом городе, идёт этому общению на пользу. Потому что в мегаполисах ты больше ощущаешь давление со стороны друзей на тему того, что круто, а что нет, какую музыку надо слушать, чтобы тоже казаться крутым, какую одежду носить и так далее. А в маленьких городах друзьями не разбрасываются, потому что, в целом, совсем мало [сверстников], с которыми можно общаться. Один из них танцует в балете, а другой слушает хэви-метал, ну и что, всё это круто!

Интересно, а какой первый концерт вы посетили?
Наверное, это была группа Sweet на каком-то местном фестивале. Это одна из любимых групп моей мамы, год был, кажется, 1994-й, и, может, мы были и на других концертах раньше, но это первый, который я запомнил.

А первый, на который вы пришли уже сам по себе?
Это был Hammerfall, турне «Renegade» в 1999 году. С ними «в поддержку» играли Virgin Steele и Freedom Call.

О, какой прекрасный состав! Virgin Steele!
Да уж, на их выступлении мне запомнились две вещи. Первая – какой сумасшедший голос! Он делал такие вещи, которые я и представить себе не мог. Потрясающий вокал. Но я могу ошибаться. Не слушал Virgin Steele уже лет 20… И я помню, как он вынес на сцену горящий меч. Такое не забывается! (Смеётся.)

Должно быть, это был судьбоносный концерт…
Конечно!

И чем вы занимались с тех пор и до формирования Brothers of Metal?
Я? Переехал в Гётеборг, второй по размеру город в Швеции, чтобы работать в киноиндустрии. Мне очень нравилось это дело, но я понимал, что мало в нём разбираюсь, нашёл кинематографические курсы в Гётеборгском университете. Учился там, а потом переехал обратно в Фалун, близко к родным местам, и мы основали Brothers of Metal.

Теперь я понимаю, почему у вас такие классные клипы. Вы хорошо научились своему делу!
Точно! (Смеётся.) Хотя первые два видео мы сняли вместе с Патриком Уллеусом, он в деле работы с металлистами большая знаменитость. Но мы не были стопроцентно довольны тем, что получилось. Это не значит, что Патрик что-то сделал не так, просто нам хотелось больше влиять на рабочий процесс. Поэтому я позвал одного друга из кинематографических курсов, он согласился быть режиссёром, и у меня с ним получился отличный рабочий тандем.

Вернёмся к истокам группы. Ваша первая песня была и своеобразным трибьютом, и шуткой над Manowar. А чего в ней больше, уважения или высмеивания?
Ну, мы не то чтобы насмешничали, эта вещь – прежде всего уважение, почти все мы очень любим Manowar! Но Manowar – это и правда очень весело! Мы не такие упёртые метал-воины, каких они воспевают, мы не хотим «умереть за металл» и так далее. Но в целом дух Manowar – весёлый и позитивный, и мы хотим поймать этот дух, не становясь такими же «тру», как они.

Может, правильнее сказать, это просто радость жизни, умение чувствовать её на полную катушку?
Да, точно. Знаете, сейчас столько мрачного в мире вокруг, что мы не хотим распространять эту мрачность дальше. Лучше веселиться, смеяться и чувствовать жизнь во всей её полноте.

В самом начале песни «Song of Odin» есть речитатив, что-то вроде «Йо-хо-хо, Рагнарёк!» Это ваш голос?
Да, все речитативные партии – мои.

А вы помните немецкую группу Dschinghis Khan?
(Смеётся.) Конечно, знаю! Чин-чин-Чингисхан! (Напевает.) Дальше не помню! (Смеётся.)

Ну да, а ещё у них была песня «Казачок», где они пели что-то вроде «Йо-хо-хо, Казачок!» На вас она не повлияла?
Нет, этого я не слышал. Но будет интересно её найти и послушать!

Итак, у вас вышел альбом, потом его переиздал крупный лейбл, группа получила большое внимание… А не было ли момента, когда вы поняли, что из весёлой хэви-метал-вечеринки всё превратилось в нечто серьёзное, организованное, почти что вторую работу?
Конечно, есть такое. К нам было всё больше внимания, росли цифры прослушиваний, особенно стриминга, они буквально пробили потолок… Для неизвестной группы это было невероятно много! (Например, 4,4 млн. просмотров у текстового клипа к «Prophecy of Ragnarock» на YouTube, а потом ещё 1,1 млн. у видеоклипа к той же песне, – прим. авт.) Я думаю, по мере того, как росла популярность, мы подходили к делу всё более серьёзно. И сейчас по уровню организации группа несравнима с той, какой она была в самом начале. У нас до сих пор нет менеджера или кого-то в этом роде, мы занимаемся группой сами, у нас полная демократия. Но каждый взял на себя какое-то поле для работы. Например, мы с Ильвой даём больше всего интервью, я занимаюсь email-контактами, кто-то третий заведует мерчандайзом, четвертый – туровой логистикой, и так далее.

Не стало ли это для вас тяжелым грузом?
Ну, конечно, это серьёзная работа, и периодически её оказывается очень много, но мы остаёмся в целом таким же свободными, как и в самом начале. Мы можем ответить «нет», когда не хотим чего-то делать, и мы открыты для любых предложений. Чувство свободы никуда не делось, но оно стало более, что ли, структурированным. А ещё, когда мы начинали, у нас не было никаких целей, мы не знали, чего хотим добиться, просто хотели играть музыку и всё, а теперь они есть. У нас есть задачи, и мы работаем над их достижением.

То есть, когда у вас появилась задача сделать второй альбом, вы собрались вместе и стали думать, какой это будет альбом, о чём в нём пойдет речь?
Да нет, такого не было. Мы просто сочиняем песни, не придерживаясь какого-то определённого сюжета. Конечно, общая тема есть – это нордическая мифология, но мы не выбирали какие-то её конкретные аспекты, просто по ходу работы стало заметно, что многие песни посвящены тому, как что-то начинается. В мифологии есть сага о Эмбле – своего рода северный миф о сотворении мира. Ещё мы взялись за саги о Фенрире, Хеле и Йормунганде, Мировом змее, о том, как они стали тем, кем они стали. И поняли, что общая тема альбома – это рождение в том или ином смысле.

То есть первый альбом был в большей степени посвящён концу мира, а этот – его появлению на свет.
Да. Но это не те концепции, которые идут красной нитью сквозь весь альбом. На первом диске у нас есть вещи «We Believe In Metal», «Fire Blood and Steel» и «Siblings of Metal», которые к концу света никак не относятся. Здесь есть «Kaunaz Dagaz» и… похоже, я сам забыл, что там ещё есть (смеётся), в общем, разные песни, например, «Theft of the Hammer» или «To the Skies and Beyond»…

Вы упомянули «Kaunaz Dagaz», необычное название, я стал искать и обнаружил, что это две нордические руны, значение первой – «День», второй – «Огонь».
Да, и вещь значит «Огненный рассвет» («Fire Dawn»).

А почему вы решили назвать её так по-хитрому? Среди вас есть специалисты в древних рунах?
Нет, мы просто искали варианты и Микке (Микаэль Ферн, гитарист, – прим. авт.), автор песни, предложил это название, и оно подошло. А найти, как называются руны, проще простого.

Интересно, есть ли у вас любимый альбом, посвящённый нордической мифологии?
Это Amon Amarth «Twilight of a Thundergod». А ещё – трудно сказать. Я уверен, что их ещё много, но мы не особо следим за другими группами того же жанра. И слушаем в большей степени песни, чем альбомы. Но что касается Amon Amarth, у них каждый диск потрясающий. Вот, например, «Berzerker»…

Как меломан со стажем, может, вы помните альбом Black Sabbath «Tyr»…
Очень жаль, но нет. Я мог слышать песни с него, но не более того.

Не боитесь ли вы, что выбранная тема станет ловушкой, что вы будете обречены всегда писать об одном и том же? Например, Sabaton посвящают свои песни только военной истории, но войн было много в человеческой истории… А хватит ли северных мифов на всю вашу, надеюсь, долгую и успешную карьеру?
Думаю, хватит. Если захотеть, можно по одной-единственной истории целый альбом написать! И такое уже было. А историй этих много, и всегда есть что выбрать. Посмотрите на Amon Amarth. Сколько у них уже альбомов было… (Судя по щёлканью клавиш, ищет в интернете….) Один, два, три… семь дисков! И все в целом об одном и том же, и группа не сбавляет обороты. Ну, я не думаю, что мы когда-нибудь запишем семь альбомов, хотя кто знает. Посмотрим. Считаю, что беспокоиться нам не о чем, всегда будет о чём писать.

А как вы сочиняете тексты? Это кто-то один или нет?
В основном я и Ильва. Иногда Йокке (Йоаким Линдбек Эрикссон, вокалист, – прим. авт.) присоединяется. Обычно, если кто-то что-то придумал, как, например, Микке с «Kaunaz Dagaz», то у него уже есть тексты, частично, а то и все. Его текст был основой и «Brothers Unite». В этой песне есть припев на шведском, именно эти строчки он написал в самом начале. Нам так понравилось, что мы вставили их в самый конец песни.

Основная, англоязычная часть песни похожа на то, как будто её сочинил искусственный интеллект, нейросеть, которой «скормили» много текстов хэви-метал-групп…
(Смеётся.) Есть такое! А ведь мы и правда так делали, только в шутку. На одной из вечеринок запустили генератор текстов Manowar, нажали кнопку «сгенерировать текст», и записали песню с этими словами. Может быть, мы её когда-нибудь издадим…

Ещё один вопрос про тексты. Что это за тексты не на английском языке в начале композиции «Emblas Saga»? Похоже на шведский, но не шведский.
Это, видимо, исландский или староскандинавский язык. Они очень близки друг к другу. Содержание поэмы примерно такое: «В начале не было ничего, только дым, огонь и смерть. А потом вспыхнула искра жизни». Целиком не помню, но общий смысл ясен…

Есть между двумя вашими альбомами одно заметное отличие: первый звучит более по-мужски, посвящён мужскому взгляду на вещи, второй – напротив, по-женски. Дело не только в том, что там больше заметен голос Ильвы, но и настроения, чувства на нём более женские. Вы согласны?
Не знаю… Нет, мы такое не планировали. Авторы те же, задумки те же, сам не знаю, почему такое впечатление.

Пример такого женского взгляда на вещи – композиция «Hel» (Хель). Она выделяется ещё и своей мрачностью. Как вы над ней работали?
Мы написали её одной из первых… наверное, в числе первых пяти вещей на альбоме. Дэвид (Гран, гитарист, – прим. авт.) придумал интро, и мы с Ильвой тут же поняли, что эта вещь – про Хель, богиню смерти, и стали сочинять тексты, а Юхан, барабанщик, придумал к ней симфонические партии. То есть над вещью работали вместе Юхан, Дэвид, я и Ильва.

Был ли вклад Ильвы в тексты главным?
Нет, мы сидели за столом и сочиняли вместе.

Вы хотели описать персонажа, Хель, такой, как она видна со стороны, или взглянуть на вещи её глазами?
В основном – её глазами. Если вы читали историю Хель, вы поймете, что этот персонаж гораздо глубже, чем кажется. В нордической мифологии нет чёткого разделения между добром и злом, героями и мерзавцами, в них всё – серое. И даже «хорошие», боги Асгарда, делают очень злые вещи. Например, Один, король богов, бросает Хель в подземный мир, Нифельхейм, потому что её посчитали слишком уродливой, чтобы находится рядом с обитателями Асгарда. Не очень благородный поступок, правда? И мы хотели показать, как это происходило, и кто плохой, а кто хороший, её глазами.

В наши дни это была бы история о травле человека за внешний вид, за его непохожесть на других.
Наверное. Но мы не занимаемся такими интерпретациями. Это уже продукт восприятия слушателя. Мы просто хотим передать в музыке эту конкретную историю, а если кто-то услышит в ней что-то ещё, это их право, но не наша цель.

То есть вы не стараетесь осовременить старые мифы, условно говоря, не делаете так, чтобы Ромео носил джинсы и так далее…
Нет-нет. Мы далеки от политики и тому подобного. Мы простые рассказчики.

Вы же и свои костюмы сами создаёте, верно?
В самом начале было дело, сейчас – нет. Наши новые доспехи и всё прочее сделаны профессионалами.

Это очень хорошая дизайнерская работа. Даже грим на лицах весьма продуман.
Мэйкап как раз мы рисуем сами… А вот с нарядами уже своих сил недостаточно. Костюмы, которые шили мы, выглядели, признаться, как дешевый хлам для ролевиков. Мы просто пошли в секонд-хенд-магазин и купили всё, что было кожаного и мехового, разрезали на кусочки и сделали из них себе костюмы.

Кстати, а сами вы ролевыми играми или исторической реконструкцией не увлекатесь?
Живьём – нет. Я когда-то много играл в Dungeons & Dragons, настольные ролевые игры. Но на природе в ролевые игры играть – нет, никто из нас этим не занимался.

А компьютерные игры?
Это да. Все мы играем в Skyrim и тому подобное. Все мы геймеры.

А брали ли вы уроки, как это сказать… учились ли навыкам обращения с мечом?
Нет!

Но ведь, когда снимались клипы, вы должны были как-то держать в руках эти штуковины из тяжелого металла и не поранить друг друга?
Мы пытаемся! Но у нас не всегда получается. Можете посмотреть, кажется, в видео «One Towards the End» Йокке получил мечом по башке. И мы оставили это на записи! Конечно, меч не острый, но он стальной и увесистый, и у бедняги была рана на лбу (смеётся). Но основная работа на мечах в клипах выпадает другим ребятам, и все они настоящие увлечённые ролевики, а двое увлекаются средневековыми боевыми искусствами, они бьются на мечах и в латах. Они научили нас основным боевым стойкам, движениям и прочему. Эта же команда, кстати, и костюмы нам делает.

Я и не говорю про товарища, который гибнет в каждом клипе… Это уже превратилось в клише, но оно мне нравится!
Его зовут Виллоу (Willow)… Я сам не знаю, почему мы так решили, просто само получилось. На съёмке самого первого видео, «A Prophecy of Ragnarok», у кого-то возникла мысль, что я должен застрелить его по ошибке из лука. А потом мы стали обсуждать это, всем было весело, и мы решили – пусть он каждый раз погибает! И не только в видеоклипах. Он даже живьём однажды был убит. Я имею в виду, живьём, когда мы выступали на сцене. Это было в прошлом году на фестивале Sabaton Open Air. Он был моим рабом или слугой – между песнями я просил медовуху, и он приносил её мне на сцену. А потом во время одной песни он вдруг был убит, уже не помню, но потом ещё одну-две композиции лежал ничком посреди сцены, пока кто-то его не утащил. Очень смешно!

Есть одна детская книга, известная и в России, она называется «Папа, мама, восемь детей и грузовик», её автор из Норвегии, вы о такой слышали?
(Смеётся.) Нет, но название мне нравится!

А для гастролей Brothers of Metal какой грузовик нужен?
(Смеётся.) На европейских гастролях с Elvenking их было шесть музыкантов, нас – восемь, всего 14, а спальных мест в автобусе – 18. Так что это был очень большой автобус! Осталось ещё место для трёх роуди, но больше нам и не надо было – нас так много, что можем всё унести, не перенапрягаясь.

У многих групп с такими яркими сценическими образами, как у вас, и фэны бывают соответствующие – наряжаются так же, делают такие же прически и грим. Есть такие безумцы среди поклонников Brothers of Metal?
Конечно! В турне с Elvenking на каждом концерте были люди в таком же гриме. Особо мне запомнился второй концерт, в Оберхаузене, на который один фанат привёл свою дочку, которая выглядела как Ильва! И она была её фанаткой. Мы встретились с ними после шоу, дали автографы, она была счастлива, мы тоже. А бывает, и в доспехах люди на концерт приходят…

В такие моменты вы себя чувствуете звёздами?
Немножко… Да! Хотя для меня нет такого понятия, как звёзды. Это классно, когда людям нравится то, что мы делаем, но мы при этом – такие же, как они, в нас нет ничего особенного. И мы с ними проводим время, веселимся вместе.

И это правильно! Ну а какая ваша главная мотивация, чтобы выйти на сцену, чтобы заниматься музыкой?
Потому что мы любим это дело! Нет лучше чувства, чем быть на сцене. Я люблю, когда публика подпевает, люблю петь вместе с ней, ничто с этим не сравнится. Мне нравится встречаться со всеми после концерта, выпить пару пива, поговорить о металле. Поскольку все мы любим хэви-метал, нам есть о чём поговорить. И это классно!

Что ж, надеюсь, как-нибудь ещё поговорим, только уже вживую, на концерте в Москве! У вас нет планов на этот счёт?
Прежде всего, надо, чтобы закончилась эта ситуация с COVID-19. Сейчас мы не можем всерьёз что-то предполагать. Точнее, можем, но сильно вперёд, например, мы надеемся, что поедем в турне в конце года или начале следующего. Один из вариантов – гастроли по России и Японии, по три-четыре концерта здесь и там. А в следующем году хотим сделать себе хедлайнерское турне по Европе. И, конечно, выступим на летних фестивалях. Но не сейчас.

Владимир ИМПАЛЕР
Вопросы также придумывал Дмитрий Кошелев.
Благодарим Ирину Иванову (AFM Records) за организацию интервью.