Дэвид Кит (Rainbow): Барабанщик с пиратского корабля
Наш собеседник – американец, ему 44 года, и он – барабанщик Rainbow. У Дэвида Кита пока не было достаточно времени, чтобы его имя ассоциировалось со знаменитой группой так же прочно, как имена Кози Пауэлла или Бобби Рондинелли, но именно теперь он в ней по праву – вернее, по выбору Ричи Блэкмора, а Ричи знает, что ему нужно…
Дэвид Кит родом из города Хартфорд, штат Коннектикут, барабанит с четырёх лет, играл джаз, блюз, прогрессив-рок. В 2010-м собрал поп-проект Mission Zero с сестрой Ченот Кит, а в 2012-м вытянул счастливый билет, присоединившись к Blackmore’s Night. «Я познакомился с Ричи через моего друга Барри Брострома, который с конца 90-х занимается концертным звуком Blackmore’s Night, – рассказывал он в одном из интервью. – Когда освободилось место барабанщика, он позвонил мне и сказал, что мне стоит попробовать. Я выложил на Youtube видео, где я играю пару песен Blackmore’s Night, и отправил им. Ричи позвал меня на живое прослушивание, а остальное, как говорится, уже история!»
Когда Ричи Блэкмору пришла идея снова собрать Rainbow, ритм-секцию он позвал из своей нынешней группы. Всё просто? Может быть, но когда перед тобой стоит задача сыграть вещи, на которых росли поколения фэнов, так, чтобы понравилось и слушателям, и бэндлидеру, справится только безупречный профессионал. Такой, как Дэвид. Скоро, уже в апреле, Ritchie Blackmore’s Rainbow приедет в Россию, и мы сможем убедиться в талантах барабанщика воочию. А перед этим визитом благодаря российскому интернет-фанклубу Ричи Блэкмора «Ritchie Blackmore’s World» у нас появилась возможность задать свои вопросы музыканту. Предлагаем вашему вниманию интервью – совместное для журнала и вконтакт-сообщества vk.com/richard_hugh_blackmore.
Новость о том, что Rainbow собираются посетить Россию, вызвала бурную реакцию среди поклонников группы и любителей музыки в целом. Чего ты ждешь от концертов? Есть ли какие-то особые планы на этот тур?
Я так рад возможности вернуться в Россию! Думаю, концерты будут просто прекрасными, и это, наверное, будет самая большая аудитория во всём туре. Уверен, у Ричи есть какие-то специальные планы по поводу этих выступлений, но мне он пока ничего не говорил.
В последний раз ты был в России в 2013 году с Blackmore’s Night. Какие у тебя остались впечатления от России?
В 2013 году я впервые побывал в России, и мне понравилась там каждая минута. Сначала мы остановились в Москве, где играли в «Крокус-Сити-Холле». Это был один из самых больших залов, в которых я выступал, и нас очень-очень тепло приняли! Хотя времени у нас было не много, мы посмотрели город, попробовали прекрасную местную кухню, кое-что узнали о русской истории. Надеюсь успеть больше в этот раз! Потом мы останавливались в Санкт-Петербурге – и это прекрасный город! Ещё один превосходный концерт, и снова тёплый прием от зрителей. Опять же, я рад, что нам удалось найти немного времени, чтобы посмотреть город (и белые ночи!). В той поездке я познакомился с прекраснейшими людьми, с которыми я до сих пор поддерживаю отношения.
Как ты готовился к исполнению материала Rainbow и Deep Purple? Ты изучал старые альбомы, или просто играл как свойственно тебе? Давал ли Ричи какие-то подсказки, или, может, выставлял требования?
Хотя исполнять эти песни совсем непросто, для меня это естественно. Я рос, играя в разных стилях, но на меня всегда влияла игра хард-роковых и прогрессив-роковых барабанщиков. Я понимал, что важно относиться к оригинальным партиям с уважением, при этом учитывая, что выступления Rainbow и Deep Purple отличались спонтанностью. Если послушать концертные записи, заметно, что Кози Пауэлл и Ян Пейс никогда не играли одни и те же песни одинаково. Они на каждом выступлении продолжали экспериментировать, создавать новое. Поэтому и я могу создавать собственные партии, в то же время сохраняя первоначальный дух песен.
Ричи играл с лучшими рок-барабанщиками, и для меня большая радость исполнять их партии! Я провел несчётное количество часов, слушая старые концертные записи, пытаясь как можно лучше понять, как играли все эти драммеры, что их уникальные умы привносили в музыку. Это дало мне более широкое понимание стиля каждого из них, и теперь я могу на каждом выступлении играть по-разному, оставаясь верным оригинальному стилю.
Какая из песен стала для тебя самой сложной? Были ли вещи, которые сначала выглядели простыми, но оказалось непросто их исполнять?
Было несколько песен, которые оказались труднее остальных. Сюда можно отнести «Burn» – она быстрая, мощная и не сбавляет оборотов. Некоторые из сбивок Иэна Пэйса такие быстрые, что сложно разобрать, что именно происходит! Это настоящее испытание, особенно учитывая, что мы играем её под конец шоу.
Ещё можно назвать «Child in Time». Очень эмоциональная песня, в ней много динамики, смен темпа, пауз и так далее. Она начинается чуть ли не шёпотом, становится всё громче и громче к соло, доходит до пика, потом резкая пауза, и всё начинается снова… Очень непросто правильно всё это исполнить.
В барабанной партии «Child in Time» есть два примера, которые кажутся простыми, но это не так. Первый – это когда Пэйс начинает бит после первого куплета, это медленный халф-тайм грув (half-time («половинный размер») – приём, когда основной ритмический рисунок играется вдвое более крупными длительностями, тогда как темп и музыкальный размер не меняются, – прим. ред.) со множеством «вкусных» маленьких заполнений и росчерков. Сложность в том, чтобы играть и просто, и тихо, добавляя эти заполнения там, где для них есть место, при этом не наступая на пятки другим музыкантам. Играть медленно и тихо не проще, чем играть громко и быстро! Затем песня всё развивается и развивается, пока эти высокие крики не доводят напряжение до крайности – очень сложно повышать громкость, не меняя темп и не убивая ритмическую пульсацию.
Второй пример – это соло-секция, где ускоряется темп, а ритм переключается на быстрый шаффл (shuffle (от англ. «шарканье») – идущий от ритм-энд-блюза и свинга ритм, близкий триольному, – прим. ред.). Шаффл и так играть непросто, но в этой песне быстрейший темп, из-за чего трудно сохранять чувство свинга, при этом всё ещё играя мощно. Иэн Пэйс – мастер шаффла, он играет его так, словно не прилагает никаких усилий. Также я слежу за тем, что играет Ричи, стараюсь подключаться и поддерживать его идеи, где это возможно. Это невероятное напряжение, и когда всё получается, волосы на затылке встают дыбом!
Ричи Блэкмор всегда умел удивлять, и в музыке, и в общении. Бывали случаи, на сцене и за кулисами, которые были для тебя сюрпризом?
Он нас всё время удивляет! На сцене мы должны постоянно за ним следить. Ричи может решить, что хочет удлинить соло, раньше закончить песню, или чтобы кто-то сыграл незапланированное соло… Конечно, он ещё и любитель розыгрышей. Этим летом, когда был финальный концерт в турне Blackmore’s Night, я сел за барабаны и обнаружил, что вся установка, тарелки и всё остальное, покрыты полудюймовым слоем детской присыпки! Первые несколько ударов подняли облако пудры, которое целиком накрыло меня и всё в радиусе десяти футов… Я до сих пор нахожу на установке присыпку.
За два года Rainbow дали только шесть концертов, и с каждым выступлением группа становилась всё сыгранней. Последний концерт 2017 года в Бирмингеме, наверное, лучший. Особенно удались «Lazy» и «Carry On… Jon». Очень интересно наблюдать, как ты реагируешь на идеи Ричи в его соло, в частности, в «Child in Time». Трудно ли играть, когда в каталоге так много песен, а на сцене столько импровизаций?
Спасибо! Ты всё верно заметил. Умение успешно подстраиваться, реагировать на спонтанные моменты и сходу понимать идеи друг друга приходит со временем. Чем больше играешь вместе, тем больше узнаёшь о стиле своих коллег, об их образе мыслей, о том, куда они могут зайти в своей игре.
Я всегда любил подхватывать музыкальные идеи, переводить спонтанные мелодические ходы в ритмические и таким образом их развивать. На концертах Rainbow многие из моих любимых моментов связаны как раз с этим… Ричи уходит в свободное соло, а я закрываю глаза, изо всех сил стараюсь успокоить свой ум, слушаю, какие он играет мелодии, и думаю, как я могу их подхватить. Когда такое случается, у меня появляется необыкновенное чувство единства в музыке, которое ни с чем нельзя сравнить.
Игра с Ричи научила меня всегда быть готовым к неожиданностям. Ему нравится быть непредсказуемым, и для него не проблема, например, начинать играть песни, которые мы никогда не репетировали, перед толпой в 15 тысяч человек, только чтобы посмотреть, как мы справимся…
Пожалуйста, расскажи о том, как прошёл самый первый концерт возрождённой группы Rainbow. Что ты испытывал перед выходом на сцену… и сразу же после концерта?
Мы стояли снаружи, под тентом, накрывавшим сцену и зону за сценой. Шёл небольшой дождь, и я очень старался немного разогреть руки и плечи, прежде чем мы выйти играть. Я без проблем сыграю перед любым количеством публики, но когда стоишь за кулисами, а снаружи 16 тысяч человек – это заставляет понервничать! Я скакал туда-сюда, отчасти от холода, отчасти от нервов. Мне не терпелось выйти на сцену, я знал, что как только мы начнём, я смогу сосредоточиться на шоу. Я очень старался успокоиться, но это было непросто! После концерта я ушёл в гримёрку и упал без сил, потный и счастливый. Концерт не был идеальным, но мы все почувствовали, что хорошо поработали. Как говорится, никто не пострадал (смеётся)!
Сейчас с того концерта прошло уже больше года. Есть ли в группе ощущение «химии»?
Я чувствую, что с каждым разом мы как группа становимся лучше. Пока мы отыграли лишь шесть концертов, и каждый делал нас сыгранней. На самом деле, я удивлен, что мы, так мало сыграв, уже так хорошо понимаем друг друга. Я всё еще немного волнуюсь перед концертами, но всегда уверен, что мы дадим хорошее шоу.
Можно ли сказать, что участники группы стали твоими настоящими друзьями?
Да! Мы постоянно общаемся друг с другом, хоть и живём в разных частях света.
Rainbow, Москва, «Олимпийский», 8.04.2018. Фото — Катерина Межекова.
Какой концерт Rainbow ты бы назвал лучшим?
Каждый был по-своему запоминающимся. Лично у меня нет любимого концерта, но есть любимые воспоминания! Выход на сцену на первом концерте в Лореляе (концертная площадка в Германии, недалеко от знаменитой скалы на берегу Рейна, — прим. ред.) и физическое ощущение напряжённо ревущей толпы – это чуть не снесло меня с ног! То, как мы в этом году сыграли вступление к «Stargazer»… Идея была совершенно спонтанной. Я знал эту партию, но Ричи никогда не исполнял её на концертах. На репетициях я предложил, что мог бы сыграть только свою часть, а потом взять паузу ради драматического эффекта. Ричи не был уверен, что из этого что-то выйдет. Перед самым началом песни я ещё раз предложил попробовать, Ричи с неохотой согласился, и… как говорится, толпа сошла с ума! Никогда этого не забуду.
И, конечно, «Child in Time». Это всегда так напряжённо и волнительно! Это не песня, а целый головокружительный аттракцион, в котором есть много места для импровизации и спонтанности. Действительно бешеная вещь!
Можно ли в группе критиковать Блэкмора и его игру? Как он на это реагирует?
Ричи сам себе лучший и злейший критик. Например, когда он ошибается на сцене, то обычно поворачивается к одному из нас и бьёт себя по заду! А нам – нам-то что критиковать? Мы играем его шедевры, и должны просто делать это как следует.
Как ты считаешь, есть ли в мире музыки ещё место для нового Иэна Пэйса?
Новый Иэн Пэйс? Он такой один! При этом я считаю, что сейчас крутых барабанщиков больше, чем раньше… У меня есть список барабанщиков (и других музыкантов), которые меня вдохновляют, и он постоянно растёт. Если меня читают барабанщики, вот мой совет: слушайте музыку разных стилей, из разных частей света, знакомьтесь с иными, непривычными вам манерами игры на ударных. За пределами вашей зоны комфорта лежит вдохновение, а новые идеи частенько находятся там, где их не ждешь!
Что ты вообще думаешь о роли рок-барабанщика в современном мире? Она всё та же, что и в семидесятых, или ты считаешь, что сейчас к драммерам другие требования?
Многое изменилось. Сейчас в роке так много категорий и поджанров, и в каждом разные стили игры на ударных. Барабанные соло больше не обязательны, многие вообще считают, что их надо запретить (смеётся). Конечно, по-прежнему важно делать шоу, большинство людей ходят на концерты ради заряда энергии, и от барабанщика многое зависит в этом плане. А в Rainbow передо мной ещё и стоит нелёгкая задача – выдать яркое шоу, при этом на «забивая» остальных музыкантов.
Rainbow, Москва, «Олимпийский», 8.04.2018. Фото — Катерина Межекова.
Расскажи о барабанной установке, на которой ты играешь в Rainbow.
Когда мы только начали репетировать в 2015 году, я привёз одну из своих установок – Fibes, по размеру очень похожую на ту, что использовал в своё время Кози Пауэлл. Двойная 26-дюймовая бас-бочка, два том-тома и два напольных том-тома. Они сделаны из чистого акрила, и это самые громкие барабаны, что я слышал. Но после 50 лет работы с громкими барабанами последнее, что хочет Ричи – это барабаны ещё громче… Поэтому после недели репетиций он решил взять установку марки Ayotte, на которой я играю в Blackmore’s Night. Ричи купил эту установку у Малькольма Дика, когда тот покинул группу в 2012 году, ему больше нравилось её мягкое звучание и средневековый вид. Я играл на ней в 2016 году и в Rainbow, и в Blackmore’s Night.
Но потом ты её переделал…
Да, в этом году при помощи Ayotte Drums я её немного расширил, и теперь играю с двойной бас-бочкой. Установка звучала здорово, но выглядела слишком маленькой по сравнению с той, к которой привыкли поклонники Rainbow. Сыграть свои партии на маленьких барабанах мне не трудно, но я тоже предпочитаю «барабанную кухню» побольше – так аутентичнее. Ayotte Drums – небольшая канадская компания, они делают первоклассные барабаны, но у них нет большого производства. Мне едва удалось отыскать что-то в продаже, но мне не повезло найти инструменты подходящих размеров, чтобы добиться того, чего я хотел. Я решил напрямую связаться с компанией, и вышел на её владельца и барабанного мастера. Его зовут Жан-Денис Бодуэн, и я с ним подружился, мы вместе работали над установкой. Он вручную собрал дополнительные барабаны, а также провел невероятную работу, подгоняя их под цвет основной установки. Завод находится в Квебеке, в шести часах езды от моего дома, поэтому мы с моей невестой поехали туда, чтобы забрать готовые ударные.
Какое барабанное «железо» и какие палочки ты используешь?
С 2013 года я играю исключительно на тарелках Dream Cymbals, для Rainbow я нашёл идеальное сочетание из серий Bliss и Dark Matter. В этом году я также начал работать с Aquarian Drumheads и Vater Drumsticks. Aquarian делают барабанные мембраны, которые передают звучание и внешний вид старого покрытия из телячьей кожи, это просто идеально для моей установки. Vater производят одни из самых твёрдых и неубиваемых палочек, на которых я только играл – у них чуть более влажное дерево, из-за чего древесина становится намного прочнее и надёжнее. Я предпочитаю палочки из линейки Fusion, которые покрыты плёнкой, из-за чего их удобнее держать, а также для лучшего подавления вибраций.
Изменил ли опыт игры с Ричи тебя как музыканта и барабанщика?
Каждая музыкальная ситуация – в чём-то особенная, так что очень важно наблюдать и слушать тех, с кем играешь, если хочешь создавать вместе с ними хорошую музыку. Я знаю, что это очевидно, но ты будешь удивлён, если узнаешь, как много людей этого не понимают! Хотя мне не кажется, что игра с Ричи изменила меня как музыканта, я очень многому у него научился с тех пор, как пришёл в 2012 году в Blackmore’s Night. Это касается и творчества, и жизни в целом.
Rainbow, Москва, «Олимпийский», 8.04.2018. Фото — Катерина Межекова.
К слову о Blackmore’s Night. Насколько отличается подход к игре для тебя в этой группе и в Rainbow?
Подход к музыке совершенно разный. Rainbow – это прямолинейный классический громкий рок! Эта музыка физически труднее, чем в Blackmore’s Night – я ударяю сильнее, а песни сами по себе быстрее и громче. В Rainbow я слушаю всю группу через ушные мониторы. Как обычно в рок-группах, прежде всего я «состыковываюсь» с басовыми партиями Боба, чтобы создать хорошую ритмическую основу, затем стараюсь следить за игрой Ричи, и так далее. А в Blackmore’s Night задача – прежде всего сообща ощутить некий средневековый дух этой музыки, наш подход к игре ближе к классическому, оркестровому.
Я представляю нашу группу командой пиратского корабля с капитаном Ричи у штурвала. В Blackmore’s Night я тоже пользуюсь ушными мониторами, но в них звучит лишь гитара Ричи, а остальных участников я слушаю через напольные мониторы за спиной. Поэтому я следую прежде всего за игрой Ричи. Я словно помогаю ему управлять кораблём…
Остались ли какие-то песни Rainbow или Deep Purple, которые вы ещё не исполняли, но которые тебе бы хотелось сыграть?
Множество! Из Rainbow – среди прочих, «Kill the King», «Gates of Babylon», «LA Connection» (отличный грув Кози Пауэлла!). Из Deep Purple Purple – мою любимую песню «Living Wreck», а также «Speed King», «Fireball» и «Space Truckin».
А есть ли вещи Blackmore’s Night, которые ты бы хотел сыграть с Rainbow с вокалом Ронни Ромеро?
Интересный вопрос. Эти группы совсем не похожи, но, думаю, есть несколько песен, которые могли бы подойти. Моя любимая – «The Circle», Кэндис в ней показывает, как мощно она может петь. Думаю, Ронни бы с ней отлично справился. Живьём мы играем версию «Difficult to Cure», которая переходит в «St. Theresa» Джоан Осборн – Ронни бы в ней тоже звучал убийственно.
Что ты думаешь о возможности написания и записи нового материала Rainbow? Есть какие-то шансы?
Я уверен, что Ронни с Ричи прямо сейчас работают над новым материалом, но я пока не знаю, какие у них планы, и будет ли это полноценный альбом. В начале года они выпустили две песни под именем Rainbow, но остальные музыканты участия в этих записях не принимали.
Давай поговорим о твоей собственной группе Mission Zero. Новый альбом вышел прошлым летом, это отличная музыка, очень необычная. Она показывает твою разносторонность как барабанщика и композитора…
Большое спасибо! Новый диск называется «Easy Tiger», я им очень горжусь – мне кажется, пока что это наш лучший альбом. Mission Zero создавалась, чтобы помочь моей сестре Ченот записать несколько сочинённых ею песен. Я собрал маленькую домашнюю студию, мы решили поработать над её музыкой и посмотреть, что из этого выйдет. Через несколько лет мы стали по-настоящему играть вместе, а «Easy Tiger» – лучший пример нашего сотрудничества.
Как протекает творческий процесс в Mission Zero?
Сперва мы играем друг другу задумки для песен, которые записали по отдельности. Выбираем то, что понравилось больше всего, и начинаем над этим работать. Обычно мы сидим вместе в студии, слушаем треки, обсуждаем идеи, потом, по мере появления, их записываем. Каждая песня особенная – какие-то из них выходят очень быстро, а другие приходится дорабатывать вечность! Когда все партии записаны, я начинаю доводить микс до совершенства. Обычно это бывает поздно ночью, когда я могу отключиться от всего мира и полностью сосредоточиться на том, что делаю. Потом отправляю микс Ченот, или мы слушаем его в студии вместе, делаем какие-то замечания, пока все не зазвучит правильно. Затем самый важный шаг – посылаем завершенные миксы на мастеринг! Этим лучше заниматься специалистам. То, что они делают – это какая-то чёрная магия!
Помогает ли опыт игры хард-рока и ренессансной музыки в написании и исполнении собственного материала?
Mission Zero, конечно, очень отличается от Rainbow и Blackmore’s Night, но мне одинаково комфортно во всех группах. Когда я учился играть, мой педагог советовал мне слушать как можно больше разной музыки, чтобы стать лучшим исполнителем в целом. Хотя между песнями Rainbow и Mission Zero нет явного сходства, понимание того, как всё это играть, делает меня более разносторонним музыкантом, дает мне разные навыки, которые могут мне пригодиться. Чем больше знаешь о музыке в целом, тем больше инструментов для самовыражения!
Есть в жизни что-то, из-за чего ты улетаешь «за радугу»? («Over the rainbow», цитата из песни, всегда открывающей концерт группы, – прим. ред.)
Skittles? Хорошее немецкое пиво? Виски? Ладно, вот мой ответ – шаффл Пурди («Purdie Shuffle»). Поищите!
Спасибо тебе за интервью, увидимся в России в апреле! Это будет здорово!
Большое спасибо, жду не дождусь следующего года!
Александр ПРОНЯКИН
Вопросы также придумывал Владимир Импалер.
Перевод – Александр Пронякин.
Опубликовано в «ИнРоке» №82/2017.
