Одно из тех интервью, которые вспоминаются с теплом и гордостью, состоялось в уже далеком 2004 году, когда вокалист Ронни Джеймс Дио общался с прессой по поводу альбома “Master of the Moon”. После этого было примирение с коллегами по «Саббат», запись с Heaven & Hell, гастроли в Москве, болезнь и смерть, которая всегда безвременна, даже для музыканта, который успел сделать в жизни столь многое.

Но, кажется, до сих пор помнится его спокойный и по-итальянски благозвучный голос в трубке. Текст был опубликован в «ИнРоке» №15, вышедшем в феврале 2005 года. Публикация на сайте приурочена к дню рождения певца – 10 июля ему бы исполнилось 72.

---

Предстоящий звонок главному сказочнику рок-музыки Ронни Джеймсу Дио заставил понервничать. Каким окажется человек, посвятивший всю свою жизнь творчеству? Смеющимся беззаботным эльфом или суровым волшебником? А может, скупым на слова бардом, во всём полагающимся на язык своей музыки?

Ронни, как выяснилось, необычайно красноречив, очень интеллигентен, вполне доброжелателен и абсолютно серьезен во всём, что касается его карьеры, его жизни, его музыки. Он заслужил право на серьёзное к себе отношение. Образ безумца, прожигателя жизни – это всё не о нём. Магия творчества Ронни – результат непрерывной, кропотливой работы. Свой путь в музыке Дио начал без малого полвека назад и не думает останавливаться. Во всяком случае, то, с каким жаром и горячностью он говорит о своем новом альбоме, не оставляет камня на камне от образа почивающего на лаврах ветерана.
И, наконец, у Ронни – красивейший голос. Почти такой, какой мы слышим на альбомах. Бархатный, низкий, очень разборчивый, и если бы не музыкальная карьера, читать бы ему лекции в университете…

«ЕСЛИ БЫ МЫ НЕ ИГРАЛИ ПЕСНИ BLACK SABBATH, ЛЮДИ НЕ СМОГЛИ БЫ ИХ УСЛЫШАТЬ В НОРМАЛЬНОМ ИСПОЛНЕНИИ»

Начнем с ваших недавних выступлений в России. Какие впечатления у вас от них остались?
Это был наш второй приезд, мы уже играли и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Тогда всё было прекрасно, концерт удался, публика была великолепна, на этот раз мы ждали такого же приема и не остались разочарованными.

В Москве в составе Dio в первый раз выступил бас-гитарист Руди Сарзо. Насколько удачно он дебютировал в группе?
Руди стал идеальной заменой Джимми Бэйну. Это трудная задача – заменить человека, к которому мы так привыкли и с которым играли столь долгое время, но такому талантливому музыканту, как Сарзо, всё под силу. Мы сразу поняли, что он нам подходит. Что немаловажно, Руди еще и человек прекрасный… А для меня очень важно, чтобы в группе были люди, с которыми сложились хорошие отношения. Ведь если это не так, то и игра не в радость, и музыка в результате оказывается в проигрыше.

Так значит, Джимми Бэйну было не в радость играть в команде, раз он ушел?
Думаю, это вопрос, который стоит задать Джимми, а не мне. Для меня его уход остался загадкой. Мы закончили отличное турне по Штатам – в компании с Iron Maiden и Motorhead – и все были довольны тем, как оно прошло. Далее была намечена запись альбома, но в запланированное время Джимми не дал о себе знать, и мы не смогли определить его местонахождение. Приступив к сочинению материала, мы всё же не прекращали поисков, но когда мне наконец удалось дозвониться до Бэйна, он, ответив: «Да-да, сейчас-сейчас», и не подумал присоединяться к нам. Мне стало совершенно очевидно, что запись с Dio не входит в его планы, так что я сам сказал Джимми: «Я всё понял, раз ты не проявляешь никакого энтузиазма в отношении нашего дела, наверное, лучше тебе заняться чем-то другим». Я слышал, что он организовал проект с нашим бывшим барабанщиком, Винни Эпписи (произносит именно так, с ударением на последнем слоге, – авт.), не знаю, что из этого вышло. Если Джимми имел ко мне какие-то претензии, то мне он об этом не сообщил, во всяком случае, мы расстались друзьями. Так что если ты хочешь узнать об истинных причинах ухода Бэйна, то только он может их тебе поведать, мне он о них не сказал. Мы не хотели, чтобы Джимми уходил.

Еще одна перемена – возвращение Крэйга Голди. Его уход перед записью предыдущего альбома объяснялся занятостью в автомобильном бизнесе. Так ли было на самом деле, и что случилось с его бизнесом сейчас?
Причины ухода Крэйга были, скорее, связаны с его личной жизнью. Голди женился; у его избранницы уже было двое детей подросткового возраста, вдобавок она родила сына от Крэйга. Внезапно из холостяка Крэйг превратился в человека, которому нужно заботиться о трех детях. В этой ситуации он не мог надолго покинуть семью, а группе нужно было отправиться в турне, и гитарист оказался, как говорится, между молотом и наковальней. С одной стороны, ему надо было зарабатывать деньги; с другой – суть его работы с нами как раз и состояла в том, чтобы быть готовым в любой момент отправиться на гастроли. Мы поняли его ситуацию и осознали неизбежность расставания.
Теперь Крэйг разобрался со своими проблемами, и мы с радостью приняли его обратно в коллектив. Мне очень хорошо работать вместе с ним, он – отличный соавтор.

То, что вы не играли вещи с альбома «Killing the Dragon», хотя концерты в России прошли под «шапкой» «Killing the Dragon tour», – результат смены гитариста?
Мы и не считали это турне посвященным «Killing the Dragon». Мы только что записали новый диск, «Master of the Moon», гастроли были посвящены именно ему. Альбом не успел выйти к началу турне, поэтому мы исполнили только одну новую песню. К тому же перед нами такой гигантский выбор композиций, что трудно реализовать все пожелания. Мы стараемся угодить не только себе, но и зрителям. Всегда кто-то приходит на концерт, желая послушать вещи Black Sabbath. Если бы мы их не играли, люди бы не имели возможности услышать эти песни в нормальном исполнении. То же самое – с репертуаром Rainbow. Песни этих групп – весомая часть моей карьеры, и не исполнить их – значит, серьезно огорчить публику.

«ПУСКАЙ ПЕСНИ ELF ОСТАНУТСЯ ТАКИМИ, КАКИМИ ОНИ ЕСТЬ: КАЧЕСТВЕННЫМ ПРОДУКТОМ СВОЕГО ВРЕМЕНИ»

Интересно, что вы до сих пор играете «Rainbow in the Dark» с вашего первого сольника, хотя не раз признавались в интервью, что эта вещь вам порядком надоела…
Знаете, это одна из тех композиций, которые мы не можем не исполнить. Всякий раз, когда я пою эту вещь, то понимаю, насколько она хороша и насколько важна для нас. Это своего рода «визитная карточка», то, за что вас любят, ради чего ходят на ваши концерты, и если от нее отказываешься, то обманываешь и себя, и фэнов. Не то чтобы я терпеть не могу «Rainbow in the Dark», нет, просто она – не из числа моих любимых песен, мне кажется, она не очень… не очень тяжелая…

На концерте вы объявляли старые песни, говоря: «А вот это – вещь из репертуара моей первой группы, а вот эта – из репертуара второй», имея в виду соответственно Rainbow и Black Sabbath. А как же Elf?
(Посмеивается.) Нет, просто творчество Elf – совсем иного рода, нежели Black Sabbath, Rainbow и Dio. В те времена мы лишь изредка могли позволить себе сыграть что-то хоть немного тяжелое. Это определялось и форматом группы – с фортепиано в составе мы звучали скорее как хонки-тонк-команда, применительно к року. Эти песни принадлежат своему времени. Я не ставлю целью возродить карьеру Elf, и поэтому выбираю вещи, которые люди наверняка помнят.

Но были в репертуаре Elf и песни потяжелее, такие как «Never More»…
Да, но всё равно для их исполнения нужна адаптация. Если вы их послушаете, то увидите, как велика там роль клавишных. Я не думаю, что мне стоит сейчас вдруг вводить фортепиано в состав группы. Было другое время, мы сочиняли совсем иную музыку… Пускай песни Elf останутся такими, какими есть: качественным продуктом своего времени. К моей сегодняшней карьере они не имеют никакого отношения.

Поговаривали, однако, о грядущем возрождении Elf с Дэйвом Фейнштейном и Джоем ДеМайо. Почему эти планы не были реализованы?
Проблема прежде всего во времени. Легко сказать: «Давай сделаем это прямо сейчас», но для меня приоритетом была и остается моя сольная группа. Мы должны сочинять песни для себя, должны концертировать; посвящая время и силы другой команде, я отнимаю их у своей. Но всё же мы обсуждали возможность реюниона, в нём должен был также участвовать наш барабанщик Саймон Райт. Однако наши графики опять не сошлись и я даже не знаю, произойдет ли это вообще. Может быть, когда-нибудь…

Я делал интервью с Фейнштейном, и он сообщил, что его сольный альбом, названный «One Night In The Jungle», сочинялся с расчетом на ваше участие. Так ли это?
Нет, я ничего об этом не знаю. У Рока (прозвище Дэйва, – авт.) должен выйти диск, который так и называется – «Feinstein». Мы живем в трех тысячах миль друг от друга, и я еще не узнавал у него, как дела с этим проектом, но, скорее всего, там спел Джон Уэст, он тоже отличный вокалист. А что касается сольника, то я ничего о нём не знаю, и Рок ни о чём меня не просил.

«КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА Я ПОЮ ПЕСНЮ, ТО ПЕРЕВОПЛОЩАЮСЬ, СТАНОВЛЮСЬ ЕЮ»

Вернемся к концерту. В нашем репортаже вас сравнивали с ребенком, который играет на сцене в свою любимую игру и стремится вовлечь в нее всю аудиторию… Насколько вы согласны с таким сравнением?
Знаете, игра – не очень удачное слово. Думаю, я действительно стремлюсь поделиться с публикой, но – своей радостью, счастьем от возможности петь, выступать, делать свое дело на таком высоком уровне так много лет подряд… И все, кто видел наше выступление, способны ощутить мою радость, и я хочу, чтобы зрители разделили ее со мной – и когда это происходит, то и концерт доставляет мне гораздо больше удовольствия. Мы… мы играем столь разные песни, что подчас словно отправляешься в иной мир, становишься другим человеком… нет, скорее – другим персонажем, актером, наверное. Знаете, как человек, написавший тексты песен, я отлично понимаю, о чём они, знаю, какую личность я должен изобразить. Если я пою депрессивную вещь, то и сам чувствую себя подавленно. Если я пою яростную, злую песню, то я и чувствую в себе ярость и злость. Но большую часть времени это всё же радость, счастье от пребывания на сцене, и если заменить слово «игра» на слово «радость», то всё будет справедливо.

Как вам удается сохранять свежесть чувств и эмоций, исполняя некоторые из хитов много-много лет подряд?
(Задумывается.). Знаете, я над этим просто не думаю. Каждый раз, когда я пою песню, то перевоплощаюсь, становлюсь ею. Я снова чувствую себя так, будто я ее только что сочинил. И это – единственно возможный подход. И еще – я буду петь только то, что мне нравится. Я написал много композиций, которые мне больше не хочется исполнять – я их и не исполняю. А если в песне есть строчка, которая меня волновала 20 лет назад, то она будет волновать и сейчас. Со мной – так. Наверное, причина в том, что я не устаю от самого себя.

В завершение концертной темы хотелось бы спросить, было ли в ходе вашей поездки в Россию что-то замечательное, необычное, что вам особенно запомнилось? Я слышал, вы добирались из Москвы в Питер на поезде…
Я не помню ничего замечательного, но нам действительно запомнилась поездка из Москвы в Санкт-Петербург. Сама по себе она была весьма скучной, но на полпути мы узнали, что у Руди Сарзо умерла мама. Трудно назвать это «замечательным», но на человека обрушилось огромное горе, и я сам не знаю, как ему удалось с этим справиться и сыграть концерт на следующий день. Но Руди справился.
Что касается приема аудитории, то публика – всегда самая лучшая, именно ради нее мы и даем турне. Так было и на сей раз. Говоря об организаторах, отмечу, что всё происходило весьма гладко, их команда, как в Москве, так и в Санкт-Петербурге, показала себя в лучшем свете.

«СОЧИНЯЯ В ОДИНОЧКУ, БЫВАЕТ, ЗАПУТЫВАЕШЬСЯ В САМОМ СЕБЕ, И НУЖЕН ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ»

Наши соболезнования Руди… Давайте теперь перейдем к новому альбому, «Master of the Moon». К какому из ваших предыдущих дисков он ближе всего?
Я бы сравнил эту работу прежде всего с «саббатовским» альбомом «Dehumanizer». Там больше медленных и среднетемповых песен, чем на «Killing the Dragon», кроме того, у него самый тяжелый звук, который когда-либо был у группы Dio. Есть немного и от диска «Magica».

Я бы еще назвал «Lock up the Wolves», в особенности это касается открывающей вещи, «One More for the Road», удивительно похожей на «Why are they watching me». Вы согласны?
Да, многие мне об этом говорили. Знаете, если вы творите достаточно долго, то у вас всегда найдутся вещи, похожие друг на друга. Сочиняя в одиночку, бывает, запутываешься в самом себе, и нужен взгляд со стороны. Товарищи по группе часто выручают меня, указывая на повторы.

А коллеги по группе не говорили вам, что рифф в начале «End of the World» очень похож на «Back in Black» AC/DC?
Да-да, это невозможно не заметить. Когда я сочинил рифф, то сам подумал – надо же, типичнейший «Back in Black». Однако мне так понравилось настроение этого фрагмента, что я его всё-таки использовал, немного изменив. Оставшаяся часть композиции не имеет с AC/DC ничего общего. Если уж заимствовать, то что-нибудь по-настоящему классное, а «Back in Black» – замечательная песня (смеётся), но, конечно же, заимствование было ненамеренным.

Если сравнивать вокальные партии на «Master of the Moon» и, скажем, «Magica», то на новом альбоме ваш голос звучит гораздо свежее и эмоциональнее. Может быть, вы записывали его с меньшим количеством дублей?
Дело не в этом. Количество дублей зависит от квалификации звукоинженера и от степени взаимопонимания с ним. Я сам продюсирую свои альбомы и считаю, что мне повезло с помощником. Его зовут Уэйн Дэвис, мы записали вместе уже пять дисков; парень действительно понимает, чего я хочу добиться, какого звука я стараюсь достичь, и ты прав, голос на новом альбоме звучит замечательно, в этом есть и заслуга Дэвиса.
Всё дело в песне. Простую вещь и записать можно быстрее. К счастью, сейчас даже самые сложные вокальные партии записывать неизмеримо проще, чем в старые времена, уже не нужно исполнять всю песню по тысяче раз от начала и до конца. Можно взять фрагмент оттуда, фрагмент отсюда. Так что дело не в дублях. Хотя я довольно быстро работаю. С одной вещью справляюсь обычно за час, если я уже распелся и композиция (в демо-версии, записанной в моей домашней студии) уже завершена. В этом нет особой сложности, тем более что все песни я отлично знаю, будучи их автором.

Дома вы работаете со всей группой или что-то «забиваете» на компьютере?
У меня цифровая студия, она довольно большая, но в демо-версиях песен мы программируем ударные на компьютере. Это делаю я, Крэйг, а иногда и Саймон. Конечно, на этот раз в подготовительной работе не участвовал бас-гитарист, поэтому все его партии на демо записывал Крэйг, однако все остальные были вовлечены в работу над композициями.

«И ВОТ ГЛАВНОЕ, ЧТО Я СКАЖУ О КОНТРОЛЕ: ПОЧТИ ВСЁ, К ЧЕМУ Я ПРИКЛАДЫВАЛ РУКУ, БЫЛО УСПЕШНЫМ»

Этот вопрос вы наверняка уже не раз слышали, но всё же я не могу его вам не задать. Некоторые из музыкантов, с которыми вы работали в прошлом, описывают вас как очень властного человека, стремящегося контролировать всё на свете. Буквально как диктатора (control freak)… Насколько это соответствует истине?
Что ж… Начнем с того, что мне совершенно безразлично то, что люди обо мне думают и как они меня называют. Я лучше знаю, кто я такой, и этого достаточно. Если спросить тех музыкантов, что работали со мной и не испытывают ко мне такую ненависть, как… как, возможно, Вивиан Кэмпбэлл, то они скажут, что я, действительно, стремлюсь к контролю, но не диктатор. В любой ситуации есть два пути – правильный и неправильный. И я настаиваю, чтобы мы шли по правильному пути. Я всегда хотел, чтобы в моей собственной группе была демократия, но ведь должен быть кто-то, кто может сказать окончательное «да» или «нет»! Если это выставляет меня тираном – да будет так. Это лучше, чем оказаться заваленным идеями и быть неспособным выбрать одну из них.
В конце концов, эта команда называется «Dio», и я всегда знал, что когда-нибудь у меня будет коллектив, где я смогу за всё отвечать. Раньше, в других ансамблях, у меня не было права голоса. Или мое мнение было недостаточно весомым для того, чтобы всё шло как следует. И вот главное, что я скажу о контроле: почти всё, к чему я прикладывал руку, было успешным. И я хочу делать своё дело хорошо. Сейчас я – хозяин своей собственной жизни.

Прошу прощения, если обидел вас этим вопросом…
Нет-нет-нет, ни в коем случае! Я просто говорю то, что чувствую в этой ситуации. Я же не раз уже слышал такие вещи. Знаю, что за люди это говорят. Знаю, почему эти люди так обо мне отзывается. И потому меня это всё не волнует. Я считаю, что они не правы. Но это – я, и было бы странно на моем месте считать иначе.
Много раз я протягивал людям успех на блюдечке, а сам отходил в сторону, вместо того, чтобы заявлять во всеуслышание: «Это я, это я всё сделал!» Разве диктаторы так поступают? Я не требую от всех тех, кто со мной работал, называть меня Мистер-Самый-Лучший-На-Свете, я и сам о себе так не думаю. Я не рок-звезда, не легенда, не «тот самый Ронни Джеймс Дио». Я просто певец в рок-группе. Успех мой в руках тех, кто со мной играет. То счастье, что я испытываю от музыки, дают мне они. От Rainbow до Sabbath, от Elf до Dio – все музыканты, с которыми я играл, очень дороги мне. Я уважаю всех этих людей и признаю их влияние на меня. Они сделали меня таким, какой я есть. Мне кажется, тираны с манией величия такие вещи сказать не способны…

Конечно, вы лучше себя знаете…
Безусловно! (Смеётся.)

«Я ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО СЕЙЧАС НЕПОДХОДЯЩЕЕ ВРЕМЯ ДЛЯ СКАЗОЧНЫХ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ АЛЬБОМОВ.»

Вернемся к новому диску. Вы всегда сочиняли очень глубокие, интересные стихи, и с точки зрения текстов «Master of the Moon» – возврат ко временам «Strange Highways» и «Angry Machines», к более абстрактным темам и проблемам нашего мира в сравнении с отвлеченной фэнтэзи-концепцией «Magica». Да и звучание ближе к тем двум альбомам, оно более злое, тяжелое. С чем связана такая эволюция?
Когда мы играли с Трэйси Джи, нам хотелось сделать что-то более современное, и во многом это было связано с творческой манерой гитариста и его исполнительским стилем. Трэйси оказался в группе прежде всего потому, что мне понравилась его игра как ритм-гитариста. Своим низким и увесистым гитарным звуком он напомнил мне Айомми. А по своему образу мыслей Трэйси – человек девяностых. Но за время сотрудничества с ним я понял, что с ролью соло-гитариста он справляется не очень хорошо. Это не ошибка Трэйси, он и не обещал большего, чем мог. Он отличный человек, и с ним было классно играть… Просто если Вив, Крэйг и Дуг Олдритч еще и способны выдавать прекрасные сольные партии, то в число талантов Трэйси это, увы, не входит.
Когда на место Трэйси пришел Крэйг, мы решили, что после двух весьма необычных для нас работ нужно сделать, наконец, то, что от нас давным-давно ждут фэны. Идея концептуального фэнтэзи-альбома возникла у меня задолго до записи «Magica», и вот пришел момент, когда мы смогли ее реализовать. Что касается «Killing the Dragon», то его мы решили сделать более прямолинейным, таким, как «Last in Line» и «Holy Diver». В то время в группе играл Дуг Олдритч. Он прекрасный музыкант и человек, но когда ему предложили место в Whitesnake, я сразу понял, что быть участником этой команды – давняя мечта Дуга. Собственные альбомы Олдритча и диски его старой группы Lion ближе по стилистике к Whitesnake, там больше блюз-рока, чем у нас. Да и денег Олдритчу, я догадываюсь, заплатили гораздо больше. Конечно, я был огорчен уходом Дуга, но я принял это его решение, мы остались хорошими друзьями.
Итак, первоначально я планировал, что следующим альбомом станет продолжение «Magica» – часть вторая и третья. Но когда мы приступили к работе, я почувствовал, что сейчас неподходящее время для сказочных концептуальных альбомов. Изменить планы меня заставило то, что происходит вокруг. Наш привычный мир изменился, он рассыпается на глазах. Три года прошло после 11 сентября, с тех пор человечество пережило теракты в Испании, разгорается война в Ираке, сотни и тысячи женщин и детей умирают в Судане, продолжается глобальное потепление, кризис перенаселения… Стоит только узнать новости – и испытываешь ощущение надвигающейся катастрофы. Вот что теперь занимает мое воображение. Я больше не хотел записывать альбом-сказку. Диск стал более агрессивным, но такова нынешняя реальность.

У нас как раз сегодня в Москве был теракт…
Да, я слышал в новостях о взрыве бомбы…

Да, около одной из станций метро (Рижская – авт.)
.
Это была бомба, заложенная в автомобиле, верно?

Похоже. Удивительно, что вы узнаете новости о нашей стране практически в то же время, что и мы сами. Вы следите за всем, что происходит в мире?
Да, и я помню, чуть раньше у вас были взрывы бомб в двух самолетах. Я сразу вспомнил про это, когда узнал о новом теракте. Понятно, что всё это – дело рук террористов. И кто бы ни стоял за терактами, это ужасно, ужасно… Весь мир наполняется страхом.

Я слышал, что одна из ваших новых вещей – «Man Who Would Be King» – посвящена Джорджу Бушу-младшему, это так?
На самом деле я сочинил песню про короля Ричарда Львиное Сердце. В IX веке он участвовал в первом крестовом походе. Войска крестоносцев пошли походом на Иерусалим, чтобы прогнать тех, кого они называли неверными, из святого для христиан города. И написав композицию, я понял, что ее сюжет удивительно подходит к тому, что происходит сегодня. Буш также ведет войну на Ближнем Востоке, может, у него другие цели, но они столь же ошибочны. Америка сейчас ведет свой крестовый поход, и это удивительным образом напоминает события Средних Веков. И достигая каких-то крошечных, мелких целей, в глобальном плане такие войны оборачиваются гигантским поражением. Но, сочиняя песню, я думал не о Джордже Буше. Я считаю, что музыканты должны оставаться музыкантами и не лезть в политику. Не думаю, что от нашего вмешательства что-либо серьезно изменится.

«BLACK SABBATH ПОДВЕЛИ БАНАЛЬНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ МАЛОДУШИЕ И НЕПОРЯДОЧНОСТЬ»

У нас осталось немного времени, и мне хотелось бы задать несколько вопросов о прошлом.
OK.

Когда вы присоединились к Black Sabbath, в команде какое-то время участвовал экс-басист Elf и Rainbow Крэйг Грубер, верно?
Да.

Некоторые источники утверждают, что он чуть ли не стал соавтором многих вещей на «Heaven and Hell».
НЕТ! Это неправда. Крэйг играл с нами, но не очень долго. Дело в том, что через два дня после того, как я оказался в группе, Гизер решил уйти, сославшись на личные проблемы. Я предложил Крэйга на замену, так как хорошо его знал и был уверен в способностях бас-гитариста. Крэйг всем понравился, и мы отправились в Майами, где шла запись альбома «Heaven and Hell». К тому времени мы уже сочинили почти весь материал. Крэйг отлично показал себя в студии, но вскоре Гизер вновь обнаружился и сообщил, что хочет вернуться в команду. Тони спросил меня, не против ли я, если бас-гитарист вернется. Я понимал, что остальные «саббатовцы» с самого начала не хотели, чтобы Гизер уходил, и Крэйгом они всё равно до конца довольны не будут. Так что я не стал возражать, зная, какую важную роль в оригинальных Black Sabbath играл Батлер.
А что касается авторства песен, я могу лишь сказать, что это неправда. Обычно я отвечаю на такие вымыслы следующим образом: «Если ты и правда сочинил эти великолепные композиции, то почему после этого не написал ни песни?» (Смеется.)

Вы не знаете, что сейчас с Крэйгом Грубером?
Нет, не знаю, даже и не представляю, чем он занимается. Думаю, что последняя группа, где он участвовал, о которой я слышал, была… (Задумывается.) Один из составов Гари Мура. Давным-давно. С тех пор я потерял с Крэйгом контакт. Надеюсь, что у него всё хорошо.

Второй раз вы присоединились к Black Sabbath в начале 90-х. К сожалению, на диске нет информации – вы сами сочинили все тексты или разделили эту обязанность с Гизером?
Все тексты – мои, кроме одного. Вещь «Master of Insanity» Гизер написал еще до моего появления в группе, двумя годами раньше, для какого-то иного проекта. Перед началом работы над «Dehumanizer» мы спросили Гизера и всех остальных, есть ли у них песни в запасе. Он ответил: «Есть одна, но она всё равно вам не понравится». Мы ее послушали и… единогласно одобрили.

Я также читал о том, что во время записи диска возникали такие серьезные разногласия, что Айомми даже приглашал Тони Мартина вам на замену. Это правда?
Нет. По крайней мере, я к этому не имел отношения. Я тоже слышал эту сплетню – согласно ей, они действительно вызывали Тони в студию в попытке меня заменить… Но в работе над альбомом он не участвовал.
Из-за такого отношения к делу команда и распалась. (Нервно усмехается.) Знаешь, если есть проблема, то простейший способ ее решить – это обсудить друг с другом. Высказать всё начистоту. Но они – не из числа людей, способных на откровенный разговор. Они собираются в темных уголках, шушукаются за спиной у других. Когда-нибудь они поймут, что натворили. Развалили своими действиями прекрасную группу, которая могла записать еще много замечательной музыки… Нас подвели банальное человеческое малодушие и непорядочность.

Тогда вы фактически пожертвовали своей сольной карьерой ради Black Sabbath. По прошествии времени не жалеете ли об этом решении?
Нет-нет. Если я решаюсь на такой серьезный шаг, как присоединение к коллективу, то для меня это – навсегда. Иначе зачем…? Я не стал бы возвращаться в Black Sabbath, чтобы записать альбом, отыграть турне и потом уйти. Это было не мое решение. Я думал, что мы собрались, потому что хотим играть вместе, и что мы не собираемся больше распадаться.
Для меня не существует такого понятия, как «сольная карьера». Есть команда, где я пою. Я никогда не занимаюсь параллельно двумя проектами. Не было случая, чтобы я сочинил песню и не показал ее группе, а отложил про запас для сольной карьеры.

«ПРЕВРАЩЕНИЕ В «НОСТАЛЬГИЧЕСКУЮ» КОМАНДУ ОЗНАЧАЛО БЫ КОНЕЦ МОЕЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ КАРЬЕРЫ»

Если проследить развитие стиля групп, в которых вы участвовали, то заметна тенденция к утяжелению – от хард-рока Rainbow до хэви-метала в сольной карьере. Как вы, музыкант, начавший с буги и рок-н-ролла, восприняли появление тяжелой музыки? Был ли поворот к металлу следствием изменения общей музыкальной коньюнктуры, или это был стиль, к которому вы всю жизнь стремились?
Моя карьера – это непрерывная эволюция. С самого начала, с дней в Elf, даже если наши песни были совсем не тяжелыми, я хотел, чтобы наша группа звучала громче и тяжелее всех вокруг. Rainbow, как ты сказал, были хард-роковой командой, но уже там я смог воплощать свои задумки, сочинять тексты и придумывать вокальные мелодии. Песни коллектива были не столь «металлическими», как мне бы хотелось, но самое важное – то, что мы соединили тяжесть с музыкальностью. Black Sabbath же стали для меня идеальной командой. Это – группа, которая основала хэви-метал, и я мог сочинять более мрачные, более тяжелые и в то же время очень мелодичные – и не в оззиевском, а в моем собственном стиле – вещи. Я всегда видел свою музыку такой, и в Black Sabbath наконец смог добиться своих целей.
В группе Dio я стремился объединить черты обоих коллективов – больше музыкальности при сохранении тяжести звучания. Это было чудесное время, наконец я мог делать всё, что хочу, экспериментировать со стилем как угодно. Так что я не буду утверждать, что всю жизнь хотел стать хэви-металлическим певцом. Это было естественное развитие – и моих вкусов, и музыки вокруг.

Когда вы только начинали играть, было ли у вас чувство, что вам суждено прославиться, стать великим певцом?
Нет, я уверен, что никогда так не думал. Не было никаких мыслей о грядущей звездной карьере. Я просто твердо знал, что я хорошо делаю свое дело. Но еще я понимал, что мне предстоят долгий путь и долгие поиски подходящих людей. То, что на меня обращали внимание великие музыканты, такие, как Ричи Блэкмор, дало мне шанс быть услышанным.

От начала вашей карьеры до выхода первой пластинки Elf прошло больше десяти лет, почему вы не добились контракта раньше?
Для начала – это не была группа Elf. Началом истории Elf следует считать выпуск одноименного диска. Прежде существовало множество команд – в частности, Electric Elves, у них менялись названия, менялся состав. Мы старались отсеивать слабых музыкантов и оставлять сильных, и так двигались к успеху.
В те времена, прежде чем получить хотя бы шанс на успех, нужно было как следует за него побороться. Пройти через все концерты в небольших барах, клубах, университетах, добиться возможности зарабатывать своей музыкой. Быть самоуверенными, в хорошем смысле этого слова. Музыканты, которые были в группе к моменту, когда мы взяли название Elf, знали всё это, прошли огонь и воду, и поэтому получение контракта было лишь вопросом времени.
Конечно, находясь на уровне клубов, я не собирался ограничиваться достигнутым. Всегда хотелось вырваться за пределы родного города, повидать весь мир… Но для этого сначала надо было пройти эту клубную школу, получить необходимый опыт.

И последний вопрос. Есть ли времена, в которые бы вы мечтали вернуться – скажем, период гигантских стадионных концертов 80-х…
Нет. Если когда-нибудь мы станем «ностальгической» командой, исполняющей старые хиты, это будет означать конец моей музыкальной карьеры. Я уйду на пенсию, как только это почувствую. У меня есть новый коллектив, есть новая музыка, и она заслуживает того, чтобы быть услышанной. Мы стараемся записывать альбом раз в год-полтора, и для нас очень важно, чтобы во главе угла в группе была музыка, а не ностальгические чувства. Отринуть всё это, поставить себя на одну доску с теми, кто думает лишь о том, как бы немного заработать, значит признаться в том, что как музыкант ты больше не существуешь. Так что этого не произойдет.

Беседовал Владимир ИМПАЛЕР.
Благодарим Максима Былкина («Союз Music») за помощь в организации интервью.