Джефф Берлин (Watanabe/Berlin/Hernandez): Вечный поиск

Наше интервью с американским супербасистом Джеффом Берлином (совершенно, кстати, нетипичное для «мыльной» переписки по обстоятельности и вдумчивости ответов) состоялось еще в 2008 году и было опубликовано в «ИнРоке» №31. А недавно появился хороший повод перечитать этот материал.

Ведь на следующей неделе, 16 апреля, Джефф приезжает в Москву, чтобы сыграть вместе с гитаристом Кадзуми Ватанабе и барабанщиком Орасио Эрнандесом в составе супер-фьюжн-трио. Это будет уникальное для Москвы событие – не пропустите!

«Самое трудное в музыке – делать то, что никто до тебя не делал», – считает бас-гитарист Джефф Берлин. Сам он всегда предпочитает трудный путь. И всё же, окидывая взглядом историю музыканта, понимаешь, что ему не о чем жалеть и не за что переживать.

Джефф вырос в Нью-Йорке, с пяти лет учился играть на скрипке, а взявшись за бас, сразу очутился в центре музыкальной жизни мегаполиса времен зарождения и расцвета джаз-рока. Он выступал с Биллом Бруфордом, Аланом Холдсуортом и Джоном Маклафлином, Скоттом Хендерсоном и Билли Кобэмом и своей блестящей игрой вдохновил немало будущих виртуозов. Считая существующую систему музыкального обучения сплошным надувательством, Джефф основал собственный колледж. Сейчас Берлин счастливо совмещает преподавание и выступления со звездами рока и джаза, регулярно дает мастер-классы и концертирует с интереснейшим проектом BX3, в котором, помимо Джеффа, участвуют еще два звездных басиста – Стю Хэмм и Билли Шиэн. Даже на самый простой вопрос у Берлина найдется глубокий, хорошо продуманный ответ.

Прежде чем говорить о музыке, хотелось бы спросить – правда ли, что у вас русские корни?
Да, мои бабушка и дедушка – родом из России.
Откуда именно?
Из Киева. Они эмигрировали то ли в 1915, то ли в 1920 году — точнее, во времена, когда у власти был Симон Петлюра. Потом они некоторое время жили в Бельгии.
А почему они эмигрировали?
В то время Россия была очень скверным местом для жизни, особенно для евреев. У бабушки был шрам через всё лицо – полицейский ударил ее за то, что она недостаточно быстро посторонилась с дороги, когда он скакал на лошади…
Вы начали свое обучение со скрипки, и все сулили вам большое будущее. Почему же потом вы забросили этот инструмент?
Просто мой отец почувствовал во мне музыкальный талант и решил, что мне надо заниматься – на скрипке, а на чём же еще? Мне тогда было пять лет. У меня действительно хорошо получалось, и я, быть может, так и стал бы скрипачом, если бы в один прекрасный день не увидел по телевизору The Beatles. Это было в 1964 году. В тот момент я понял, что хочу играть такую музыку, а скрипка мне в этом мало поможет.

Мы читали, что ваш отец – оперный певец. А вам самому не хотелось бы тоже стать вокалистом?
Нет-нет, никогда. Но я вырос под звуки оперных распевок отца. С детства я уже знал, что быть музыкантом означает огромный труд и непрестанные занятия. С этим принципом я живу и по сей день.
К тому же вы часто говорили, что скептически относитесь к музыкантам без соответствующего образования. Но ведь в роке и джазе масса примеров успеха талантливых самоучек…
К музыкантам без образования я отношусь совершенно нормально. Весь мой скепсис направлен на необразованных музыкантов, которые учат других. Ведь у них нет глубоких познаний о гармонии, сольфеджио, чтении нот. Они не разучивали этюды, не читали книг о тех инструментах, на которых играли. А если они никогда не учились, как они могут учить? Но в Америке это происходит сплошь и рядом.
Зато вы знаете толк в музыкальном наследии, что видно хотя бы по вашим переработкам классики для бас-гитары. Таким, как знаменитая «BACH» (версия прелюдии в до-минор). И. С. Бах – ваш любимый классический композитор?
Бах – один из многих композиторов, которых я люблю и ценю. Я записал прелюдию в до-минор в 80-х годах, тогда это было то, что надо. Технично сыгранная музыка была в то время очень популярна. Однако больше всего я люблю Бетховена. Разумеется, нравятся и другие классики – Стравинский, Равель, Дебюсси и Малер. Но Бетховен покорил мое сердце с пяти лет. В детстве я просто преклонялся перед ним. И до сих пор считаю, что его Девятая симфония – музыка, вдохновленная Богом. Не может смертный человек создать столь величественное и совершенное произведение, наполненное такой силой и красотой.

А что же тогда заставило вас отвернуться от классики и обратиться к современной музыке?
Я перестал играть классическую музыку, потому что устал; заниматься, чтобы хорошо ее играть, было слишком тяжело. Гораздо лучше просто послушать других, по-настоящему способных музыкантов, которые исполнят те же произведения гораздо лучше меня.
Что вам сейчас ближе – рок, джаз, фьюжн?
В настоящее время, пожалуй, джаз; я занимаюсь им больше всего. Только в этом жанре можно создавать что-то оригинальное всякий раз, когда играешь. Я по-прежнему много упражняюсь на инструменте и стараюсь постоянно обновлять и расширять свои приемы и стиль. Играю по-прежнему и рок-музыку. Но, когда я в группе главный, любой стиль превращается в джаз. Мой вариант джаза. Так у меня гораздо больше простора для творчества, для поиска новых подходов к игре на бас-гитаре.
Как вы считаете, что важнее для басиста – умение раскрепощенно импровизировать или четко держать ритм? И легко ли порой бывает удержаться и сыграть три ноты там, где напрашиваются десять?
Почти вся в мире музыка основана на ритме. Это значит, что большинству исполнителей на свете чувство ритма абсолютно необходимо. А сколько играть нот – не так важно. Важнее их чувствовать! Пол Маккартни сыграет три, Жако Пасториус – двадцать, еще кто-нибудь – одну или сто. Главное – чтобы эти ноты были уместны.

Сочиняя песню, вы мыслите как бас-гитарист, для которого важнее показать возможности своего инструмента, или как композитор, для которого все инструменты равноправны?
Мне важны оба подхода. Например, композиция “Brooklyn Uncompromised” из моего сольного альбома “Lumpy Jazz” – типичный опус для бас-гитары. А вот “Ars Longa Vita Brevis” с диска «Aneurythms” сочинялась на фортепиано, я работал над ней почти два месяца! Сейчас меня, правда, привлекают композиции «басового типа», но это ненадолго – думаю, в следующий раз я снова буду сочинять за фортепиано, потому что это очень плодотворный путь в открытии новых интересных гармоний.
Вернемся к прошлому. Вы были одним из первопроходцев солирующей бас-гитары. Что вас привело на этот путь, какие скрытые возможности инструмента вы хотели показать слушателям?
Основываясь на опыте игры на фортепиано и гитаре, я хотел определить, а можно ли применить такой же подход к бас-гитаре. Допустима ли на четырехструнном инструменте мелодическая игра, игра аккордами, контрапункт и будет ли это музыкально обусловлено? Если бы я не почувствовал, что это несет музыкальный смысл и своего рода зрелость, я бы не стал и браться за свои сольные басовые номера. Даже сейчас я порой предпочитаю уклоняться от басового солирования, потому что мне это кажется не таким важным, как раньше. Гораздо интереснее играть в ансамбле, быть частью ритм-секции и совместно с другими артистами создавать что-то осмысленное.

В те времена вы «принесли в массы» новые способы игры – слэп, тэппинг, но потом, когда началась повальная мода на слэп, вернулись к обычному звукоизвлечению. В чём причина – в появлении массы подражателей?
Именно так! Если мои приемы игры на бас-гитаре кто-то в состоянии сымитировать, то я постараюсь уйти от них и найти новый стиль. А ведь многие и не знают, что я был одним из первых слэп-басистов. Я применил этот прием на диске Билла Бруфорда 1978 года “One of a Kind” в треке «5G». А в 1985-м я играл тэппингом на первом сольнике «Champion» в композиции “Mother Lode”. Группа Бруфорда повлияла на многих музыкантов, они слушали нас и перенимали наши находки. Так у меня возник шанс популяризировать слэп и тэппинг среди музыкантов, которые никогда не слушали Ларри Грэма и Майкла Мэнринга. Но потом новые приемы стали всё более и более расхожими, и когда я это понял, то мгновенно отошел от них и приступил к дальнейшим поискам…
Так же было и с игрой на безладовом басу? Но ведь, по логике вещей, для скрипача игра на безладовом инструменте должна быть очень близкой?
Нет, я не играю на безладовом басу, потому что его звучание стало своего рода клише. Хотя многие со мной и не согласятся. Но ведь безладовый звук – изобретение Жако Пасториуса и, как я убежден, останется его «собственностью» до конца времен. Я не слышал ни одного басиста, который играл бы на безладовом инструменте иначе, чем Жако. Во всяком случае, настолько иначе, чтобы это можно было назвать оригинальностью. А что это означает? То, что немало музыкантов построили всю свою карьеру в рамках работ одного исполнителя. Они воспроизводят звуки, им изобретенные. Но про ладовую бас-гитару такого не скажешь. Каноны игры на обычном басу закладывались множеством музыкантов, это звучание не ассоциируется с каким-то одним именем.
Получается, ваша музыкальная эволюция шла от техничных, моторных партий, где на каждую 32-ю долю такта приходится по ноте, к большему мелодизму, лиризму? С чем это связано?
Думаю, с тем, что я становлюсь старше. Но я до сих пор обладаю прекрасной техникой, мои пальцы – одни из самых быстрых среди басистов. Но в наши дни молодежь способна добиться куда большей беглости. Мои же стремления с возрастом изменились – от жажды блеснуть техникой до желания сочинять интересные мелодичные басовые партии, находить неожиданные гармонии. В последние годы пришло новое поколение совершенно потрясающих бас-гитаристов, и мне тягаться с ними в технике уже немного бессмысленно.
Обращает на себя внимание и то, что теперь вы, во-первых, много играете аккордами; во-вторых, часто используете полифонические приемы, многоголосие. Это тоже новшество?
Нет! Аккорды и контрапункт интересовали меня всегда. Сейчас игру аккордами тоже многие взяли на вооружение, а значит, мне надо придумывать в этой области что-то новое. И я придумываю! Сейчас я изобрел абсолютно новый подход к мелодико-аккордовому стилю игры исключительно ради того, чтобы не звучать подобно моим «аккордовым» подражателям.
Вы говорите, что в каждом альбоме стараетесь найти какую-то новую басовую «фишку». Но ведь это же сложно – каждый раз изобретать что-то новое… И, вероятно, технические возможности бас-гитары уже все известны и в чём-то даже исчерпаны?
Нет, они никогда не будут исчерпаны, потому что никогда не прекратится «мозговой штурм» и поиск новых форм выражения. Никогда! И я тоже не останавливаюсь, стараюсь выйти за рамки обычного репертуара; иногда это получается, иногда – нет. Но продолжать поиск для меня – превыше всего! И каждая удачная находка – настоящий праздник. А неудача – тоже праздник, ведь я знаю, что сделал попытку.

Должно быть, для творческого поиска нужно множество самых разных и необычных моделей бас-гитар… Расскажите о ваших инструментах!
Вы будете смеяться, но бас-гитара у меня всего одна. Это именной Dean Jeff Berlin. Я никогда не был коллекционером инструментов. Мне просто нравится тот, на котором я играю – вот уже восемь лет подряд. Наверное, мне стоило бы позаботиться о «дублере» для гастролей, но пока что моя бас-гитара проявляет себя просто идеально. Остается только молиться, чтобы состояние инструмента оставалось хорошим, потому что если что-то случится с ним на концерте, я пропал!
Расскажите тогда об этой модели. Какие именно особенности, связанные именно с вашим стилем игры, с вашим исполнительским «аппаратом», вы попросили учесть разработчиков?
У модели есть две вариации – дорогая и бюджетная. В первой из них были учтены многие мои пожелания. К счастью, и дешевый бас в игре сохраняет те же самые свойства, но у него иные звукосниматели и мост. Другие отличия: у моей модели нет активной электроники, а у бюджетной есть переключатель между активным и пассивным режимом звукоснимателей. Лично я не люблю звучание активного баса и играю только на пассивных.
Да и вообще, должен признаться, Dean Jeff Berlin Signature – не самая популярная нынче модель бас-гитары. Многие покупают инструменты, польстившись на их внешний вид, а не из-за звука, что, как я считаю, очень глупо… А по внешнему виду мой бас самый обычный. Дерево – ольха (это единственный материал для бас-гитары, который я признаю), из такого делают табуретки; оно выглядит проще некуда, зато, по моим ощущениям, дает роскошный звук. Для меня звук и ощущение инструмента превыше всего, таков я как музыкант, такова и моя бас-гитара.
А не думали ли вы в поисках новых приемов о пяти- и шестиструнных инструментах? Или это излишество?
Да, излишество. Хотя многие со мной, как всегда, не согласятся. Просто я понял, что дополнительные струны мне ничего не дают. Я не играю лучше, у меня просто появляются лишние струны! Четырехструнный гриф сам по себе дает бесконечный простор для мелодизма. Не нужны новые струны на инструменте – нужны новые знания, новые навыки, а значит, просто больше упражнений…
Какими струнами вы пользуетесь?
Басовыми «Low Rider» фирмы DR Strings толщины .040, .060, .080 и .100.
Экспериментируете ли с настройкой?
Нет!

Настало время для традиционной лав-стори о комбиках Markbass. Как вы выбрали эти усилители и в каких ситуациях вы их используете?
Я играю через Markbass всегда. Куда бы я не втыкал свой инструмент – в студии ли, на репетиции, – это будет комбик Markbass. При желании я мог бы стать эндорсером любой фирмы, какой бы только захотел, но я отвечал на все предложения отказом, потому что ни один комбик не звучал так, как мне было надо. Наконец мне попался 15-дюймовый аппарат – посылка из Италии от Марко де Виргилиса, главы фирмы Markbass. Он отправил мне комбик просто наудачу, но, включившись, я понял: передо мной нечто доселе неслыханное! Этот звук был завораживающим: теплый рокот мидбасов окружал тонкий ореол высоких. Я сию же минуту предложил фирме стать ее эндорсером. Увидев, как я полюбил эту модель, Марко даже переименовал ее в «Jeff Berlin Combo» и продает под этим названием. Правда, большинство басистов любит 10-дюймовые комбики, но мне больше по душе звучание 15-дюймового. В конце концов я попросил Марко убрать из модели твитер, и получился самый роскошный басовый звук, который я только слышал за всю свою карьеру.
Расскажите о вашей собственной музыкальной школе – «The Players School of Music». Почему вы решили ее основать? Считали ли вы нынешнее музыкальное образование несовершенным?
На мой взгляд, нынешнее музыкальное образование – сущая катастрофа. По крайней мере в Америке. Найти место, где можно действительно чему-то научиться, всё сложнее и сложнее. Вместо настоящего образования – только лекции: одни музыканты думают, что могут помочь другим научиться играть. Уроки «грува», рока, развитие техники игры, занятия под метроном, использование табулатур – вот то, что популярно сейчас в Америке. Но на самом деле это абсолютно неверный подход к обучению, потому что эти уроки ставят во главу угла не музыку, а вещи по своей сути антимузыкальные.
В чём, в таком случае, отличие подхода «The Players School of Music»?
Мы учим музыке. Это прежде всего и превыше всего. Мы не преподаем трюки, не знакомим с популярными стилями, ведь для обучения им достаточно обзавестись альбомами этих исполнителей. Но нельзя, слушая диски, изучить гармонию, освоить басовые или гитарные упражнения. Музыка требует тренировки, и наши ученики практикуются в игре на своем инструменте.
Какие предметы изучаются в вашей школе? Есть ли среди них немузыкальные?
Нет, все наши предметы связаны с музыкой. С первого же дня студенты учатся настраивать свои инструменты на слух, читать и записывать ноты, играть в ансамбле. У нас нет дедлайнов, можно учиться сколько угодно. Если человек, поступая в нашу школу, вообще не знает нот, то мы начинаем его обучение с нотной грамоты. Всё, что мы требуем от студентов, – чтобы они закрепляли свои знания на практике. Этот метод, похоже, работает, потому что все, кто занимается у нас регулярно, показали стабильное улучшение качества игры.

Насколько важное место в вашем курсе занимает ансамблевая игра?
Если задуматься, то 99 % любых выступлений – это выступления в коллективе. А значит, это абсолютно необходимая дисциплина. Играя с другими музыкантами, слушая их критику и замечания, невозможно не стать лучше. Концертная практика хороша прежде всего тем, что дает возможность всем артистам обратить внимание на свои слабые места и поработать над устранением недостатков.
Сколько учеников лично у вас? И как вы их отбираете?
Обычно я либо тружусь в школе весь день, либо нахожусь в турне. В целом я предпочитаю преподавание, потому что мне хочется быть дома, рядом с детьми. Эта работа дает мне такую возможность. Со мной занимаются все студенты по классу электрической бас-гитары, а еще на мне – одно занятие в неделю по классу Live Playing Ensemble (живой ансамблевой игры). Я не провожу никаких прослушиваний и отборов, потому что считаю, что само желание прийти к нам заниматься уже и есть отбор. Зачем проверять человека на наличие каких-то навыков, если мы в первый же день в состоянии ему их дать?
Встречаются ли студенты из России?
Пока нет! К нам во Флориду приезжали ученики со всего мира, но русских еще не было.
А вообще, как вы считаете, можно ли «научиться рок-музыке» или люди уже рождаются рок-н-ролльщиками?
Можно родиться музыкантом, но нельзя родиться именно рок-н-ролльным музыкантом. Выбор стиля – это осознанный выбор. Кроме того, я считаю, что люди не должны платить деньги за обучение рок-н-роллу, потому что у рок-музыки нет такой успешной истории обучения, как у академической. Подумайте над этим! Абсолютно все музыканты, ставшие рок-звездами, начиная с 50-х и по наши дни, учились играть рок-музыку как угодно, только не в школах. Составьте список знаменитых рокеров, которые учили в школе рок-музыку! Я думаю, вы и десяти имен не наберете по всему миру.

Вы сотрудничали со многими замечательными музыкантами, в частности – барабанщиками. С кем было интереснее всего играть?
Мне повезло – я играл с великими ударниками и джаза, и рок-музыки. Среди них – Алекс Ван Хален, Нил Пирт, Билли Кобэм, Тони Уильямс, Винни Колайута, Алекс Акуна, Стив Гэдд, Дэнни Готлиб, Пол Вертико… Я могу перечислять до бесконечности!
Но если называть одного, то это, конечно, Билл Бруфорд. Он научил меня всему, что касается игры, записи, живых выступлений. Когда я пришел к нему в команду, в 1977 году, Билл был опытнейшим ударником мирового класса. У меня тоже был немалый опыт игры на местной сцене Нью-Йорка, но выступать в составе всемирно известных рок-групп мне никогда не доводилось. А у Билла за плечами были Yes, Genesis и King Crimson! Он передал мне свой опыт работы на сцене и в студии.
А с кем – сложнее всего?
Кто был самым трудным барабанщиком? О, этот парень обладал самым сложным характером на свете! Он, без сомнения, самый громкий ударник и самый эгоцентричный человек из всех, с кем мне приходилось играть. Я не стану с ним больше работать ни при каких обстоятельствах, потому что в его мозгах отвинтилась одна важная гайка. Любой читатель догадается, о ком я говорю, поэтому я не стану его называть.

К слову о Бруфорде – еще в «кримзоновское» время Роберт Фрипп критиковал его за увлечение джазом…
Роберт Фрипп порой бывает очень эксцентричным. Пусть говорит, что хочет!
Какими вообще вспоминаются те дни? Как тогда принимала аудитория ансамбль Билла Бруфорда? Ждала ли она «кримзоновских» хитов или это была совсем другая публика?
Не знаю, какая часть нашей фэнов слышала Билла в его «кримзоновский» период, наверняка были и такие. Но в те времена люди приходили на концерты не ради хитов, а для того, чтобы оценить игру хороших музыкантов. Мы с Аланом Холдсуортом на тот момент были практически неизвестны, но в группе Бруфорда на нас сразу обратили внимание. Я наслаждался игрой, каждый из концертов был прекрасен…
Как вы считаете, когда Билл выражал себя лучше всего – в Yes, King Crimson, в той группе, где вы играли, или, может быть, в наши дни?
Должен сказать, в настоящее время у него стабильная, сложившаяся карьера, и он, должно быть, достиг наиболее полного самовыражения именно сейчас.

Расскажите о вашей работе с Фрэнком Заппой. Повлиял ли он на ваше музыкальное мышление?
Мое сотрудничество с Фрэнком оказалось весьма непродолжительным. Он производил впечатление странноватого человека, а мне не очень нравилась его музыка. Да, это была лучшая в мире вакансия – для тех, кто обожает разбирать музыку в странных размерах. В команде играли настоящие виртуозы. Но потом я попросил Заппу о прибавке жалования, и он меня уволил. Но, честно говоря, мне просто было не очень по душе то, что он делал.
Кстати, на прошлой неделе мы видели в Вильнюсе памятник Фрэнку Заппе!
Что ж, Фрэнк был великим музыкантом, и нет ничего странного в том, что ему поставили памятник.
Поговорим о вашем новом альбоме «Aneurythms”. Первый его трек – явное посвящение «классическому джаз-року» а-ля Майлз Дэвис. Удалось ли вам пересекаться с Дэвисом в творческой работе?
В каком-то смысле – да! Когда я еще жил в Нью-Йорке, участником группы Майлза был замечательный барабанщик Эл Фостер. Мы с ним прежде часто играли по местным клубам. Однажды Эл передал мне, что Майлз просит меня заехать к ним в студию для записи! Но в то время я гастролировал в Европе с Тутсом Тилемансом и был вынужден отказаться. После этого Майлз ко мне больше не обращался…
Опять же, касаясь полифонии: пьеса «Ars Longa Vita Brevis» – это прямо-таки настоящая фуга! Вы использовали классические закономерности построения фуги?
Видимо, да! Сочиняя эту пьесу, я снова обратился к своим классическим музыкальным корням. Я очень горжусь ею – кажется, неплохо получилось.
Еще запоминаются ироничные названия композиций: «Porky & Beans» – явная пародия на «Porgy and Bess»…
Мне нравится так перемешивать слова и придумывать смешные названия. Смешные – в оригинале, а по-русски, думаю, они ничего не значат. Эта привычка, видимо, пришла из джазовых кругов: если можно «поиграть» с мелодией песни, то почему бы не сделать то же самое с ее названием?
А в жизни вы человек веселый?
Разумеется! Все в Америке знают меня как большого весельчака (смеется). Люди, бывает, ходят на концерты ради моих шуток. Это часть моей личности – опять же, джазовая часть. Великий барабанщик Дэнни Готлиб – единственный, кто может сравниться со мной по шуткам. Когда мы летим куда-нибудь вместе на самолете, то смехом заглушаем весь салон.
Вы работаете над записью и гастролируете с командой из известных музыкантов, связанных еще со множеством проектов и так далее. Как вам удается собирать их всех вместе?
Музыка – моя жизнь, а мой бизнес – музыкальный бизнес. Мы просто обсуждаем все вопросы – наличие времени, финансы, график репетиций, покупку авиабилетов, наконец, технические требования (такие как наличие усилителей Markbass на концертах)… Важно, чтобы мы смогли заработать немного денег (ведь это мой источник существования!). Я научился заранее обговаривать всё до мелочей – будь то концерт, мастер-класс или запись. Если приглашающая сторона согласна с моими условиями, значит вопрос решен. И я должен заботиться только о том, чтобы сыграть на максимуме своих способностей и оправдать возложенные на меня надежды.

Среди множества ваших проектов выделяется BX3 – уникальный по своей задумке гастролирующий состав из трех басистов: вы, Стю Хэмм и Билли Шиэн. В этой группе царит «свобода-равенство-братство» или есть явный лидер?
Лидер в команда, вероятно, Стю Хэмм. Мы с Билли и Стю отлично и с большим кайфом играем вместе, это партнерство равных музыкантов. Если надо, мы высказываем друг другу свои соображения и обсуждаем проблемы, но обычно самые крупные из них снимаются за пару минут… Я редко возвышаю голос, потому что всё и так отлично.
А что вы имеете против блюза? Напомним, ему посвящен номер «I hate the Blues… (but here’s one anyway»)».
Мне он просто не нравится! Для меня это очень скучная музыка, за исключением случаев, когда я могу сыграть соло. Для басиста мало что может быть скучнее, чем играть басовую партию в блюзовой песне.
Какой, по вашему мнению, должна быть идеальная ритм-секция?
Легкий вопрос! Если люди слышат четверти и воспринимают мелодию одинаково, если вам не требуется усилий, чтобы понять других музыкантов и почувствовать себя с ними на одной волне, то это – идеальная ритм-секция. Но если вы или барабанщик не чувствуете четверти одинаково, то пытаться исправить ситуацию бесполезно. Остается только уволиться самому или выгнать того парня. А потом пойти и поискать кого-нибудь, кто слышит вещи так же, как вы.
Есть ли музыканты, с которыми вы мечтали бы сыграть?
Их множество: Джон Скофилд, Херби Хэнкок, Пэт Мэтини, Уэйн Шортер, Нора Джонс… список очень длинный. Я люблю играть со всеми, кто ставит музыку на вершину списка своих приоритетов.
Были ли вы когда-нибудь в России? Есть ли шансы увидеть вас с концертом или мастер-классом?
Никогда не был. Если будут хорошие предложения, я с радостью приеду и постараюсь дать отличный концерт. И не забывайте, что я потрясающий учитель и мастер-классер экстра-класса. Только одно пожелание: если кто-нибудь захочет пригласить меня в Россию, то самый подходящий период для приезда — лето. Я играю лучше, когда руки не мерзнут.
И напоследок: все, кого заинтересовала моя музыка, могут заказать диски на сайте www.cdbaby.com/jeffberlin.