Михаил Борзыкин («Телевизор»): Оторвать лицо от тарелки
Михаил Борзыкин – лидер питерской группы «Телевизор», один из немногих героев родом из 80-х, кто и сегодня продолжает оставаться действующей оппозицией музыкальному истеблишменту. Песни «Телевизора» 80-х годов («Три-четыре гада», «Твой папа фашист», «Отечество иллюзий», «Шествие рыб» и другие) сейчас звучат удивительно актуально, заставляя задуматься о процессах, проходящих в обществе и в стране.
Музыкально работы «Телевизора», созданные на стыке тяжелой электроники и романтичной «новой волны», также очень интересны. Недавно, наконец, увидел свет оригинал «потерянного» альбома 1989 года «Отчуждение», который в свое время был положен на полку продюсером (в связи с конфликтом по юридическим и финансовым вопросам), и заново записан музыкантами спустя много лет (альбом «Отчуждение-2005»). Выпуск оригинала стал возможным благодаря лейблу «Геометрия», сумевшему уладить вопрос с авторскими правами, и издавшему оба «Отчуждения» в виде бокс-сета. Долгожданному релизу был посвящен ноябрьский концерт в клубе «Б2», предваренный небольшой импровизированной пресс-конференцией. Ее материал мы и предлагаем вашему вниманию.
В уютной гримерке клуба «Б2» собрались музыканты, представители лейбла и журналисты. Беседа оказалась дружеской и непринужденной, ответы Михаила Борзыкина были вдумчивыми и обстоятельными. Видно было, что по поводу столь радостного события никто «ломать копья» не собирается.
Елена Савицкая: Расскажите, как всё-таки удалось решить вопрос с продюсером Александром Шульгиным?
Михаил Борзыкин: Сначала в частном порядке пытались решить вопрос, менеджмент группы звонил ему в течение 15 лет, а потом за это взялась «Геометрия». И благодаря упорству руководителей лейбла, в частности, Павла Кострикина, удалось решить вопрос. Видимо, он тайно посещал курсы психологии! (Смеется).
Е.С. Павел, раскройте нам секрет!
Павел Кострикин (лейбл «Геометрия»): Как-то удалось договориться, смягчить все эти углы. Конечно, возникали недовольства с обеих сторон, что вполне объяснимо. И Шульгин имел право на материал, как человек, вложивший деньги в запись, и авторы. Слава богу, всё это закончилось, и альбом вышел в свет.
Е.С. Речь шла о какой-то компенсации?
П.К.: Коммерческие вопросы освещать не будем, но лицензионный договор официально подписан – и с авторами, и на фонограмму.
Остается поздравить с таким финалом!
П.К.: Спасибо! Аплодисменты!
Дмитрий Кошелев («InRock»): Я рылся в «Википедии» и нашел информацию, что изначально в «Отчуждение» вроде бы входило тринадцать треков. Как же так, на диске-то одиннадцать!
М.Б: Такие вещи я уже сейчас не помню, но если одиннадцать, то так и должно быть. Я забываю количество песен в альбомах через год после их издания. Жень, что там за тринадцать?
Евгений Гапеев (звукорежиссер ремастеринга): Дело в том, что всё это выкладывалось в Сети, кто-то скомпилировал, причем были разные варианты…
Е.С.: Кто-то всё-таки слил!
Е.Г: Конечно. И в этой сетевой компиляции были две песни, записанные немцами осенью 1987 – за два года до этого для фильма «Давай рок-н-ролл» (1988). Их вставили до кучи туда. То есть это неальбомные вещи. Но у меня, собственно, был другой вопрос. В «Отчуждении» есть еще три вещи, которые появились на более раннем альбоме «Отечество иллюзий», а потом попали сюда. Почему так получилось?
М.Б.: Это другие версии тех же песен (собственно «Отечество иллюзий», «Дети уходят» и «Три-четыре гада»). Нам разонравилось, как мы записали их на предыдущем альбоме, и мы решили их переделать. Песню «Отечество иллюзий» мы записали в слишком медленном темпе, а когда начали играть ее на концертах, то поняли, что она должна звучать бодрее. Немного изменились концертные аранжировки, и мы решили это закрепить в альбомной версии. Они стали понасыщеннее, добавились гитары с дисторшеном.
Е.С.: А что это вообще за студия при Кардиологическом центре в Москве, на которой записывалось «Отчуждение»?
М.Б.: Тогда же всё делалось по советским квотам, и видимо столько денег дали на кардиологический центр, что и на студию хватило.
Не то, что сейчас!
М.Б.: Да. Разговор шел о том, что мы делаем записи, чтобы сердечных больных как-то успокаивать. (Смех.) Но при этом студия была очень навороченная, самая современная аппаратура, на таких студиях мы еще не писались.
Е.Г.: Звукорежиссеры мне рассказывали, что им понадобилась в этот медицинский центр видеостудия, чтобы снимать операции. Но поскольку деньги остались, поставили и звук (хаха). Так вот что я еще хотел спросить. В песне «Отечество иллюзий» есть вступление, там звучат сэмплированные голоса. Один стопроцентно узнаваемый, а насчет второго возникли споры. Я его сейчас включу…
Включает.Звучат короткие фразы на русском (М. Горбачев) и немецком языках.
М. Б.: Ну, это списано с телевизора, Горбачев выступал где-то в Германии, и его переводчик переводил.
Е. Г.: То есть это переводчик, а не Борзыкин?
М.Б.: Нет. Я иногда в концертах вот это «геботен» вставлял, хотя и не знаю, что оно означает. Вообще немецкий язык вызывает много ассоциаций в русском народе…
Е.Г.: Но технически как вы это сделали? Это ж резать-клеить… Компьютеров-то еще не было!
М.Б.: Какие-то кусочки он (звукорежиссер оригинальной записи Георгий Руденко, – прим. ред.) с одной дорожки на другую переписывал туда-сюда. На студии же несколько магнитофонов было. То есть это не так сложно.
Е.Г.: Я созванивался с бывшим клавишником «Телевизора» Игорем Бабановым, который уезжал за границу и недавно вернулся в Россию. Мы посчитали, сколько денег было истрачено на студию – примерная тогдашняя стоимость двухкомнатной квартиры.
Е.С.: В общем, альбом вышел сразу платиновый. (Смех.)
М.Б.: Да, такие были несоответствия, связанные со временем распада империи.
Денис Ступников (музыкальный редактор мультипортала KM.RU): как вообще проходила работа над альбомом?
М.Б.: Времени на запись было достаточно много, поэтому вдохновение нас регулярно посещало. Действительно, это был нормальный студийный процесс. Приехали в неродной город, поселили нас в общежитии, хорошо кормили, и каждый день в течение месяца с утра до вечера мы работали на студии. Было много творчества.
Е.С.: Интересно, а насколько современно звучит эта запись по нынешним стандартам? Пришлось ли делать ремастеринг?
М.Б.: Пришлось, но, в общем, она хороша по тем временам.
Александр В. Волков (свободный журналист): Вопрос, мне кажется, не только про качество, но и про эстетику…
Е.С.: И про актуальность.
Е.Г.: «Политпесня» и другие вещи с «Отчуждения», я их слушаю и думаю – 25 лет прошло, а эти тексты вылезли опять. Еще бы лет 15 назад я подумал – какие сталинисты, а сейчас…
А.В.: И так каждые 25 лет.
М.Б.: Я иногда менял слова: не «борец против рок-н-ролла», а «седовласый певец рок-н-ролла». Потому что места тех героев заняли мои современники и некоторые друзья. Наши консервативные рок-звезды сами превратились в тех, кто отстаивает имперские, можно сказать, антирок-н-ролльные взгляды. Это очень печально. Рок-ролл – в первую очередь, свобода, по крайней мере, для меня.
Д.С.: В продолжение темы актуальности альбома – памятная история, когда выходило «Отчуждение-2005», перезаписанное. Отчаявшись, вы сделали эту запись заново, и она была представлена здесь же, на этой сцене. Как сейчас, по прошествии 9 лет, вы оцениваете эту запись, с учетом того, что издан оригинал. Как по отношению друг к другу их воспринимать?
М.Б.: Для подробного анализа у меня еще будет время, я только что получил первый экземпляр. Но вообще они конечно разные. Потому что новая запись сделана в сухой манере 2000-х, здесь нет больших объемных ревербераций, мне показалось, что это неинтересно. Но при этом пропали какие-то нюансы коллективной работы, когда каждый из четырех музыкантов вставлял свою детальку, придумывал по ходу эффекты, партии. А тут аранжировки уже известны, их нужно было только сделать в более современном звучании. Оно более высушенное, но более упругое. В общем, это такие тонкости… Разные получились альбомы по подходу и по звуку. Первый альбом более артроково-мягкий, а второй – электронно-жесткий. Вообще самому интересно посмотреть, что у человека, который это придумал, через 15 лет с головой произошло.
Д.С.: А что вам самому больше нравится?
М.Б.: Ой, чем дальше туда, в детство, тем почему-то меньше нравится. Начинаешь вспоминать, какие ошибки допускались, и… короче, я не склонен к ностальгии. Ни по советскому детству, ни по чему.
Е.Г.: У Телевизора, как я понимаю, в 1989 году не так много концертов было?
М.Б.: У нас был большой тур по Европе, мы на 3-4 месяца уезжали, и здесь действительно не так много было концертов.
Е.Г.: А в 90-е уже поменялся состав, был тур на Волге «Рок чистой воды», другие песни…
М.Б.: Да, была идея, что надо серьезно поработать, выйти на другой качественный уровень. Поэтому некоторые песни получились несколько вычурные, точнее, усложненные не только для «Телевизора», а для общей тенденции тех времен. Потому что как раз тогда начала проявляться тенденция к упрощению, к стадионной музыке, и многие коллеги писали такие хиты, которые можно было, грубо говоря, продать населению на стадионах.
А.В.: А сейчас эта тенденция дошла до конца.
М.Б.: К сожалению, да. Это очень печально.
Е.С.: То есть получается, что «Телевизор» шел вразрез с этой тенденцией.
М.Б.: Довольно осознанно, потому что мы тогда наездились по Европам, посмотрели, как люди там корпят над каждой нотой, как они ответственно относятся к аранжировкам, звуку. И по возвращении у нас была идея, что надо свою студию создать, что мы и сделали в 90-м году…
Е.Г.: Это была студия на Фонтанке?
М.Б.: Да, на Фонтанке. И там мы хотели писать свои альбомы, чтобы нам никто не мешал. И, в общем, нас не привлекала идея двигаться за кризисным мейнстримом, провозглашавшим, что раз уж на полках ничего нет, то люди хотят зрелищ, которые должны быть не сложнее хлеба. Мы позаписывались с голландскими музыкантами, прониклись атмосферой… У них были пособия, были арендованные на 30 лет вперед усадьбы, где можно было устраивать студии и даже выращивать траву. И при этом никаких особых перспектив на то, чтобы стать всемирно известными. Как и у нас.
Еще нас подхлестнуло то, что бежать за уходящим паровозом, в общем, бессмысленно, тем более что он уходит не в ту сторону.
Е.С.: Вы сказали, что на рубеже 80-х – 90-х народ хотел от музыки простоты, доступности, может быть, ухода в карнавальную эстетику. А сейчас – можно ли провести параллели? Чего сейчас хочет народ от музыки, от искусства?
М.Б.: В жанре, который условно можно назвать рок-музыкой, эта тенденция, по-моему, продолжилась. Потому что следующее поколение за нами – там еще проще мелодика, ритмика. Появился радиоформат, который требует этой простоты. Появились застывшие бронзовые звезды «народного» рок-н-ролла. Это всё может исполняться под гитарку, в компании – то, что получило название русский рок, а теперь многие музыканты называют это говнорок. Сейчас есть какие-то хипстерские проекты, довольно любопытные, но всенародной любви они, боюсь, не смогут завоевать. По-моему, во всём мире это происходит – всё вторично. Английские группы типа Franz Ferdinand, Arctic Monkeys, эмо-проекты – подражают 80-м. А тогда все это появилось впервые – в обычном блюзе, рок-н-ролле этого не было.
Сейчас музыка перекочевала в разряд товаров широкого потребления, эстеты перестали ходить на рок-концерты. Большинство рок-клубовской публики конца 80-х разъехалось по миру. Ну и клонирование, конечно, происходит. Пятая Земфира, седьмой Мумий Тролль… Это одна большая машина по изготовлению музыкальных гамбургеров. Мне сказали, что в Германии сейчас очухались, там появилось несколько радиостанций, куда зовут критиков, продвигают молодые группы, проходят серьезные рассуждения о музыке. Это помогает создать ту самую живую среду, из которой потом выйдут новые звезды. И нам бы тоже надо, но для этого нужна вокруг обстановочка поспокойнее, мне кажется. Нужно создать это варево, когда молодые музыканты могут общаться со старшими звездами и перенимать у них опыт. Чем был хорош рок-клуб, так постоянным соперничеством. 20-30 групп, которые считали себя «первым эшелоном», постоянно каждый год придумывали что-то новое, чтобы поразить соседнюю группу. Сейчас больше собираются ради проекта, если этот проект не выстреливает в течение года, группа распадается. А «выстрелить» – значит написать форматный хит, попасть на радио и там ротироваться. Печально, что талантливые музыканты, которым это не удается, иной раз бросают творчество, погружаются в депрессию…
Е.С.: Могут ли сейчас появится новые рок-лидеры?
М.Б.: Наверное, могут. Для этого опять же должна появиться какая-то среда. Все-таки 80-е годы ее образовали. Поначалу это было вибрацией творческой интеллигенции, на концертах в рок-клубе сидело 500 человек, из них 300 – поэты, музыканты, художники. И они формировали вкусы большой тусовки. И если сейчас будет в воздухе носиться идея, что нам надоело старое, мы не хотим назад, нам нужно новое – тогда и появятся эти лакуны для возникновения новых сообществ, новых лидеров. Сейчас передатчик есть, нет приемника. Разноволновое движение. И страсть к упрощенным формам отодвигает на задний план некоторые вещи, которые актуальны сейчас. Это вопрос совпадения синусоиды. Тогда всё это в воздухе витало, мы чувствовали кожей – всё, ну сколько можно! Сейчас люди еще не напотреблялись. Нужно оторвать лицо от тарелки. Либо наоборот – чтобы желудок заурчал. Тогда тоже захочется чего-нибудь новенького. Будем ждать.
А.В.:В середине ноября вы выступали в Киеве, как вас там принимали?
М.Б.: Нас принимали очень тепло, устроили овации. Мы выступали вместе с украинскими группами «Коллежский асессор» и «Лабиринт». Публика очень доброжелательная, и все ждут, что война закончится. При этом меня поразило, что они умудрились восстановить весь центр: вся брусчатка, которая была разобрана, все дома, которые были сожжены – всё почищено, убрано. Рядом с Майданом сидит человек в бандане и поет Виктора Цоя. От Киева осталось мирное ощущение. Такие же вкусные борщи, работающие кафешки… Но есть и люди, которые хотят ехать добровольцами на восток страны, они находятся в ожидании… Такая вот странная ситуация.
А.В.: Не настало ли там время рок-н-ролла?
М.Б.: Когда пушки грохочут, это тяжело… У меня вот, например, сейчас творческий кризис, я не знаю, что сказать. У всех же там родственники, друзья… Киев всегда был рок-н-ролльным городом, в центре проходило много открытых концертов, это всё разрешалось. Там много интересных команд. Думаю, всё это будет продолжаться.
Д.К.: На одном из сайтов было сказано, что сегодняшний концерт – один из последних перед долгим перерывом…
М.Б.: Да, мне сейчас хочется отдохнуть. Будет перерыв, и сколько он продлится, я не знаю. Я так погрузился в это всё, было очень много разочарований… Надо отдохнуть и от самого себя, и от родины. А там посмотрим.
Елена САВИЦКАЯ
Фото автора.
