Марк Фарнер (экс Grand Funk Railroad): Любовь имеет свойство возвращаться
Существуют команды, чье место в истории рок-музыки не заметить невозможно. Среди них – американцы Grand Funk Railroad. Есть даже распространенное мнение о «большой четверке хард-рока», куда входят и Марк Фарнер с компанией.
Правда, американское происхождение делает GFR своего рода белой вороной на фоне британской троицы. Да и нынешняя ситуация странновата: с одной стороны, гитарист/вокалист Марк Фарнер ведет активную сольную деятельность, регулярно выпускает сольные диски, с другой – барабанщик Дон Брюэр и басист Мэл Шэчер поддерживают на плаву Grand Funk Railroad в измененном составе. И кажется немыслимым, что Фарнер сейчас, под конец 2011 года, побывал в Москве впервые!
Разумеется, мы не могли упустить случая побеседовать с легендарным музыкантом.
В разговоре Марк показал себя естественным, легким в общении и открытым собеседником. И не скажешь, что он – лицо и голос одной из самых популярных в Америке команд! Слава совершенно точно не испортила Фарнера, а вот почему – вы поймете, прочитав интервью.
Марк, мой первый вопрос достаточно традиционный. Вы впервые в Москве и вообще в России, что этот визит значит для вас: это очередная остановка на карте гастрольного маршрута или что-то особенное?
Именно так – особенное! Это не комплимент, для меня это действительно очень важная поездка. Дело в том, что мой близкий друг Джо Линн Тернер – может, вы знаете такого, он часто у вас бывает – уже давно говорил мне, что я обязательно должен выступить в России. У русских, по его словам, огромное желание увидеть «живьем» своих героев, тех, чьи пластинки они слушали в советское время, много лет назад, но по понятным причинам не могли увидеть их на сцене. Джо почувствовал это на себе, когда впервые попал к вам. Поэтому, когда я получил предложение выступить в России, то сразу согласился. Теперь с нетерпением жду завтрашний концерт, чтобы самому убедиться, насколько был прав Джо.
Вы уже давно сами стали настоящей рок-легендой, образцом для подражания среди молодых. А кто в начале вашего пути оказал влияние на вас как на гитариста? Кого вы считаете сегодня заслуживающим внимания?
Отвечаю, даже не раздумывая – Cream. Точнее, их самый первый альбом «Fresh Cream». Я был просто очарован звучанием гитары Эрика Клэптона. Она приковывала внимание целиком и полностью, это было нечто! Для меня в игре на гитаре важнее всего не техника, а чувства. Cream тогда полностью изменили роль гитары в музыке. К сожалению, Клэптон после «Fresh Cream» так больше никогда не играл. Безусловно, среди моих кумиров — и Джими Хендрикс. Вот он для меня — настоящий бог гитары. Джими мог заставить ее кричать, плакать, говорить, и я понимал этот язык. Еще один удивительный гитарист – Джефф Бек. Для меня он сейчас №1. Очень хорош Рик Дерринджер. Это еще один музыкант, которого я люблю, он и сегодня играет так же великолепно, как и много лет назад.
Что касается вокалистов, то самое большое влияние на меня оказал Говард Тейт (Howard Tate – негритянский исполнитель блюза, соул и госпел. Скончался в возрасте 72 лет буквально за несколько дней до приезда Марка Фарнера в Москву, – примеч. авт.). Он поёт для души. Едва услышав его, я сразу понял, что хочу петь как он. И постоянно к этому стремился. Не знаю уж, насколько у меня получилось, но я старался! (Смеется.) Среди моих кумиров также Арета Фрэнклин и Стиви Уандер. Я чувствую, о чём они поют. Такая манера исполнения – это мое.
Мне нравится, когда музыка проникает внутрь, захватывает полностью, находит отклик в душе. Я слушаю разную музыку… Иногда, совершенно невольно, я слушаю музыку, которая нравится моим сыновьям. Даже рэп иногда попадается! (Смеется.) Некоторые говорят, что рэп – это бред, один шум. Но ведь его любят многие люди, и двое моих сыновей в том числе, а мне хочется понять, что они в нём находят. Может что-то в нём и есть? Для меня важно, что несет эта музыка – любовь или ненависть. Это главное, а форма — дело десятое.
В начале 70-х вы никогда не давали интервью и пресса вас, мягко говоря, недолюбливала. И, несмотря на это, Grand Funk Railroad были в Америке группой №1. Как вам это удалось?
Да, мы были настоящей народной группой, заработали популярность исключительно нашими песнями. Они были настолько созвучны настроениям американской молодежи, что она сразу, с первого выступления приняла нас. Тогда, если ты помнишь, вовсю шла вьетнамская война, которая никому, кроме Пентагона, не была нужна. За что гибли тысячи наших парней на другом краю Земли? Всем уже было ясно, что война проиграна, но эти гады из правительства всё посылали и посылали на смерть молодых ребят. Власть не хотела мира, потому что война приносит огромные деньги корпорациям. И войну надо было остановить любой ценой. Наша песня «People, Let’s Stop The War» стала тогда просто настоящим антивоенным гимном!
А что касается отношений с прессой, то тут сказалась наша неопытность. Наш менеджер, Терри Найт, который был до этого неудавшимся музыкантом, с самого начала решил держать нас подальше от прессы. По его словам, это создавало вокруг группы атмосферу таинственности. Мы не имели права общаться с прессой — так было записано в нашем контракте. Нас тогда больше интересовала сама музыка, а не все эти тонкости шоу-бизнеса, поэтому мы не придали этому пункту договора никакого значения. Позже, когда группа стала очень популярна, это сыграло с нами злую шутку. Найт присвоил себе все заслуги: мол, это я создал группу, это я научил их играть и подсказывал о чём петь, я – мозг группы, я самый крутой и самый классный! (Смеется.) У него началась просто мания величия, а мы не могли ничего с этим поделать, потому что были связаны контрактом. Но и терпеть это было больше нельзя. Пришлось обращаться в суд, чтобы расторгнуть договор. Мы добились своего, но очень дорогой ценой – Терри обобрал нас просто до нитки. Мы не могли даже использовать название нашей группы полностью, пришлось сократить его до Grand Funk. Даже сейчас вспоминать неприятно. Но это был хороший урок на будущее.
Раз уж вы упомянули «People, Let’s Stop The War», хочу спросить: в вашем репертуаре всегда были, что называется, «песни протеста» — «Politician», «Save The Land», «I Want Freedom» и многие другие. Как вы считаете, тогда эти песни как-то помогли улучшить мир? И возможно ли это сейчас?
Музыка может изменить мир! Я был в этом убежден и тогда, и сейчас. Вопрос, какая музыка. Ситуация радикально поменялась за эти годы. Музыка больше не находится в руках артистов — ее контролируют корпорации. Во времена моей молодости радио было главным проводником новых музыкальных идей. В них был и смысл, и содержание. То, что сейчас звучит из радиоприемников и телевизоров, по крайней мере, в Америке, не несет даже капли здравого смысла. Это полное безумие. Все СМИ — под контролем этих корпораций. Всё, что мы видим и слышим, принадлежит им. Они могут говорить любую ложь, и им верят те, у кого нет альтернативных источников информации. Если я напишу песню, допустим, с революционным содержанием, она никогда не выйдет в эфир. Власть не хочет, чтобы народ увлекался подобными идеями. Они пытаются нами манипулировать и фильтровать любую информацию, в том числе и музыку. Вы не услышите по радио в Америке музыку таких групп, как МС5, Flock или ту же нашу «People, Let’s Stop The War». Только по интернет-радио можно услышать такие песни. Настоящая музыка только там и может выжить сегодня.
Сейчас во всем мире заправляют те, кто печатает деньги. Но ведь они печатают пустые бумажки! Реальную цену им придает наш с вами труд. Стоимость стодолларовой банкноты — два цента и, получив от них эту бумажку, мы уже должны им 99 долларов 98 центов. Мы должны наполнить ее на эту сумму своим трудом! Вот в чём фокус, вот где истоки власти! Только очень немногие хотят это узнать. И этот фокус проделывают не дьявол, не духи, а такие же люди, как мы – держатели наших долгов. Наши долги – их главное оружие против нас же.
Безусловно, в мире есть хорошие люди, и их большинство, но они не у власти. Они связаны теми же долгами, что ты и я. У нас уже сознание вечного должника, а я хочу видеть всех людей свободными. Люди всегда стремятся к традиционным ценностям: миру, любви, свободе. Это и несет наша музыка. Я считаю, что нас всех пытаются загнать в очень ограниченное пространство, оно становится всё меньше и меньше, и музыка, настоящая музыка, позволяет вырваться из этого пространства. Мы всё равно донесем до людей то, что хотим, потому что любовь нельзя убить! А наша музыка – это музыка любви. Поэтому она и жива до сих пор.
Марк, вы говорили о двух ваших сыновьях, кто-то из них пошел по вашим стопам и стал музыкантом?
Ну, вообще-то у меня четыре сына и уже столько же внуков. (Улыбается с гордостью.) Старший сын, Адам — от моей первой жены Донны. Она была вокалисткой в группе Wet Willie, которая выступала на разогреве у Grand Funk Railroad. Мне очень нравилась их песня «Keep On Smilin’». Мы стали встречаться, но я не был готов заводить семью, больше всего в то время я любил борьбу за мир и свободу. Донна не хотела мне мешать в этом и вернулась со своей группой в Алабаму, откуда они все были родом, а я остался в Мичигане. О том, что она на тот момент была беременна, мы оба не знали. Сейчас у меня отличные отношения и с Адамом, и с Донной. Еще троих сыновей мне подарила моя вторая жена Лиза. Все мои парни отличные ребята! Музыкой занимаются только двое, как любители. Сегодня этим на жизнь заработать не так просто. Но я научил их главному – это уважать женщину и заботиться о ней, относиться как к равной, тогда и будет любовь. В любви ты должен отдавать всё, а не думать, кто из двоих любит больше, кто меньше. Взаимоотношения между мужчиной и женщиной – это очень деликатная, хрупкая вещь, и без равенства не получится ничего.
Оглядываясь сегодня назад, хотели бы вы что-то поменять в своей жизни или музыкальной карьере, если бы была такая возможность?
Я ничего не стал бы менять. Любой опыт в этой жизни, даже самый горький и болезненный — это урок для души. Урок, который надо выучить и двигаться дальше. Полтора года назад мой младший сын, которому сейчас 21 год, получил серьезную травму, в результате которой его полностью парализовало. Наша забота и любовь – единственная терапия для него. Вся наша жизнь изменилась. Боль, которую мы испытали тогда, заставила нас обратиться не на небеса, не к Создателю, а внутрь себя. Знаешь, почему? Всё, что создал Бог, уже находится внутри нас. И главное, что он создал – это любовь. После несчастья с нашим сыном мы с женой еще больше убедились в этом. Важно найти любовь в себе и дарить людям. Любовь имеет свойство возвращаться. То, что ты отдаешь, то и возвращается к тебе. Это действительно так, это работает!
***
После концерта я спросил Марка, насколько прав был Джо Линн Тернер, когда говорил ему о благодарной российской публике.
— Он был абсолютно прав. Я счастлив, что приехал к вам. Обязательно еще вернусь!
Александр ЖЕЛЕЗНОВ
Фото: Игорь Швейцер.
Благодарим Александра Бережного (Prestige Concerts) за организацию интервью.
