Студия группы «Ария» похожа на все рокерские репбазы – ничего лишнего, пара комнат в старом советском ДК. Штабеля кофров с инструментами у входа – группа только что отыграла хедлайнерский концерт на «Ария-фесте» и готовится к новому турне. В углу фанатские сувениры: сварочный шлем для «героев асфальта», меч, скульптурная группа «Ария на концерте», рассыпающаяся от времени и плохого гипса. Три года назад она была еще целехонька…

Бас-гитарист Виталий Дубинин проводит нас внутрь. «Шарфик нашелся! Уже давно простился с ним, и вдруг он нашелся», — радуется он, кутаясь в шарф. В ДК холодновато… «Может, пивка?» Несколько упаковок новорожденного пивного бренда «Ария» ждут в углу. Нет, дело – прежде всего!

Мы беседовали с Виталием три года назад, как раз тогда, когда в группе дебютировал новый фронтмен Михаил Житняков. К счастью, певец прижился, и группа выпускает уже второй студийный альбом с его участием. Вышел диск «Через все времена» за несколько дней до нынешнего интервью, и по первым прослушиваниям показался более чем достойным. Но было что обсудить и помимо новинки – только что прошедший «Ария-фест», причины отсутствия на нём гитариста и основателя «Арии» Владимира Холстинина, планы «арийцев» на предстоящее 30-летие…

Начнем с нового релиза. «Через все времена» — второй альбом, записанный с Михаилом Житняковым. Наверняка после выхода предыдущего были мысли, что получилось, а что можно исправить…
На самом деле мы ничего не исправляли. Конечно, альбом — другой, потому что на «Фениксе» Михаил пришел уже на финальной стадии, когда весь инструментал был записан, и мы ему просто сказали – давай быстро пой, как говорится, пока не удавили (смеется). На этот раз он участвовал в создании песен с самого начала, пел «рыбы» на всех демо, словом, был в курсе материала. Поэтому, когда дело дошло до записи, для него это было не так страшно, как в прошлый раз. Наверное, поэтому всё получилось легче, и времени на запись было потрачено меньше.
А что-то переделать, учесть ошибки прошлого альбома… Наоборот, тогда пришлось его довольно сильно переделывать, потому что то, как пел Михаил поначалу, не очень вязалось с «Арией». Был у него такой, скажем так, мальчишеский задор, несвойственный нам. А проработав три года, он освоился, понял, чего от него хотят, как надо петь, и сам определился, как ему легче. Мы ему даже особых советов не давали.

Когда пишется «рыба» для будущего текста, ее придумывает автор музыки или вокалист?
Конечно, автор музыки. Но, во-первых, Михаил выступил на этом альбоме и как композитор (Житняков стал соавтором песни «Точка невозврата», — прим. авт.). Там, конечно, он придумал и мелодию, и гармонию. А так – чья песня, тот ее как-то и напевает. Раньше бывало, что мы садились и на гитарах играли-пели, а сейчас чаще приносишь демо, где всё забито на компьютере и спето – может, и неуклюже, — самим автором. Потом уже Михаил начинает на репетиции интерпретировать, а ты смотришь и говоришь, где правильно, где неправильно.

Насколько он далеко уходит от изначального варианта?
Может, в «Арии» мы все такие ревнивые, но и Михаил, и предыдущие вокалисты очень редко уходили от изначально задуманного… Бывает, когда на первой-второй репетиции вокалист не помнит досконально ноты, поет иначе, но подспудно чувствуешь – что-то не так, надо петь, как задумано. И если только новый вариант уж очень хорош, тогда чуть-чуть меняешь. Но это очень редко случается. Быть может, процентов пять в песне…

Каким образом, в каких условиях приходят идеи песни? Садишься и осознанно начинаешь сочинять, или вдруг где-нибудь в метро что-то слышится…
Как угодно! Бывает, что да, надо сочинять. Вот сейчас – мы решили делать альбом, хорошо, а из чего его делать? Не будешь же сидеть и тупо ждать – ах, меня осенило! Садишься и начинаешь сочинять…
Как я делаю: встаю и, не с утра, а, скажем, днем сажусь и начинаю играть на гитаре. Понимаю, что всё это полная ерунда, но вдруг через час вдруг рождается кусок откуда-то из другой области… Раньше были кассетные диктофоны, сейчас, слава богу, всё можно в телефон записать. Вечером послушал, видишь – да, это можно стереть, а вот это – оставить.
А бывает, едешь за рулем, и приходит что-то, тоже быстро записываешь, с утра слушаешь – ну, кошмар, надо стирать! (Улыбается.) И так вот – степ бай степ.

Эти мелодии идут от акустической гитары, от бас-гитары, от голоса?
Совершенно точно есть песни, которые придумывались на акустической гитаре, есть – на бас-гитаре, есть те, что придумывались вообще без инструмента. Главное – не забыть! Придумываешь-придумываешь… даже ночью бывает, лежишь – думаешь, вот точно вспомню! С утра встал и всё забыл. (Разводит руками.)

Какие из вещей на альбоме сделаны в ситуации «надо написать», а какие пришли спонтанно?
Трудно сказать. Они все в той или иной степени спонтанны. Если бы я был композитором в прямом смысле слова, зарабатывал бы себе этим на жизнь, то действительно вставал бы и, как на работе, начинал сочинять. Вот я пишу симфонию: сажусь и четыре часа в день работаю. А мы-то в группе не композиторы, а, скажем так, авторы-исполнители. Когда решаем, что надо писать альбом, тогда и начинаются поиски мелодий. А чтобы они рождались одна за другой и оставалось их складывать в копилку – такого нет, во всяком случае, у меня.
Какие-то песни на новом альбоме были придуманы раньше, какие-то позже, но вымученных не было. Какая-то песня проще далась, какая-то сложнее…

К.М.: А было такое, чтобы вдохновил какой-то текст?
У нас такого никогда не бывает. Мы можем с Пушкиной обсудить тему, но первой у нас всё равно рождается музыка. Когда ее пишешь, вообще не знаешь, про что это всё. Я считаю, что автор текста должен послушать музыку и сам понять, про что она. И в зависимости от ее характера и выбирается круг тем.
Допустим, «Зов бездны». Я занимаюсь дайвингом, и мы давно с Пушкиной хотели написать песню об этом. Но нужна соответствующая музыка.

К.М.: Эпичная.
Даже не эпичная, а просто подходящая к теме. Какая-нибудь лирическая баллада «Утонула ты» – не подойдет. Боевичок – тоже не подойдет. Мы говорили об этом года три-четыре назад… И вот, я говорю ей, получается песня, которая могла бы подойти к тому, о чём мы говорили. Про бездну.

То, что человек оказывается в чужом мире, который влечет в себе… Это и есть впечатления человека, который занимается дайвингом?
Да, именно такое бывает состояние у многих дайверов. Возникает чувство не то что эйфории, а желание погружаться всё глубже. Или желание вернуться туда… Как говорят дайверы, «жабры сохнут». Когда проходишь какой-то предел, когда в мозгу случается так называемый азотный наркоз, может показаться, здесь гораздо лучше, чем наверху, и что ты хочешь остаться здесь навсегда. Это не моё, не Пушкина придумала — многие об этом говорят.

К.М.: С музыкой так же у вас? Желание погружаться?..
Ну, наверное…

К.М.: На концерте видно, что от вас идет огромный поток энергии – словно вы так же находитесь в некоем пространстве…
Отчасти да… Ведь почему мы занимаемся? Потому что, прежде всего, это нравится… Как ты будешь вести себя на концерте? О чём ты думаешь? А ни о чём не думаешь…

А не возникает ли на концерте чувство, когда вы играете, особенно определенный набор хитов, что эту же вещь вы уже играли секунду назад где-то в городе N?
Нет, прямо такого вот нет. Когда составляешь программу – да. Думаешь: «Ох, опять «Герой асфальта», опять «Улица роз», мы же это уже играли, ну куда от этого деться, может, не будем?» – «Но вот вчера люди подходили и говорили, мол, что же вы ее не сыграли, а ведь вы тут были первый раз за пять лет, и мы так соскучились по этим песням…» И, мы, конечно, вставляем их. Вроде как обязон такой. А на концерте я никогда не ловил себя на мысли «ой, сколько можно». Это уже как с горы спускаешься – ты находишься в этом процессе. Горнолыжники с одной горки скатываются по сто раз. Классический музыкант может играть всю жизнь одно произведение, причем не свое – и каждый раз это по-разному получается. Не потому, что иначе звучит, а потому, что эмоции всё время новые испытываешь.

К.М.: Много ли идей, песен осталось за рамками альбома?
Идей-то может, и осталось, но… Знаете, бывает, западные музыканты говорят – мол, мы написали на альбом 80 песен, а отобрали 10… У нас такого никогда не было. Конечно, есть нереализованные идеи, но такого не было, чтобы мы доводили песню до готового вида – делали аранжировку, текст – а потом не вставляли в альбом. Вот «Бегущий человек» – мы записали эту вещь на предыдущий альбом. По крайней мере, скелет – барабаны, бас, ритм-гитара. А потом поняли, что не успеваем – текста нет, а диск надо уже сдавать, и отложили. В этот раз таких песен не было.

«Бегущий человек», кстати, одна из любимых моих вещей сейчас. Почему на диске только одна песня от Холстинина?
Это лучше Холстинина спросить… Он принес то, что принес, а связано это с проблемами со здоровьем, которые были у него уже достаточно давно. Мы приступили к записи в январе этого года, а у Холстинина как раз начинались проблемы со спиной. А когда у тебя нелады со здоровьем, тебе уже не до творчества. Это ведь не Моцарт, который на смертном одре «Реквием» дописывал…
Сейчас у Володи всё хорошо, и в будущем, думаю, его вещей будет гораздо больше. Он уже сказал, что есть нереализованные песни, которые он не успевал подготовить.

А в записи Холстинин в какой мере участвовал?
Как инструменталист – как обычно. Мы вместе делали аранжировки, он играл ритм, играл соло.

У вас нет такого подхода: «Это моя вещь, я ее и играю»?
Есть. Но, во-первых, шесть песен не принадлежат гитаристам, поэтому в этих шести песнях они играли вместе. Попов сыграл в своих песнях ритм, а соло – и Холстинин, и Попов. В своей песне Володя записал целиком всё сам. Но мне-то нравится, когда группа записывает всё так, как будет исполняться на сцене, несмотря на то, чья это песня. Хотелось бы, чтобы на записи было так же, как на концерте.

Возвращаясь к теме текстов. На альбоме есть несколько вещей, скажем так, злободневных: «Город», «Время затмений»… Сейчас переломный момент в нашей истории, а есть ли у вас потребность что-то говорить людям, показывать своим примером?
Мы можем констатировать какой-то факт, высказать свое отношение, а вот руководство к действию давать… Ну кто мы такие, чтобы это делать? Не знаю.
Может, надо быть автором и музыки, и текста, чтобы чувствовать такую потребность. А я написал музыку, да, я согласен с темой, которую предложила Маргарита во «Времени затмений»… Но так, чтобы указывать: «Смотрите, ребята…» По-моему, это неблагодарное занятие – учить.

Поговорим об «Ария-фесте»… Меня удивила такая вещь: вы играли с Михаилом Бугаевым, и совершенно ничего не сказали о том, что он заменил Владимира Холстинина. Замена гитариста осталась совершенно за кадром, почему?
C Бугаевым мы уже перед «Ария-фестом» сыграли 10 концертов. В самом начале, когда мы поняли, что Холстинин не поедет, собирались записать обращение для сайта… Но Володя поначалу не хотел этого делать. А в турне мы на каждом концерте говорили: «К сожалению, Владимир Холстинин заболел, и нам помогает Михаил Бугаев». Всем в соцсетях было это известно.
А перед питерским фестом мы выложили всё-таки обращение Холстинина… Он на самом-то деле собирался играть, но в последний момент понял, что не сможет. Те, кто хотел это узнать, это узнали. А на самом концерте? В Москве все знают лучше, чем в любом другом городе, что Холстинина на сцене нет, и что это Бугаев из группы «Гран-Куражъ». А в конце мы об этом сказали…

И как вписался в группу Михаил Бугаев?
Считаю, что хорошо! Сначала мы хотели взять либо Маврина, либо Терентьева. Мы начали наш предыдущий тур в октябре, было 13 концертов без заезда домой, и концерту к 10-му Холстинин понял, что в следующий тур уже не сможет поехать. «Ну, позвони тогда кому-нибудь из наших…» – сказали мы ему. Посмотрели — у Маврина гастроли, позвонили Терентьеву, он вроде сначала согласился: «Давай до завтра подумаю…» А назавтра понял, что не сможет участвовать по семейным делам. Тогда Миша предложил: «Давайте Бугаеву позвоним…» – «А он материал знает?» – «Да, знает какие-то арийские песни». Звоним: «Сможешь?» – «Ну, очень неожиданно, но я попробую…»
На следующий день после приезда с гастролей попробовали, и я смотрю – получается! Нам главное, чтобы он сыграл ритм, чтобы не было пусто и не приходилось играть с одной гитарой 10 концертов… Песни бы пострадали, пришлось бы все аранжировки переделывать. А когда есть четкий ритм, уже всё хорошо. К тому же Бугаев постарался в точности «снять» холстининские соло. Именно это было нам и нужно. Возьми какого-нибудь нашего известного гитариста, он бы пришел и сказал (нахальным голосом): «Соло? Да зачем? Да я сам всё по-своему сыграю!» Конечно, когда человек приходит на постоянную работу, он может играть всё по-своему – вот как Стив Морс в Deep Purple. А нам нужно было, чтобы звучание группы максимально сохранилось, и Бугаев с этим очень хорошо справился, за что ему большое спасибо.

Он проделал огромную работу!
Я даже не ожидал, что так у него хорошо получится, ведь реально было очень мало времени. Неделя всего! Мы собирались три раза, по два часа репетировали и поехали на гастроли.

Еще вопрос про «Ария-фест». Не было ли мысли сделать в финале, как в прошлом году, какой-то совместный выход с другими музыкантами?
Мы думали об этом. Но что вместе играть? «Smoke On The Water» какой-то? Не знаю. (Вздыхает.) Mago de Oz хотели с нами сыграть, спрашивали, какая будет заключительная песня. Мы им даже написали слова «Дай жару», чтобы они спели их с нами. Но как у нас бывает? «Ребята, автобус пришел, пора ехать в гостиницу!» – «А мы хотим остаться!» – «А если хотите остаться, тогда добирайтесь сами…» Мы их ждали-ждали, спрашивали, где же испанцы. – «А их увезли в гостиницу! У автобуса – расписание!» Поэтому ничего и не случилось.

А за приезд Mago de Oz вообще кому сказать спасибо?
Стасу Зализняку из Motley Concerts. Он сказал нам, что есть такая испанская группа, которая у нас ни разу не была, и в Москве у нее очень много поклонников… Я, честно говоря, про нее не знал, залез на YouTube, посмотрел – там по полтора миллиона просмотров их клипов. «Ну, давай!»

«Ария» вообще участвовала в формировании программы?
Можно сказать, что участвовала. Те имена, которые предлагал Стас, мы согласовывали. Я уже не помню, что-то мы даже отвергали! А кого-то хотелось позвать, но он говорил, что мы не потянем их концерт в «Стадиуме» по гонорару. Мы хотели Sabaton привезти, хотели, чтобы выступила Доро, и даже говорили с ней в Болгарии на эту тему в прошлом году. Словом, сообщали, кого мы хотим видеть, а кого – не хотим.

Был ли фестиваль средством воплощения мечты о том, чтобы с кем-то выступить на одной сцене?
(Удивленно.) Да нет, конечно, нет! Наоборот… Фестиваль возник, поскольку было очень обидно, что нет какого-то специализированного крупного метал-фестиваля. Я понимаю, у нас тоже клубный фестиваль, но клуб-то большой! Может, надо объединиться с «Катарсисом», с Moscow Metal Meeting, хочется сделать опен-эйр, чтобы люди приезжали с палатками из других городов…
А сыграть с кем-то… ну, это уже столько раз было… Может, лет 20 назад я бы об этом думал. А когда я бывал много раз на сцене, за кулисами, у меня такое желание пропало. Ну, видишь, что люди тоже работают, и что толку? Раньше хотелось сказать (взволнованно, тянет руку): «А я тоже музыкант! Я тоже играю!» Теперь — совершенно не хочется.

А какие желания остались у вас – глобальные, как у музыканта?
Глобальные – продолжать играть. Ведь проблемы у меня практические такие же, как у Холстинина, только менее выраженные. Хотелось бы, чтобы здоровье не подводило, чтобы по-прежнему заниматься тем, чем занимаешься. Но не потому, что если я не заработаю, то положу зубы на полку… Зарабатывать можно и по-другому, наверное. А изменить свою жизнь, когда ты всю жизнь занимался этим и ничем другим… Я полтора года был инженером после окончания института, а потом – только музыка. Как-то так совпало — когда делаешь то, что нравится, и еще за это деньги получаешь. Это ведь не работа, и даже не хобби, а, если можно сказать громкими словами, образ жизни. И не хочется его менять, а хочется, чтобы это как можно дольше продолжалось.
Бывают мысли: «Как нам не надоело эту «Улицу роз» играть, в одни и те же залы грязные приезжать по десять раз?» Но стоит посидеть дома месяца два, зимой обычно, и всё – понимаешь, что ты без этого не можешь. Опять хочется в дорогу, опять хочется выйти на сцену, на гастроли ездить, играть со своими друзьями.

Последний вопрос: следующий год юбилейный, как будете отмечать?
(Директор группы Юлия Беликова за кадром тихо смеется.) Мы уже не знаем, что делать! Мы уже приглашали и бывших участников, и…

…и будущих!
И будущих, и с оркестрами мы играли, хочется не повторяться, и надо всех собрать. По-хорошему, можно было бы записать – конечно, не диск, а песню – с бывшими участниками. Такая идея была на 25-летие, к сожалению, не вышло, будем надеяться, что получится на этот раз.

Будем надеяться!

Владимир ИМПАЛЕР
Катерина МЕЖЕКОВА
Фото: Катерина Межекова.
Благодарим Наталью Ступникову и Юлию Беликову за организацию интервью.

Наше предыдущее интервью с «Арией» — http://inrock.ru/interviews/aria и http://inrock.ru/interviews/aria_2011_2